Читать книгу "Здравствуй, брат, умри - Макс Острогин"

— А я слышал, что у них на лицах еще улыбка была, — перебил Джи.

И улыбнулся.

И меня почему-то пробрало по спине морозцем от этой его улыбки.

— Говорили, что это проклятие, — продолжил Бугер. — Что в игрушки как бы перешли души их предыдущих хозяев и эти души мстят…

Бугер замолчал.

— Зачем ты тогда это притащил? — Я указал на ящик.

— Так это давно было… Давно, и оно уже прекратилось… Я изучал почти семьдесят лет… планетарных, конечно. Я знаю многих, кто хранит игрушки…

Бугер понял, что лишнее брякнул, Хитч поглядел на него хищно.

— Игрушки — это просто игрушки, — сказал Джи. — Пластик и дерево. И стекляшки…

— А если…

Мы все переглянулись.

— Ладно, с меня хватит. — Хитч отобрал у Джи трубку, отобрал у Бугера шар, швырнул обратно в коробку.

— Ты чего? — не понял Бугер.

— Ничего.

Хитч поднял коробку и выкинул ее в окно. Игрушки не брякнули, их там внизу словно кто-то поймал в знакомые мягкие лапы, и это тоже прогнало у меня по хребту ледяную волну.

— Все. — Хитч постучал ладонью о ладонь. — Больше никаких игрушек. — Сейчас обед, затем выдвигаемся вдоль улицы. Кто побежит за капсулами?

Мы сыграли в «камень, лезвие, пластмассу», проиграл Бугер.

Глава 15

Дикие

Привязалось к одному человеку Злосчастье. Сам он виноват был, дурак потому что. Шел себе шел, вдруг видит — лежит в канаве кукла. Ему плюнуть надо было да дальше идти, а он с глупости ее подобрал. И прилипло к нему невезенье. Да такое, что продохнуть нельзя совсем. Пойдет гулять — ногу вывихнет, из колодца воду начнет доставать, а там плевок или жаба, жизни совсем нет. И никак от этой куклы ему не избавиться было. Что только он не делал, даже в костер кидал. Кинет, палкой придавит, смотрит, как кукла горит. А на следующий день опять ее находит. То у дверей, то на лавке. Камней к кукле привяжет, и в реку, тоже никакого успеха. Никак не отвязаться. Загрустил тогда уже мужик совсем, закручинился…

А чем все дело закончилось, я так и не узнал — книжки была только половина, другой половины нет, оторвано все напрочь, такое часто у нас приключается, такая вот экспедиция. Кстати, однажды со мной вообще странная вещь произошла, на дальнем юге, на таком юге, куда мы с Хромым только раз забирались. Забрались — и пожалели, жарко так, что из кожи хотелось выпрыгнуть просто. И обезьян много. Нет, на севере тоже обезьяны встречаются, но столько обезьян, сколько в том городе, я никогда не видел. И все такие мелкие, гадкие, кидаются камнями и стараются стащить все, что попадается под руку. Но не о том я. Там такой был большой город незаросшего типа, мы по нему бродили долго и, в общем-то, бессмысленно, туда-сюда, а потом нашли библиотеку. Вообще несъеденную. Времени у нас много, решили в этой библиотеке посидеть. Почитать в свое удовольствие, отдохнуть, полезное, может, что узнать. И вот что в этой библиотеке мы обнаружили. Там были, конечно, книги. Много книг, разных. Но и еще кое-что. Картинки. Вырванные из этих книг. Кто-то очень постарался, все эти книжки выдирая. Правда, я совсем не понял, зачем все это было сделано, картинки лежали просто горами.

А Хромой тогда чего-то призадумался. Я бегал по библиотеке и выбирал полезные книжки, ну, к примеру, книжку про то, как шкуры дубить и из этих шкур пошивать одежду, про то, как с оружием обращаться, другое разное. А когда я вернулся, то обнаружил, что Хромой разложил по полу вырванные страницы и теперь их вовсю изучает. Я пригляделся. И мне даже не по себе стало — на всех этих вырванных страницах были люди. Фотографии, картинки, и на этих картинках везде люди. Не животные, а именно люди.

Что это было, мы так и не поняли. Хромой сказал, что это, наверное, еще со времен заразы осталось. Кто-то с ума сошел и по-вырывал все эти изображения. Объяснил он мне все это вроде как. Но я-то понимал, что он это сказал только для того, чтобы меня успокоить, я тогда еще был маленький, но тем не менее видел, что страницы из всех этих книг вырваны совсем недавно.

Страшно мне тогда стало…

И вот, значит, про сказку эту, про Злосчастье. В голове все крутится, крутится, Злосчастье, Злосчастье… И все эта кукла… Но мне Злосчастье не куклой представлялось, а таким мужичком-кулачком. И почему-то одноглазым. Эциклопом, короче, а на правой ноге вместо ноги копыто. Меня эта сказка очень неприятно удивила, я даже спросил тогда у Хромого: бывает так или нет? Хромой только рассмеялся и сказал, что не, не бывает.

А бывает.

Тогда ведь мы нашли как раз. Куклу. Шли по лесу, шли, вдруг Хромой остановился и указал пальцем. Я поглядел, а под осиной кукла сидит. Но не обычная, не пластиковая, а из каких-то веревок и тряпок связанная, такая грязная-прегрязная, а лица нет — ни глаз, ни рта, ни носа, одна тряпка.

А сказку эту не вспомнил, только сейчас вспомнил. А надо было тогда вспомнить, надо…

Потому что Хромой умер. Глупо, не так, как должен умирать человек. Человек должен отходить дома, в своей постели. И его воспитанник должен стоять рядом и проливать слезы. Это обязательно — проливать слезы. Только когда по человеку плачут, он попадает рай. Рай — это хорошее место. В раю много еды, в раю хорошо пахнет, всегда лето и совсем нет диких, их в рай не пускают из-за вони. Ну, так, во всяком случае, говорил Хромой. И добавлял, что, когда он умрет, я должен буду обязательно над ним хорошенько поплакать. Только Хромой не думал, что у него так скоро это получится, он не предполагал, что наступит на гвоздь.

Гвоздь был самый обычный, ржавый. Хромой наступил на него в старой, сросшейся с землей деревне, мы отправились туда за грушами. Хромой провалился ногой в яму и наткнулся на гвоздь.

Ранка получилась совсем маленькая, на такую даже внимания обращать не стоило, мы набрали две корзины груш и отправились восвояси. Все было нормально, но на подходе к дому Хромой вдруг захромал.

А когда вечером он поглядел на свою ногу, то обнаружил, что она покраснела и распухла. Он приложил подорожник и выпил целый стакан рому с перцем, он всегда так делал, когда заболевал, и всегда помогало. А вслед за ромом с перцем хорошо еще пожевать соты с медом, тогда к утру пропотеешь, и все, здоров.

Хромой пропотел, но нога не прошла, наоборот — раскраснелась еще сильнее, так что он уже с трудом ходил даже по дому.

Весь следующий день мы лечили ногу. По-разному: растираниями, змеиным ядом, выпускали кровь. Но она болела все сильнее и покраснела уже до бордового состояния, а ступня начала понемногу чернеть.

К вечеру третьего дня Хромой предложил отпилить ногу до колена. Другого выхода не было, ну, так он, во всяком случае, сам считал. Я был не согласен. Отпиливать ногу — это все равно что самоубийство, как жить без одной ноги?

Но Хромой уже не мог терпеть. Я взял его саблю и хорошенько ее наточил. Надо было попасть выше коленного сустава. Я перетянул ногу, потом дал Хромому две бутылки рому. Он выпил обе. Потом я…