Читать книгу "На прощанье я скажу - Джонатан Троппер"

— Прекрасно! — восклицает Зелински, подскакивая к нему. Берет Сильвера под руку и увлекает в центр площадки. — Вот и наша первая жертва!

— Нет, — говорит Сильвер. — Я шел…

Зелински поворачивается к нему.

— Как вас зовут, сэр?

— Сильвер.

— Давайте поприветствуем Сильвера аплодисментами! — призывает Зелински.

Толпа аплодирует. Сильвер видит отца, стоящего среди пожилых мужчин. Он резко оборачивается к сцене, в его глазах сквозит беспокойство. Он видит Кейси, стоящую сзади, встревоженную и униженную передрягой, в которую он умудрился угодить.

— Итак, Сильвер. Прежде чем я проникну в ваши мысли, мне нужно чуть лучше узнать вас. Кем вы работаете?

— Я музыкант.

— Хороший?

— Нормальный.

— Да, я тоже. Поэтому выступаю на бат-мицвах. Все дело в мастерстве, верно?

Публика одобрительно хихикает.

— Хотите ли вы что-нибудь сказать Эшли? Мы все внимательно слушаем.

— Мои поздравления, Эшли.

— А откуда вы знаете виновницу торжества?

— Я ее не знаю.

— Так вы что, заявились без приглашения?

— Да. Выходит, что так.

Тут Зелинскому явно становится неловко. Он не понимает, как это обыграть. Он вопросительно смотрит на Сильвера, тот пожимает плечами. В зале повисает тишина. Сильвер вдруг видит, что Зелинский покрылся потом, который струйками стекает с лысой макушки к вискам. Он чувствует, что и него взмокла спина. Взгляд падает на Кейси, которая подалась вперед и отчаянно мотает головой в сторону выхода.

— Привет, Кейси, — говорит он и машет рукой.

Он не сообразил, что Зелински все еще держит перед ним микрофон, и его голос разносится по всему залу Кейси вся сжимается — три сотни взглядов устремляются на сцену в поисках ее. Она вспыхивает и машет в ответ, выдавливая натужную, но, думается Сильверу, все же очаровательную улыбку. Не сводя глаз с Кейси, Сильвер забирает микрофон у Зелински.

— Мне так жаль, детка, — произносит он.

Широко раскрыв глаза, Кейси выразительно качает головой. Не сейчас! Пожалуйста!

Но это как наблюдать за самим собой с потолка, с аляповатой люстры, висящей в центре зала, и ничего не остается, как вместе со всеми наблюдать за происходящим.

— Я не хочу быть здесь, — говорит он. — Я не знаю, почему я здесь. Под здесь я не имею в виду именно этот праздник, хотя, если уж честно, зачем я на нем, я тоже не знаю. Не знаю всех этих людей и, судя по этой нелепой вечеринке, уверен, что большая их часть не вызвала бы у меня симпатии. Но я не об этом.

Он смутно сознает, что тишина в зале наливается тяжестью, ее уже ничто не нарушает. Ни звука.

Ни звяканья вилки о тарелку, ни шепота, ни сдержанного кашля. Из вежливой тишины она превратилась в жадное внимание. Кейси перестала кивать на дверь. Теперь она просто глядит на него, трудно сказать, с ужасом или интересом — свет видеокамеры слепит ему здоровый глаз. Но сейчас он владеет ее вниманием и не знает, когда представится другой случай.

— Не знаю, как я превратился в такого человека, в этот никчемный, жалкий космический шлак. Я много раз прокручивал это в голове, пытаясь определить момент или событие, с которого все пошло не так, но не могу. Это как будто как-то вечером я лег спать, а проснулся в полном онемении.

Она чуть сдвинулась и теперь стоит в проходе между столиками, и он уже может разглядеть ее лицо. Настолько, чтобы увидеть, что она плачет.

— Я так долго ничего не чувствовал, Кейси. Я забыл, что значит — чувствовать что-то. Но в тот день, проснувшись в больнице, я вдруг стал чувствовать опять. И не перестаю до сих пор. Я всегда знал, как сильно люблю тебя, горжусь тобой, но теперь я могу это снова чувствовать, и это грандиозно. Это наполняет меня, и поэтому я не хочу делать эту операцию. Я лучше умру прямо здесь, на этом самом месте, чувствуя все это, чем проживу еще лет тридцать или сорок так, как прожил последние десять.

Кейси плачет уже в открытую. За ней, у входа в зал, он видит человека, наверное, это и есть мистер Росс. Он раздраженно выговаривает что-то охранникам, и те начинают прокладывать себе дорогу между столиков к танцполу Сильвер поворачивается к Зелински, все еще стоящему рядом. Вид у того, будто его сейчас стошнит.

А потом откуда-то сзади в зал врывается мощный басовый рифф. Короткими тремоло вступает соло-гитара, а следом и ударные, и группа начинает играть тот самый аккордовый пассаж. Музыка возвращает его в далекое теплое весеннее утро. Он растянулся на диване, новорожденная малышка лежит у него на груди. Он целует ее лысую головку, вдыхает грудничковый запах и мурлыкает ей на ухо; свободная мелодия постепенно вырисовывается в то, что станет потом его песней.

Сильвер оборачивается назад. На сцене Дэнни Баптист весело ухмыляется ему, остальные музыканты разбирают свои инструменты. Сильвер улыбается в ответ, благодарный за то, что прервана эта гнетущая тишина. Дэнни склоняется к микрофону:

— Леди и джентльмены, это Дрю Сильвер, я — Дэнни Баптист, и мы все — группа «Поникшие маргаритки»!

Публика разражается удивленными и недружными аплодисментами. Вступление к «Покойся в распаде» достигает паузы, служившей сигналом Макгриди, но Макгриди здесь нет. Баптист смотрит на Сильвера и ободряюще кивает. Сильвер смотрит на Кейси, подносит к губам микрофон, делает глубокий вдох и закрывает глаза. А потом поет.

У него нет силы и мощи Макгриди, его голос звучит гнусавее обычного из-за отека после удара Рича, но он вполне точно следует мелодии, а поскольку на записи альбома Сильвер был на бэк-вокале, голос звучит здесь на своем месте.

До гитарного соло он так и поет с закрытыми глазами, а когда наконец открывает, обнаруживает, что со всех сторон окружен танцующими и хлопающими людьми. Он ищет взглядом Кейси, она по-прежнему стоит между опустевших теперь столиков, улыбаясь ему сквозь слезы и чуть заметно покачиваясь в такт музыке. Потом гитарная партия заканчивается, он продолжает петь, и толпа собирается вокруг него и хлопает в такт. Это особенный момент для всех них, такие нельзя спланировать или срежиссировать; он, Кейси, эти люди — они все связаны нужной песней в нужное время. Каждой своей клеточкой он помнит это ощущение. Ко второму припеву он уже самозабвенно кружится, растворяясь в музыке — такого с ним не было уже много-много лет.

Скоро, скоро я упокоюсь с миром, но пока распадаюсь на части.

И сотня голосов подпевает ему, наполняя ликованием, и он слышит, как вступает голос Дэнни и сливается с его собственным, совсем как в старые времена. И Кейси, у которой по лицу черными струйками стекает тушь, тоже подпевает, как прежде, когда была маленькой и он включал ей песню в машине; и весь зал движется в одном ритме. Было бы славно думать, что музыка снова пришла к нему, чтобы вернуть к жизни, и теперь все изменится. Но он знает, что песня закончится, и холодная беспесенная реальность снова вступит в свои права. Но сейчас, когда звон в ушах достигает наивысшей точки, он чувствует, что в нем столько любви, что непонятно, как с ней быть, и остается лишь закрыть глаза и позволить ей накрыть его с головой, покуда будет звучать музыка.