Читать книгу "Не будите спящую принцессу - Наталья Резанова"

Когда те поднялись из травы, схватились за оружие не только спутники магистра, но и он сам.

— Спокойствие, господа! Это мои соратники, Кирдык и Ласкавый Загремим-оглы, рыцари незримого поля боя. Я ручаюсь за них обоих.

— Мечи в ножны, сэры! — скомандовал граф Бан, и был не совсем прав. Меч имелся только у одного из двоих — тощего, с вытянутой физиономией, немытыми русыми волосами до плеч и редкой бороденкой. Второй — здоровенный, высокий, белобрысый, с квадратной рожей и носом картошкой — был вооружен боевым топором. — В таком случае я должен представить вам своих спутников. Это, — он указал на бугая с топором, — славный конунг Ауди Гоблинсон. А это, — последовал небрежный кивок в сторону тощего, — миннезингер Шланг.

— Гоблинсон? Уж не родич ли Грабли Гоблинсон?

— Великий воин Грабли был моим старшим братом, — пробасил северянин. — Он сгинул под стенами Балдинсхейма.

— Да, я видела, как его убили.

— А его правда убили в бою? Он не умер от ран в своей постели, как непорядочный?

— Правда.

Перед этим Грабли предал орден (скорее всего, не из вредности, а просто не поняв, что происходит), и его случайно зашиб собственный соратник. Но скорбящему брату вовсе незачем было знать такие подробности. Да и волновало его совсем не это.

— То славные вести! — воскликнул он. Потом поднатужился и сказал такую вису:

Пир мечей завершился.

Храбрый к богам уходит,

Просто праздник какой-то!

Миннезингер, к моему удивлению, не промолвил ничего, что вовсе не характерно для представителей его профессии. Напротив, он, стиснув зубы, прилагал все усилия, чтоб не издать ни звука. Еще более странно — такое поведение ничуть не удивляло Ауди и графа.

— А я, со своей стороны, имею ли право спросить, что делает в этой степи граф Бан Атасный, Великий Магистр гидрантов, вдали от своего замка и своего ордена?

Граф Бан вздохнул.

— Увы, дитя мое. Нет больше графа Бана Атасного, есть воевода Бан Заволчанский. И нет больше прежних гидрантов.

Я невольно покосилась на Кирдыка и Ласкавого. Их лица были невозмутимы. Впрочем, Кирдык мог и не знать про гидрантов. Его сфера деятельности — другой регион.

— Это очень долгая и печальная история... — сказал граф (называть его воеводой у меня язык не поворачивался).

— ... и ее неплохо бы запить, — наконец разомкнул уста миннезингер. Голос у него был хриплый, не в пример многим собратьям. — Ежели, конечно, у вас есть жрачка.

— Это можно, — откликнулся Ласкавый. Похоже, ему так осточертели вода и молоко, что он готов был поделиться последней бараниной. — Кирдык, приведи лошадей!

— Нет уж! — заявила я. — Кирдык здесь побудет. А лошадей мы с тобой приведем.

Как только мы отошли от костра, я спросила:

— Ты уже знал, что приключилось с гидрантами, когда арестовал меня в Суржике?

— Ну, знал. Оттого, собственно, ты и привлекла внимание нашей конторы.

— Что же ты мне не сказал, когда мы из этой конторы утекли. Я понимаю — раньше не мог, но после-то?..

— Сначала некогда было... а потом как-то необходимость отпала...

После нашего возвращения Ласкавый принялся подогревать мясо, поддев его на саблю, а по рукам пошла миннезингерова фляга с аквавитой. Даже Кирдык не отказался глотнуть.

Но и я не собиралась отказываться от рассказа графа Бана.

— Так что же случилось с гидрантами?

— О, история эта не новость, она случалась вовсе времена. Мы стали слишком сильны, слишком богаты... и его императорское величество взревновал к нашей славе. Тем более, что после гибели Армии Теней и разгрома мятежного маршала Мордальона империи ничто не угрожало, и мы стали не нужны.

О чем-то подобном намекал мне по приезде в Киндергартен дознаватель ван Штанген. Но потом я была слишком занята, чтобы поинтересоваться развитием событий.

— Ах, эта извечная неблагодарность власть имущих... Нас обвинили в государственной измене в пользу Шерамура. Поскольку маршал Мордальон, с которым сражались гидранты, бунтовал против короля Шерамурского, извечного врага империи, а враг нашего врага — наш друг.

Ну, если на то пошло, Мордальона прикончила Армия Теней, а вовсе не гидранты.

— Кого это волновало? И кто вообще верил к тому времени в Армию Теней? Ведь с ней воевали только гидранты... Короче, был отдан приказ об аресте орденских братьев. По счастью нас успели предупредить...

— И вы бежали.

— Вы вправе осудить меня... увы, это так, постановили, что лучше скрыться, чем предстать перед предвзятыми судьями. Стыдно признаться из Динас-Атаса мы бежали, спрятавшись в возу с сеном...

— Хорош же должен быть воз... — пробормотала я. — И что же было дальше?

— Те орденские братья, что находились в капитанствах на побережье Радужного моря, бежали в Кабальерру. Большинство тех, кто ушел от ареста, нашли приют на пиратском острове Флеш-Рояль и бросили вызов империи, нападая на ее корабли. Я же с горсткой верных людей испросил политического убежища у Иванов, повторив стихи древнего поэта:

Примите нас под свои покров,

Питомцы Волчьих берегов!

Миннезингер Шланг утробно заурчал, но от комментариев снова воздержался.

— Царь Иван Родства-не-Помнящий теперь в дела управления не вмешивается. Но регент, царевич Иван, принял нас милостиво. И тогда я сложил с себя звание Великого Магистра — ведь я потерял на него права, постыдно бежав от суда — и передал их Ивану-Ду... то есть царевичу.

— Но он же другого вероисповедания!

— Вероятно, он решил, что это поможет в его трудностях...

— Что, опять царевна Милена спуталась с Кащеем или Бармалеем?

— Вижу, вы осведомлены о нравах правящего дома Волкодавля... Увы, там дела посерьезнее. Религиозный раскол, столкновения между сторонниками Матери и Матрицы...

— А старый царь совсем из ума выжил и требует какую-то жар-птицу! — выкрикнул Шланг и тут же зажал себе рот ладонью.

— Помолчите, Шланг, — сурово заметил граф. —Так или иначе, Иван-Царевич даровал мне удел в Заволчье — село, именуемое Братки, где теперь и находится моя резиденция.

— Эй, мясо пережарится! — предупредил Ауди.

— Действительно, — Ласкавый извлек баранину из огня.

Некоторое время мы молча насыщались, затем экс-магистр продолжил свой рассказ:

— Потому-то теперь имперская гидра и присоединена к гербу Иванов, я же выезжаю под собственным гербом. Вот он — на моем значке. Тигр, лев и кошка. Оттого он и получил в незапамятные времена прозвище «Трикотин»...

— И как дела в Заволчье?

— Лучше, чем можно было ожидать. Тамошние леса таковы, что поборники Матрицы, вкупе с искателями потерянного города Кипежа, легко заблуждаются и остаются в своих заблуждениях. Потому я и выехал сюда, препоручив охрану Братков испытанному воину Блину Горелому. Вы, кажется, его знаете.