Читать книгу "Легионер - Виталий Гладкий"

Во времена брежневского застоя были попытки снести Собачий Пятачок, чтобы построить на его месте многоэтажные дома, но когда городские власти подняли домовые книги, то у них сразу пропала охота вбухивать деньги в заведомо дохлую ситуацию.

Оказалось, что на каждом квадратном метре в домах аборигенов Пятачка прописано по две семьи - ушлый народец готовился к грядущему переселению в новые квартиры начиная с тридцать восьмого года.

С той поры о Собачьем Пятачке старались не вспоминать. До недавних пор, когда новая русская буржуазия вдруг сообразила, что квартал-то центровой. И началось…

Аборигенов Собачьего Пятачка пытались выжить и мытьем, и катаньем. Но народ там подобрался стойкий, бывалый, и когда однажды на кого-то наехали коротко стриженые братки со стволами, от них только перья полетели.

Амброжей по пьяной лавочке хвастался, что лично отметелил двоих так, что они попали в реанимацию, и Рей ему поверил - Никита не был пустобрехом.

Убедившись, что силой Пятачок не взять, местные олигархи, скрепя сердце, решили раскошелиться. И постепенно наследие НЭПа и планового социалистического хозяйствования начало скукоживаться, уменьшаться в размерах, как шагреневая кожа. Из аборигенов остались лишь самые стойкие… и самые жадные.

Сидя за стожком, Рей гадал, к какому разряду можно отнести Амброжея. И пришел к выводу, что бывший прапор не вписывается ни в одну из этих двух категорий.

Никита принадлежал к тем, кто всегда голосует против всех. Такие люди не любят, чтобы их кантовали, и чтобы им кто-то навязывал свою волю - даже за большие деньги.

Амброжей немного припозднился. Он пришел домой, когда начало темнеть. Рей не смог его перехватить для беседы тет-а-тет, потому что первой это сделала жена Никиты. Наверное, он предупредил ее по мобильному телефону.

Понаблюдав, как они обнимаются, и повздыхав про себя - счастливые! - Рей бросил в рот очередную конфетку и приготовился ждать хоть до полуночи. Он почему-то был уверен, что Амброжей обязательно должен появиться во дворе.

Да и кролики были не кормлены…

Никита вышел из дома через час. Сытно рыгнув, он закурил, и неторопливо направился в сад - ясное дело, к своим ненаглядным кроликам. Завидев хозяина, старый пес, который весь день продрых под навесом, лениво встал и хрипло произнес «гув, гув». Наверное, есть попросил.

Амброжей открыл каморку рядом с навесом, достал оттуда мешок с капустными очистками и начал возиться возле клеток, загружая в кормушки аппетитный кроличий корм. Рей вышел из-за стожка и, тихо ступая, подошел к Никите.

Рея спасла лишь его отменная реакция. Амброжей ударил ножом, как змея - молниеносно и без предупреждения. Рей совершил кувырок через голову и принял боевую стойку.

- Никита, это я! - воскликнул он, перехватывая руку бывшего прапора, в которой тот держал нож.

Следующий прием - отработанный до автоматизма удар ребром ладони по горлу - был бы смертельным, и Рей лишь чудовищным усилием воли сумел укротить свои кровожадные инстинкты, которые иногда срабатывали помимо его воли.

Швырнув Амброжея на землю, он снова вскричал:

- Никита, перестань, мать твою!… Это я, Рей.

- Рей? - тупо переспросил бывший прапор, быстро вскочив на ноги.

- Убери нож, - уже тише сказал Рей. - Иначе можешь сильно порезаться. И разуй глаза.

- Да, точно… - Никита не без опаски подошел поближе и присмотрелся. - Что ты здесь делаешь?

- Пришел, чтобы помочь тебе накормить кроликов, - ответил Рей, все еще держась настороже.

- Я мог тебя убить, - глухо обронил Амброжей, и тяжело сел на какой-то ящик.

Нож выпал из его рук, но он не обратил на это никакого внимания. Наверное, до него только сейчас дошел весь смысл сказанного.

- Я мог тебя убить! - Повтор фразы уже был криком души.

- Мог… - Рей расслабился. - Будем считать, что мне повезло.

- Сукин ты сын… - Амброжей покачал головой. - Почему не окликнул!?

- Не успел. И, честно признаться, не ожидал от тебя такой прыти. Ты что, и на соседей с ножом кидаешься?

- Соседи без предупреждения по моему подворью не шлындают, - сердито буркнул Никита.

- Ты кого-то боишься? - поинтересовался Рей.

- Нынче пошла такая жизнь, что начинаешь тени своей бояться, - проворчал бывший прапор. - Ты вот пришел…

- На что намекаешь?

- Ты зачем Грома завалил?

- Вот те раз… И ты туда же. Никита, неужели я похож на человека, который может отправить своего товарища отправить вперед ногами за пачку американской «капусты»?

- Раньше я в этом сомневался…

- А теперь?

- Не знаю… Для меня ты больно хитер, парень.

- Не понял…

- У тебя выучка спецназовца-диверсанта. Уж я-то знаю такие мансы. Ты ведь запросто мог меня убить или покалечить. Я не прав?

- Ну… прав.

- Так чего же ты тогда перед Быкасовым дуру гнал, лохом притворялся!?

- А что изменилось бы, знай он, что я кой чего умею?

- По крайней мере, наши парни не считали бы тебя пушистым.

- Это что-то новое… - удивился Рей. - Что значит «пушистый»?

- А то и значит, что, несмотря на годы, ты салага, черпак. С тобой только Громушкин - царство ему небесное - соглашался работать в паре. Разве ты этого не замечал?

Рей неожиданно почувствовал, что ему стало жалко Громушкина. Гром был неплохим парнем… да вот только не повезло ему, не по той тропе он пошел. Но в этом была не его вина, а беда.

- Я, знаешь ли, вполне самостоятельный человек, - сердито ответил Рей. - И мне плевать на то, как на меня смотрят. Я привык оценивать человека по его делам, а не по тому, как он представляется и какую роль играет на публике.

- Ладно, ладно, не заводись… - Амброжей помассировал правую руку. - Клешни у тебя… - Добавил он ворчливо. - Уже, наверное, синяки проступили.

- Извини. Ты не оставил мне выбора.

- Ладно, чего там… Пойдем в хату?

- Нет. Поговорим здесь.

- Боишься, что тебя могут пасти?

- Не боюсь, а остерегаюсь.

- Правильно мыслишь. Меня уже предупредили.

- Кто?

- Бык.

- И что он тебе сказал?

- Чтобы я сразу же, как только встречусь с тобой или увижу тебя где-нибудь, сообщил ему немедленно. Притом лично и не по телефону, - подчеркнул Амброжей.

- По-моему, ты кое-что недоговариваешь…

Никита хмуро зыркнул на Рея и нехотя ответил:

- Паря, ты чересчур догадлив… Он строго-настрого приказал, чтобы я взял тебя, если ты придешь ко мне, живым и невредимым. Но теперь я вижу, что это были всего лишь благие пожелания.