Читать книгу "На подсосе. История любви - Кристофер Мур"

К счастью, мне хватит провианта продержаться до тех пор, пока от своего денного сна не восстанут мой Темный Владыка и Госпожа и не надают кому надо, блядь, по жопе. Я знаю, что должна есть козявок, букашек, паучков и прочую дрянь, дабы способствовать своему вурдалачеству, но я, будучи вегетарианкой, еще не выработала у себя охотничьих навыков, поэтому начала с «мармеладных мишек», которыми разжилась в кино. (Их вроде как делают из говяжьего пектина или вытяжки из конских копыт, или еще чего-то такого, поэтому они, наверно, будут неплохим переходом к диете носферату. А еще мне нравится откусывать им головы.)

Здесь, в вышине над Городом — ну, на самом деле мы где-то футах в десяти над какими-то бездомными, они так и живут под мостом, — я себя чувствую хранителем древней гробницы. Я готова встать лицом к лицу с любым, кто нападет на моих хозяина и хозяйку: они завернуты в брезент и лежат на следующей балке — или стропиле, или как их там.

ОЯЕ, тут везде эти блядские голуби! Прости, дневничок, один только что насрал тебе на страничку. Ну, ничего. Движемся дальше. Я уже пережила. Но — влеэээээ!

Джеред пошел к папе домой в Долину Нои за тачкой и мини-фургоном, дабы мы могли перевезти моих хозяев в безопасное место. Мой Темный Владыка оставил мне свой кинжал, которым мне удалось взмахнуть лишь разик, когда какая-то тетка попыталась стащить с него брезент. А потом я им себе старый лак с ногтей отскабливала, он тотально облупился и ваще после моих клевретских ручных трудов.

Короче, мои хозяева типа встретились с нами за Музеем современного искусства и все такие: «У вас все в порядке? Он тебя не тронул?» И все такие таинственные с Джередом, точно он не знает, что мы тут вурдалаки. А я такая: «Ништяк, расслабьтесь, он у меня помощник клеврета». И они расслабились.

Потом Хлад вытаскивает из сумки эту бронзовую руку и весь такой: «Эбби, знаешь, что это?»

А я такая: «Ну конечно же, Владыка Хлад, — потому что очевидный для меня — второй родной язык, — это бронзовая рука, да?»

А тут Графиня такая берет у него руку и говорит: «Это, Эбби, все, что осталось от скорлупы того вампира, который меня обратил».

А я ей: «Прошу, конечно, прощенья и чего не, Графиня, но только это рука от статуи».

А она вся: «Вот я про то же и говорю». Хотя, блядь, ващще не про то же сказала.

В общем, выясняется, что бронзовая статуя, которая у них раньше в логове стояла, на самом деле была тем вурдалаком, который обратил Графиню, а потом Графиня обратила Вурдалака Хлада, только тогда он был просто Флад. А у старого вампирюги, которого зовут Илия, начался такой тотальный ПМС, и он давай ебать Графине мозг — трупы по всему городу раскидывал, а все улики на нее показывали, и грозил убить ее клеврета, которым в то время был Хлад, и все пиздец как вышло из-под контроля, а какие-то легавые с мудозвонами из «Безопасного способа» тут как раз взорвали яхту Илии и в натуре его разозлили, а потом Графиня притворилась, будто спасает Илию, а на самом деле выведала у него древние вурдалачьи секреты, и Хлад их обоих забронзовил, только Графиню потом выпустил, потому что она любовь всей его жизни и чего не. Короче, Хлад — никакое не таинственное и не древнее существо ночи, а вурдалак он всего на неделю дольше, чем я, — потащил статую на набережную, чтобы в Залив бросить, чтоб она не напоминала Графине, что сердце у нее разрывается от страсти к двум возлюбленным, и все такое. Но взошло солнце, и Хлад бросил статую на Эмбаркадеро, а когда они за ней вернулись, ее там больше не было, и выясняется, что Илия на свободе — он и был тот стремный вампирюга в желтых трениках, которого я видела, он еще тряс мужика с огромным котом, а теперь выслеживает меня, чтобы отомстить Графине за то, что она такая двуличная блядь.

Короче, Джеред весь такой: «Бля. Это ж пиздец как круто».

А я такая: «Вы мне солгали».

А Графиня такая мне: «Ага, солнышко, потому-то я тебе сейчас это и рассказываю». Что с ее стороны совершенно не обязательный сарказм.

А Джеред такой: «У меня ващще Рождества лучше не бывало».

А я ему такая: «А ты заткнись, наживка дли пидаров. Меня тут предали».

А Графиня вся: «Ничего, переживешь. Надо проверить, как там с Уильямом».

И теперь-то я вижу, что она была права, но пока мы возвращались к ним в логово, я мрачно размышляла для пущей наглядности, потому что терпеть не могу, когда меня держат за здорово живешь. Дошли до квартала Графини, а там «Скорая» и легавые повсюду, поэтому Хлад и Графиня нарываться не стали, а послали меня за 411.[31]Вижу — мужик с огромным котом на носилках, а к нему кислород подводят.

Тут я такая вся: «Пропустите меня, этот мужчина мой отец».

А санитары такие: «Фиг тебе».

А я вся: «Вас вообще кто вызвал?»

А они такие: «Мужик из дома. Скульптор или кто-то».

Тут мужик с котом такой: «Пропустите ее».

И меня пропустили.

Короче, я такая мимо санитаров пролетаю к мужику с огромным котом и вся такая: «Ты как?»

А он такой: «Ну, башка трещит адски и, по-моему, нога сломана».

А я такая: «Чем тебе помочь?» Потому что у меня же приказ Графини — добыть инфу и предложить помощь.

А он такой: «О Чете позаботься, если можешь. Он на лестнице. Голодать будет».

И я вся такая: «Считай, сделано».

А он, короче, стаскивает с себя кислородную маску и подзывает, чтоб я наклонилась, а он мне шепотом что-то скажет, и я такая: «Что, папа?» — ну потому что санитары же смотрят.

А он шепотом мне: «Пока меня не увезли, можно я твои сиськи посмотрю?»

А я такая ему по ребрам ногой с размаху. Тут все санитары как с дуба рухнули и обосрались притом, пошла отсюда, орут, но они тотально чересчур как-то отреагировали, потому что я же в своих «всезвездных конверсах» была, от них синяки вообще не остаются.

Короче, его в «Скорую» погрузили и дверь еще не успели закрыть, а он такой руку тянет, как утопающий к последней искре жизни, пока чернильные волны смерти его не унесли — и тут я ему сиськи засветила, просто быстро лифчик вместе с топом подняла, потому что я считаю, мы недостаточно помогаем бездомным, а мне хотелось, чтоб он помер счастливым. А кроме того, они у меня маленькие и слишком часто запросы на них не поступают.

В общем, я вытащила Чета с лестницы старого логова и тащу его, как дети кошек таскают, а тут вижу — два легавых, которые раньше были, те, кто, Графиня говорила, помогли подвзорвать Илию, поэтому я такая подваливаю к латиносу и говорю: «Ну, чего и как, легавый?»

А он весь такой: «Тебе домой нужно, тут тебе в такой час делать нечего, а то мы обязаны тебя в участок доставить и родителям позвонить, и хуе-мое, смотри у нас, да ты у нас, ай-я-яй и прочие фашистские догмы тебе в мрачно восхитительный радиатор». (Я перефразирую. Хотя радиатор у меня и впрямь восхитительный, недаром же я три года скобки носила в детстве, а теперь зубы у меня типа единственная приемлемая черта. Надеюсь, клыки прорежутся ровные.)