Читать книгу "Идеальные любовники - Ольга Карпович"

Так постепенно, день за днем, утекают годы, заря сменяет зарю, звезда с звездою говорит, мелкие и бессмысленные проблемки поглощают нас с головой, скука, рыночная толкотня, невысказанные претензии, зависть, злоба, обиды, каждодневный, унижающий человеческое достоинство цирк семейных отношений, где все мы выступаем в роли злобных, жалких клоунов попеременно.

А между тем для каждого из нас где-то на лестнице застыл некий светлый (не черный ли?) человек, как памятник самому себе, с телефоном в руке… у каждого из нас есть, образно говоря, гвоздь в голове, который свербит и ноет, напоминая, что в жизни было нечто такое, что ни в какое сравнение не идет с нынешней затянувшейся клоунадой.

И тогда, тогда-то мы и начинаем кидать разгневанные обвинения самому главному кукловоду: за что же ты так со мной, господи, за что?

Что же делать и кто виноват, и самое главное – как все это вытерпеть до конца, как дойти и не исчезнуть как мыслящее существо? Ибо наши стенания на тему: как же так, я бы могла (мог) быть так счастлива и почему же все закончилось (а у кого и не начиналось вовсе), смысла особенного не имеют и определенного ответа не предполагают.

Помолчим лучше. Сами с собой помолчим.

Допустим же продолжение дьявольской арлекинады, откуда выхода не уготовано никому.

* * *

Я давно не люблю того, который с телефоном, и не жалею ни о чем, и не желаю ничего. Возможно, пришло мое время понять, ТАКАЯ любовь случается, когда у исстрадавшейся, иссушенной в начале пути души возникает непреодолимая потребность в любви и в отдаче себя, в истинном самопожертвовании…

И почему-то мне кажется, что, несмотря на 23-летнюю разницу в возрасте между нами, теперь я старше, матерее и обиженнее его. Только раньше хотелось любыми путями избавиться от боли. Любыми. Запить эту печаль, скрыться в гриме, уйти в работу, выйти замуж за его сына. Выискать где-нибудь дубликат, как две капли похожий на него. О, как же несчастна была я до своих 30 лет, как страдала от отсутствия равноправной любви, как хотелось мне отдавать столько же, сколько я могла бы получать взамен. Как неистово мне хотелось стать лучше всех, чтобы он заметил меня наконец и понял… Теперь нет. Все закончилось, слава богу.

Вот так я и живу: с больной, кровоточащей совестью, с кучей ошибок и ненужных дружб, предательств, обид, расставаний, «разбивающих сердца», по сути, совершенно одна. И если и тоскую о чем, то только о погибшей страшной смертью собаке Вильме да о своем бывшем… мм… родственнике, который полностью остался в прошлом, в будущее перенеся только свой литературный образ, образ навсегда возлюбленного главного героя, мужественного, сильного, смелого, великодушного, любимого и любящего. И этой вот незаметной кражи у меня никому не отобрать. Моей любви, тайных желаний, воспоминаний, неожиданных подглядываний, давно ставших литературой, и «Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю…».

Единственное за это, а вовсе не за свою «злобную двуличную» натуру, которую он себе зачем-то выдумал, я бы хотела попросить у него прощения. За кражу его жестов, его великолепного мужественного профиля, его потрясающих рук и торса римского легионера, за то, что мне никогда по-настоящему больше не заглянуть ему в глаза, за то, что он и не догадался – лучше меня вряд ли кто стал бы его понимать и принимать, за то, что мне почти силой удалось заставить себя поцеловать, и за то, что я так и не смогла забыть сладостной горечи этого поцелуя, за то, что любила весь насквозь фальшивый и дешевый, как разъеденная молью декорация к фильму, мир кино, потому что это был его мир.

Прости же меня и знай, что «там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья».

* * *

Засим довольно рефлексий. Пора тебе в строй, рабочая лошадка. Вон уже зовут на площадку. Ты теперь самодостаточна и равнодушна. И никому больше не позволишь смутить слишком дорого стоившее тебе спокойствие. Впрочем, так ведь даже и проще – пребывать в состоянии все повидавшей, все про жизнь знающей и не питающей более иллюзий премудрой черепахи Тортилы. «Я сама была такою триста лет тому назад…» И все ваши страсти, все кипения-горения мне неинтересны, все это столько раз было в моей жизни и ушло навсегда. Конечно, я прикрываю лавочку. Отныне я идеальное андрогинное существо, мисс Совершенство – равнодушная и бесполая. Мой выход, дамы и господа!

* * *

Вот так, наверное, и бывает в нормальной жизни. В среде добрых коллег и однополчан, всегда готовых поделиться ЦУ и добродушно выставить на посмешище при всей съемочной группе. Так бывает, когда все друг с другом в тесной связке и каждый глубоко по отдельности. Каждый друг другу и брат, и сват, и серый волк в овечьей шкуре.

Я училась на курсе, по окончании которого несколько человек разбрелись по сектам, а одна – самая главная героиня – сгинула в далеком монастыре. Так бывает. Все, поголовно все мы были шуты гороховые, скоморохи, ярмарочные балаганщики, и куда нас могла занести нелегкая, одному… впрочем, никому не известно.

Короче говоря, мисс Совершенство давно окончила свой долбаный вуз, видеть и знать не хотела никогда более этих седобородых кретинов, педагогов ее мастерской.

Старых «засраков», умудрявшихся ставить один и тот же спектакль на каждом курсе. Знать также не хотела и мастера, который к концу их четырехлетней канители так и не удосужился выучить имена своих учеников и называл всех по-свойски «масики мои»…

По этой самой причине – стойкой ненависти ко всей системе обучения во Всезоюзном, чтоб его, институте кинематографии – я никогда туда более не наведывалась: ни на юбилеи-торжества, ни познакомиться с режиссером – никогда. От своих пафосных однокурсников старалась держаться подальше, больше занятая собственной личной жизнью. Дух Мэрилин Монро, по всей видимости, бродил все это время где-то рядом, карикатурно наставляя на путь великого, но так и не признанного таланта… Невозможность заснуть без изрядной доли снотворного, невозможность подняться без разнообразных ободряющих средств. Мэрилин всегда была рядом. Так бывает.

Больше того, Артур Миллер тоже околачивался неподалеку, ибо никто и ничто не могло остановить моей дерзкой страсти к препарированию всех вокруг, но и себя в первую очередь. Все становились героями, и вымышленные персонажи в свою очередь наполняли реальную жизнь, сотворяясь из воздуха по образу и подобию. Балаган, чертова карусель вертелась и искрила разноцветными серными искрами.

In nomine Patris et Filii et Spiritus sancti…

Мой Поглазов

У многих из нас были когда-нибудь любимые педагоги, обожаемые всей душой, именно те, с кем больше никогда не суждено встретиться ни в театре, ни на съемках, ни за кулисами, вообще никогда…

Вот на волне уходящего времени и ностальгии по юности, упрямо верящей в свою яркую путеводную звезду, разухабистой, развеселой, и вспоминается он – Владимир Петрович Поглазов.

Любовь с первого взгляда. Ненависть до последней капли крови.

Его приземистый силуэт, вечно всклокоченные волосы… Он был очень активным, его сразу было много, он буквально душил приемную комиссию своей энергией, своими многозначительными взглядами, репликами и душераздирающими покряхтываниями. Покряхтывания имели множество разнообразных оттенков и раздавались преимущественно тогда, когда ВПП что-то активно не нравилось. Впоследствии он меня до нервных судорог доводил этим своим кряхтением на разные лады, когда сидел в первом ряду, вперив свои многознающие опытные очи в сцену.