Читать книгу "Единственная - Стефани Лоуренс"

– Твой засов легко отодвинуть, я проверил. Если я лягу рядом, а Николас поднаторел в этой игре, я его не услышу. Так что ложись и спи.

Он еще смеет командовать!

Она раздраженно повернулась, но, видя, что его глаза закрыты, решительно промаршировала к креслу.

– Чарлз! Нет! Проснись!

Она принялась трясти его за плечо.

– Это просто…

Он шевельнулся, и она оказалась у него на коленях. И едва успела проглотить панический вопль.

– Я же велел тебе ложиться. Его руки обвили ее.

Она безуспешно пыталась оттолкнуть его, остановить, не дать свершиться неизбежному.

– Только попробуй меня поцеловать!

Его глаза оказались совсем близко. Прошла какая-то доля секунды, прежде чем его брови поднялись.

– И что ты сделаешь? – Голос стал едва слышным. – Закричишь?

Она молча моргнула.

Он припал губами к ее рту.

Поцеловал ее. Не так, как раньше. Так он ее никогда еще не целовал.

Алчно. Словно умирающий от голода. И это убивало ее, терзало, лишало всякого сопротивления. Всякой силы воли. У него оставалась одна потребность: схватить ее, утолить жажду, сделать все, чтобы ее покорить. Она словно в беспамятстве подняла руки и прильнула к нему, уносимая могучим потоком, подстегиваемая одной нуждой: целовать его в ответ, отдать все, что он так страстно желал взять, все, что он так дерзко предлагал в обмен.

Их губы слились. Языки начали вечную, как мир, дуэль.

Чувственное томление вступило в свои права: под батистовой рубашкой у нее ничего не было. И осознание этого еще сильнее подогрело ее: предвкушение натягивало нервы, и ни скромность, ни осторожность не охлаждали ее пыла.

Как ничто на свете не могло охладить Чарлза: он казался живым факелом, горящим ради нее. Она распластала ладони по его груди, вбирая пульсирующий ритм сердца.

Совсем как раньше и все же не так. Тогда ему было двадцать. Уже не мальчик, и, однако, только тень человека, которым стал. Теперь его обаяние не знало границ… теперь он способен очаровать любую женщину. Для нее он был сама жизнь, от которой она так долго отказывалась, вынуждала себя существовать в компании своего одиночества. И вот он здесь: могучий, сильный, и, если только она захочет, будет принадлежать ей. Воплощенный соблазн, по крайней мере для нее.

Она, сама того не сознавая, принялась расстегивать его рубашку и, едва полы разошлись, распахнула их и жадно припала к горящей коже.

Обвела тугие мышцы, впиваясь в них кончиками пальцев.

И удовлетворенно вздохнула, когда сквозь поцелуй услышала его стон. Ощутила его наслаждение. Позволила утонченным ощущениям завладеть собой.

И сама не поняла, как ее рубашка оказалась распахнутой, а его ладонь сжала ее обнаженную грудь. Какая-то искра проскочила между ними. Сначала ей показалось, что это страх. Потом она распознала возбуждение.

Он продолжал ласкать ее, искусно усиливая, подогревая это возбуждение, постепенно превращавшееся в предвкушение. Предвкушение росло с каждым движением его пальцев, с каждым жгучим прикосновением, пока не переросло в желание, молниеносно превратившееся в отчаянную потребность.

Пенни охнула и отстранилась, чтобы глотнуть воздуха. Он поймал губами ее выдох.

Его губы провели по ее подбородку, нырнули в ямку под горлом. Прильнули к местечку между ключицами, вливая в ее вены жидкий огонь, скользнули еще ниже, по изгибу полной груди, и легко, о, так мучительно легко, провели по истомившемуся соску. Этот же путь повторил его язык, и она, расслышав жалобный стон, с удивлением распознала свой голос. Обнаружила, что ее пальцы запутались в его волосах. Что ее спина выгнута дугой.

Он ответил на бесстыдное приглашение, лаская ее губами и языком, словно следуя нотам невидимой музыки в противовес яростному притяжению, маячившему над ними. Но еще не успевшему окутать до конца, сплавить в одно целое.

Все это было так ново, по крайней мере для нее. Зато она твердо знала: он так часто путешествовал по этой дороге, что изучил каждый дюйм пути. Только не медлил, как сейчас, не задерживался, не тратил времени на утонченные ласки, возбуждая ее так, как ей в голову не могло прийти.

Чарлз наблюдал за ней из-под опущенных ресниц, видел, как страсть туманит грозовые глаза, ложится тяжестью на веки, окрашивает кожу в нежно-розовый оттенок.

Если она вернется в постель, он останется в кресле и притворится, что спит. Но она не вернулась. Стала спорить, и скорейший способ решить назревающую битву в его пользу – поцеловать ее. Это также идеальная возможность сделать следующий шаг в попытке поймать ее, овладеть ею, и эта нужда с каждой минутой становилась все острее.

Распахнув ворот рубашки еще шире, он неспешно упивался ее сладостью и не мог насмотреться, не мог насытиться, не мог унять жажды. Об этом он мечтал все последние годы, и теперь торжество придало особую остроту его ласкам. Она принадлежит ему, принадлежит навсегда.

Он не столько удивился, сколько был потрясен ее чувственностью. В этом она всегда была равна ему, пусть и почти ничего не знала о науке страсти. Но Чарлз всегда инстинктивно сознавал, что когда-то давно разжег ее пыл и он все еще тлел, неугасимый, непобедимый.

С годами он научился ценить женщин. Ее кожа была настоящим чудом, темно-розовые вершинки жаждущих ласки грудей стали искушением, против которого он не смог устоять. Он увлажнил сосок кончиком языка, осторожно втянул в рот и стал сосать, сначала нежно, потом все сильнее. Пенни со сдавленным криком выгнулась в его объятиях, вцепившись ему в волосы. Он отпустил ее, поймал взгляд серебристых глаз, отметил полураскрытые губы, бурное дыхание, вздымавшуюся грудь, тихо подул на сморщенную горошинку и услышал ее стон.

Улыбнувшись, он занялся другой грудью. Она даже не попыталась отвлечь его или оттолкнуть. Ее дыхание еще участилось. Он искусно нагнетал напряжение шаг за шагом, пока она не затрепетала.

И уже больше ни о чем не могла думать. Если бы Николас выбрал именно эту минуту, чтобы войти, она вряд ли заметила бы. В отличие от Чарлза: его тренированный ум никогда не отдыхал. Сам Чарлз никогда не забывался настолько, чтобы целиком посвятить себя женщине в своих объятиях.

Но на этот раз он был поглощен ею до умопомрачения и желал только одного – познать ее до конца. Причем не только в библейском смысле. Во всех, которые можно вообразить. Чтобы понять и быть уверенным в ней. Его сосредоточенность была достаточно сильна, чтобы заглушить боль в чреслах, достаточно сильна, чтобы на несколько мгновений забыть о своих нуждах. На этот раз он должен сделать для нее все: судьба подарила ему второй шанс, и он совсем не был уверен, что дождется третьего.

И этот второй шанс слишком важен для него, чтобы рисковать.