Читать книгу "«Генерал Сорви-Голова». «Попаданец» против Британской Империи - Сергей Бузинин"

Года через два после истории с Агапычем в деревне Бутка близ Талицы местный житель Иоаким Ельцин с сыновьями Игнатом и Феоктистом вздумал упоить и обобрать Колывана с Лешей. Когда план по части упоить не сработал, троица попыталась отнять добро путников силой, так Колывану даже кулаки пускать в ход не пришлось: Леша, от души поваляв по полу худосочного Игнатия, вбил дородного Феоктиста в стену кабака, а когда мгновением позже в драку встрял еще и Бирюш, враг, теряя здоровье и достоинство, бежал без оглядки.

Большую часть времени в своих странствиях Колыван и Пелевин проводили за поиском месторождений камней и золота. Сами не копали, продавали находки артелям и заводчикам. Имелись у деда и свои тайные раскопы, откуда он понемногу поднимал самоцветы и золотой песок, не брезговал и перепродажей купленного у вогулов меха. Кроме того, водились у Колывана и золотые екатерининские червонцы, но где дед их брал, Леша не ведал.

Многих дедовых дел Пелевин не понимал – Колывана знали многие и по большей части относились к нему не то что с уважением – с почтением. Однажды повзрослевший Леша спросил прямо – в чем смысл их бесконечных путешествий? Дед ответил мудрено:

– Я тебя учу золотом жизнь не мерить.

О своем прошлом дед ничего не рассказывал. До Алексея доходили слухи, что в середине века его дед промышлял на большой дороге, но в его отношениях с дедом это ничего не меняло. Колывана он почитал куда более, чем учителя или, паче того, кормильца – для него дед навек остался спасителем от глухого ужаса, захлестнувшего Лешу после исчезновения родителей. К слову сказать, Бирюш испытывал к деду что-то похожее, потому что не просто слушался старика, а, казалось, читал его мысли.

К двадцати годам Леша из невзрачного мальчишки превратился в среднего роста щуплого, но жилистого мужчину, назвать которого малым не у всякого бы язык повернулся. Неразговорчивый, под стать Колывану, всегда имел наготове нужное слово. Наученный дедом, умел немного говорить по-английски, при необходимости мог объясниться и с немцем. Метко стрелял из охотничьего ружья и никогда не пасовал в драке. К слову сказать, после пары получивших широкую огласку стычек желающих померится силой и удалью с Пелевиным не находилось. Мог выследить зверя по следу на камне, а выследив, добыть, не повредив шкуры. Уральские земли знал так, что прошел бы их из конца в конец хоть в надвинутой на глаза шапке. Да и его внимательности, трудолюбию и старанию завидовали многие, жаль, что зачастую только завистью и ограничивались.

А через пару месяцев после своего дня ангела Алексей впервые отнял чужую жизнь.

В тот день он неторопливо брел с Колываном по старому тракту, предвкушая, что к вечеру они доберутся до деревеньки, где найдут и стол и кров, как вдруг из-за поворота послышался сиплый лай убежавшего вперед Бирюша.

Увиденная картина хоть и являлась достаточно привычной для тех времен и мест, глаза не радовала.

У обочины колесами вверх валялась пустая телега, из-под задка которой виднелись чьи-то, обутые в изрядно стоптанные сапоги, ноги. Лицо у владельца сапог отсутствовало. Выстрел чуть не в упор превратил его в жуткую маску. Колыван и Лешка, не испытывая пустых иллюзий, разбрелись по кустам, авось все же повезет и найдется кто-нибудь живой. Надежды, как и предвиделось, не оправдались. Посреди маленькой полянки, раскинувшейся в саженях трех от дороги, на траве лежали две женщины – одна постарше, удавленная собственным платком, вторая помладше, видимо, дочь – неизвестные варнаки располосовали ей горло одним ударом. Чуть поодаль, опершись спиной на дерево, кулем обвис парнишка чуток помладше Пелевина. Вилы, вогнанные ему в живот, уперлись черенком в землю и не давали телу упасть.

– Не просто так баб-то убили, ироды, – проворчал Колыван, одергивая книзу испачканные кровью подолы простеньких сарафанов. – Наизгалялись прежде вдоволь… Ты, Леха, на ляжки бабские не пялься, не постыдь добрых женщин после смерти, а бери Бирюша и следы тех варнаков сыщи. Как найдешь, мне скажешь, схожу за ними.

Пелевин молча кивнул, свистнул пса и бесшумно растворился в кустах. Вернулся к Колывану уже затемно. Пока Алексей бродил по тайге, дед где-то нашел лопату с обломанным черенком и успел выкопать большую, одну на всех, могилу.

– А ничего, молодец парнишка-то оказался. – Алексей перетянул обрывком веревки две палки, превратив их крест. – Одного татя он теми вилами, что его кончили, считай, до смерти пропорол, тот во-о-он в тех кустах дохлый валяется, и еще одного покоцал. На траве капли кровавые до сей поры видны…

– Устал по тайге взад-вперед носиться? – участливо спросил Колыван, втыкая самодельный крест в навершие могильного холмика. – Или еще чуток сил найдется?

– Ты ж за душегубами собрался? – вопросом на вопрос ответил Пелевин, поднимая с земли ружье.

Колыван кивнул, не сводя с внука внимательного взгляда.

– Ну, так и я с тобой, – пожал плечами парень. – Куда ж мы друг без друга. Да и дорогу показать надо.

Разбойничью стоянку они заметили еще издали. Сначала Бирюш, почуяв дым, сдавленно заворчал, а чуть позже сквозь заросли стали заметны всполохи высокого костра. Дед что-то шепнул собаке, и пес, припав к земле, наравне с людьми тихо пополз к окружавшим костер кустам. Вокруг огня сидели трое угрюмых мужиков и, передавая по кругу флягу, обменивались скупыми репликами. У одного на коленях лежал кинжал с длинным, чуть изогнутым клинком, у второго по правую руку валялась солдатская винтовка, у третьего из-за пояса торчала рукоять револьвера.

Дед ткнул пальцем в сторону одного из варнаков, указывая Алексею цель, и взвел курок своего ружья. Внезапно Бирюш безмолвной тенью метнулся влево от костра. Через мгновение из кустов с той стороны послышался жуткий, панический рев, сменившийся предсмертным хрипом. Бандиты, напуганные воплем, вскочили на ноги, но два выстрела, прозвучавшие слитно, как один, уложили двоих из троицы наповал. Третий, даже не думая сопротивляться, кинулся бежать, что-то неразборчиво крича на бегу. Пелевин хладнокровно навел ствол ружья между лопаток беглеца и плавно выбрал люфт спускового крючка. Громыхнувший выстрел оборвал истеричные вопли, над поляной воцарилась тишина, и только костер, разбрасывая искры, безучастно потрескивал сучьями.

– Ты как? – озабоченно нахмурил брови Колыван, внимательно поглядывая на внука.

– Да нормально все, – нехотя бросил парень и через мгновение понял, что все действительно нормально, и убийство двух человек, пусть никуда и не годных, но людей, не затронуло никаких струнок в его душе. Вот только одновременно с этим пришло понимание того, что юность закончилась.

Старик еще раз внимательно посмотрел на внука, но ничего не сказал. Ни в тот день, ни после они на эту тему больше не говорили, в жизни хватало иных забот.

Бродя по Уралу, они ходили по Тобольскому тракту от Тюмени до Тобольска и выше. В пятничный день второго февраля восемьдесят восьмого года в селе Покровском попали на крестьянскую свадьбу Григория Ефимовича Распутина и Прасковьи Федоровны Дубровской. Жених поражал своей молодостью, худобой, болезненной бледностью и пронзительным взглядом. За столом он пил мало, гостей рассматривал внимательно, а когда Колыван и Леша раскланялись и вышли со двора, Григорий неожиданно догнал их, схватил Пелевина за одежду, сунул ему за пазуху пригоршню снега и произнес очень быстро: