Читать книгу "Мой прекрасный князь - Анна Евгеньевна Антонова"

вскинули камеры и фотоаппараты. Если что, свидетелей будет предостаточно – видео с концерта начнут разлетаться по Сети прямо сейчас, кто-то наверняка ведет прямые эфиры. Похоже, неизвестные этого и добивались…

Ярик поднялся на сцену, встал к микрофону, привычным жестом вцепился в него обеими руками. Автоматчики замерли по краям сцены, уставившись на зрителей тяжелыми взглядами из-за прорезей в масках, но никого это не смущало – толпа продолжала неистовствовать. Василиса заметила, как напряглись стоявшие вдоль сцены переодетые бойцы спецназа, но они, видимо, получили незаметный знак от командира и остались на своих местах. Музыканты взяли первые аккорды…

Звук был настроен так, что голос Ярика проникал под кожу, вибрировал глубоко внутри и пробивался до самого позвоночника. Василиса чувствовала себя ослепленной и оглушенной, с трудом фокусируя взгляд на фигуре сына. Он был в простых джинсах и обычной белой рубашке, своих собственных. Она помнила эту одежду – сколько раз стирала. Рубашку он носил редко, только когда парадная форма требовалась. А вот из карманов штанов постоянно забывал вытаскивать разную мелочь, и она ругалась: потом приходится вынимать из машинки всякую ерунду… Что за чушь лезет в голову? Может, это защитная реакция мозга, не справляющегося с паникой?

«Поет, как ангел», – всхлипнет кто-то в зале,

Лицом уткнувшись в смявшийся рукав…

Почему он начал именно с этой песни? Обычно первой шла другая – «Песок», а следом «Звезды в руках»… Она давно выучила его программу наизусть.

Какие цели преследуют похитители? Странно, но Василиса задалась этим вопросом только сейчас. Потребовать обеспечить его участие в концерте на открытой площадке, собрать тысячи зрителей, привезти Ярика, заставить петь – и все ради чего? У нее не было ответа. Кажется, не знали его и те, кто в эту минуту вместе с ней мучительно вслушивался в его голос и вглядывался в лицо, ища на нем следы заключения…

Ничего не было заметно. Он выглядел как обычно, даже немного лучше – не таким измотанным. Горькая ирония, если только в плену ему удалось выспаться… Или это последствия препаратов, которыми его напичкали? Ярик под сильными транквилизаторами, поэтому выглядит неестественно спокойным и даже – пришло на ум странное слово – умиротворенным?

Но как тогда он смог бы выступать? Энергия от него бьет мощная, ее с легкостью хватает на огромную площадку, заполненную тысячами людей. Она осознает, они, возможно, нет, но не чувствовать не могут. Ради этого приходят смотреть и слушать его снова и снова…

Нет, тут что-то другое. Все посвященные в истинную суть происходящего понимают – деваться ему некуда. Если он сейчас скажет хоть одно лишнее слово или сделает неосторожный жест, случится непоправимое. А ведь он не может не знать, что среди огромной толпы наверняка находятся его самые близкие и родные люди…

Обычно Ярик делал паузы между песнями – общался с публикой, улыбался и шутил, рассказывал какие-то истории, старался даже, чтобы они были разными. Но сегодня его выступление шло без перерывов. Песни следовали одна за другой, и в этом было нечто пугающее и неотвратимое.

Ярик всегда пел вживую – до участия в сборных концертах, где использовалась плюсовая фонограмма, дело еще не дошло. Ни у кого не возникало сомнений – каждый раз исполнение звучало хоть немного, но иначе. Поклонники были в восторге, тщательно фиксировали его выступления и потом увлеченно сравнивали записи. Они с упоением выискивали тончайшие нюансы в интонациях, отмечая, что сегодня он хрипит и рычит, а вчера, наоборот, брал непривычно высокие ноты…

Сейчас все было иначе. В его голосе звучала истинная страсть, которую невозможно передать никакими записями. Василиса отмела мысль о сильных успокоительных. Скорее наоборот, вкололи нечто противоположное по действию. Или сказывается нечеловеческое напряжение? Петь под дулами автоматов – это кого угодно сведет с ума, а ведь ему всего семнадцать. Ее мальчик такого не заслужил. Никто не заслужил…

Публика постепенно приходила в неистовство. Все громко кричали и подпевали, даже сильный и звонкий голос Ярика, многократно усиленный аппаратурой, начинал теряться в общем шуме. Или это у нее звенело в ушах от невероятного напряжения?

Без пауз, практически на одном дыхании Ярик исполнил всю свою программу. Ближе к финалу прозвучали «Ленты» – он спел так, что у нее дыхание прерывалось, пульс неконтролируемо разгонялся, волоски на коже вставали дыбом, подкатывали слезы.

Оглянувшись, Василиса убедилась, что это происходит не с ней одной – стоявшая рядом Настя вытирала глаза, комкая в руках бумажный платочек. Игорь стал еще бледнее, хотя, кажется, было уже невозможно. Сейчас он напоминал Ярика, каким тот выглядел после концертов и съемок, и, кажется, сам готов был упасть в обморок. По Елисею и продюсерше она ничего не смогла понять, а переведя взгляд чуть дальше, ужаснулась – на лицах зрителей явно читалась одержимость. Василиса похолодела, начиная понимать, чего добивались похитители. Если она права, то все закончится еще хуже, чем представлялось в самых жутких кошмарах…

Сразу после «Лент» раздались вступительные аккорды «Песка». Василиса почувствовала, как дрогнуло и пошатнулось ограждение за ее спиной под напором толпы. Хотела оглянуться, но не решилась, боясь того, что там увидит. Она ничего не сможет сделать. Все зашло слишком далеко…

Голос Ярика вынимал душу, разбивал сердце и склеивал его заново, вызывал боль и тут же излечивал ее. Сердце колотилось как сумасшедшее, нервы казались обнаженными, кожа горела. Неужели совсем недавно ей было холодно?

Почему ты плачешь? – Признаюсь в любви…

Отзвучали последние слова, и рев толпы забился в уши, заставляя ощущать себя ее неотделимой частью. Василиса почувствовала себя совершенно беззащитной, и даже не из-за направленных на публику автоматных стволов. Ярик сорвал с них все лишнее и наносное, заставил обнажить перед ним и друг перед другом тела и души. Кажется, так выглядит массовый экстаз…

Василиса не поверила в нейролингвистические штучки, про которые ей рассказывала Анастасия. Можно управлять людьми с помощью определенных слов? Да ну, нереально… Но сейчас она с ужасом убеждалась – можно, и еще как. Испытывала это на себе: старалась сохранить ясный рассудок, но понимала – уже готова сделать все, что скажет Ярик, без малейших сомнений, даже не задумавшись. Если смысл заключался именно в этом, то ему конец, и им всем тоже…

Она стояла близко и видела – его лицо, бледное и прекрасное, горит вдохновенным огнем. Он сейчас ничем от них не отличался, сам словно слился с толпой, они стали единым целым… Создавалось впечатление: он не осознает