Читать книгу "Дикари - Шеридан Энн"

видео на лице ребенка и указывая на ту сторону экрана, где заканчивается люлька. — В этих полах есть что-то знакомое.

Маркус вырывает телефон у него из рук и увеличивает изображение, нахмурив брови.

— Это может быть что угодно. В миллионе домов могут бы такие же отполированные полы.

— Слишком темно, — говорю я им, пытаясь разглядеть то, что видят они, но ничего не получается. — Невозможно разобрать.

— Но послушай, — настаивает Леви, хватая телефон и тыча им в лицо Роману, его решимость посылает волну надежды, проходящую через меня. — Это твои гребаные полы. Этот полированный мрамор со светло-серыми прожилками. — Леви обрывает себя, переворачивая телефон и быстро перематывая видео туда, где нож глубоко вонзается в матрас. — Посмотри на отражение в лезвии. Отделка окон, чертовски высокие потолки и стеллажи. Это дом, который ты построил, Роман. Отец отдал его Виктору.

Глубокое, гортанное рычание вырывается из груди Романа, когда он берет телефон и снова просматривает видео, его челюсть сжимается, в то время как он смотрит на нужный кадр.

— Ты, блядь, уверен? — спрашивает он, хотя я вижу оптимизм в его глазах. Он, блядь, знает, где его сын, и теперь его ничто не остановит.

— Уверен, — говорит Леви.

И, не сказав больше ни слова, мы вчетвером вылетаем из заколоченного дома, напуганный до смерти наркоторговец — наименьшая из наших забот.

17

Тишина окружает нас, когда мы подъезжаем к особняку, который построил Роман. Это была долгая поездка сюда, но далеко не такая долгая, как в первый раз, когда мы сюда приехали. Роман вел машину как гребаный маньяк, нарушая все известные человеку правила дорожного движения, хотя непохоже, что он вообще когда-либо их соблюдал.

Уже далеко за три часа ночи, и тяжести, которая лежала у меня на сердце последние несколько часов, было достаточно, чтобы чуть не убить меня. Я никогда так не паниковала, никогда не испытывала такого всепоглощающего страха, даже когда была заперта в подвальных камерах Джованни.

Жизнь невинного ребенка висит на волоске, и я ни на секунду не верю, что Джованни не причинит вреда этому милому малышу.

Я пообещала Фелисити, когда она умирала, что я позабочусь о ее ребенке, что я обеспечу его безопасность, и, черт возьми, я планирую сдержать это обещание, даже если это будет последнее, что я сделаю.

Внедорожник простаивает на огромной подъездной дорожке. В доме не горит свет, и я совершенно не представляю, как мы собираемся это сделать. Долгий путь сюда прошел в молчании. Мы не обсуждали план и уж точно не останавливались, чтобы запастись оружием. Мы не готовы, хотя что-то подсказывает мне, что именно в такой ситуации парни проявляют себя с лучшей стороны. Сегодня придется действовать на инстинктах, и если кто-то встанет у них на пути, им лучше надеяться, что братья будут в милосердном настроении, хотя шансы не в их пользу.

Леви открывает бардачок и достает пистолет, прежде чем отдать его мне.

— Целься. Стреляй, — напутствует он меня. — Не сомневайся.

Я тяжело сглатываю и беру пистолет, чувствуя знакомую тяжесть в ладони.

— Не буду, — говорю я ему, тревога поднимается высоко в моей груди, хотя я не осмеливаюсь сказать им об этом. Они, скорее всего, посадят меня на скамейку запасных, а я не собираюсь мириться с этим дерьмом, особенно когда вокруг могут быть такие люди, как Виктор и Джованни. Мне нужно тщательно разыграть свои карты. Вернуть ребенка — вот главная задача, и неважно, кем или чем придется пожертвовать, чтобы это произошло.

Роман широко распахивает свою дверь, и мальчики следуют его примеру. Я выхожу вслед за ними, их широкие шаги заставляют их почти плыть по огромной подъездной дорожке.

— Какой у нас план? — Спрашивает Маркус, проверяя свой пистолет, прежде чем засунуть его обратно за пояс брюк. Сжатая челюсть делает его похожим на дьявола, выходящего прямиком из ада.

— У меня его нет, — отрывисто произносит Роман, окидывая взглядом массивный особняк и задерживаясь на окне в дальневосточной части. — Мы войдем и уничтожим каждого ублюдка, который встанет у нас на пути. Не остановимся, пока не заберем моего сына.

Леви кивает и уходит влево, в то время как Маркус уходит вправо, оставляя меня стоять с боку от Романа с тяжелым комом нервов в груди. Мы вприпрыжку поднимаемся по ступенькам и останавливаемся на самом верху, глядя на массивную входную дверь, которую недавно заменили.

Он дергает за ручку, и я не удивляюсь, когда она не поддается.

— Блять, — бормочет он, не желая устраивать сцену, от которой проснутся жильцы. Если уж мы собираемся на них напасть, то нужно сделать это с умом.

Приподняв бровь, я наблюдаю, как Роман достает что-то из кармана и прикручивает к передней части своего пистолета. Мои знания об оружии настолько дерьмовы, насколько это возможно, но, судя по всем фильмам, которые я смотрела, это что-то вроде глушителя. Роман делает шаг назад, и я делаю то же самое, не сводя с него широко раскрытых глаз.

Он делает выстрел, и его прицел идеален, именно такой, как я и предполагала. Не теряя времени, он подходит к двери и медленно толкает ее, останавливаясь, чтобы дождаться какого-либо сигнала тревоги.

В доме по-прежнему тихо, но это не значит, что не сработала бесшумная сигнализация.

Его острый, опытный взгляд осматривает затемненное фойе, и я не могу не смотреть на него, как на путеводную звезду в этой неопределенности.

— Все чисто? — Бормочу я, стараясь говорить как можно тише, в ужасе от того, что кто-то может наброситься на меня в любой момент.

Его взгляд сужается, прежде чем он кивает мне и медленно проходит вглубь особняка.

— Следуй за мной, — наконец бормочет он, его тон резкий, серьезность ситуации сочится из его голоса.

Роман срывается с места, и я крепче сжимаю пистолет, следуя за ним. Я ни хрена не вижу и абсолютно не представляю, куда мы направляемся. Я уже бывала здесь однажды, но мы направились прямиком к просторной официальной гостиной и не заходили глубже. Это место — загадка для меня, наполненное всевозможными секретами, которые я не хочу раскрывать, но я доверяю Роману, который проведет меня через него. Он знает это место лучше, чем все входы и выходы в замке, в котором его держали взаперти десять лет.

Он ведет меня к парадной лестнице, и часть меня умирает, ненавидя это место за него. Оно должно было принадлежать ему, это был дом, в котором он должен был