Читать книгу "Люди без прошлого - Валерий Георгиевич Шарапов"

встреч он подобрал хорошую — и встречи эти носили не только рабочий характер.

Жилин дотянулся до пачки папирос на тумбочке, там же нашарил коробок спичек, закурил. Возвращались дурные мысли, будь они неладны…

— Что делать, Глеб? — Подружка натянула на горло одеяло, прижалась к нему всем телом. Ее знобило. — Мне страшно, Глеб… Молились, лбы разбивали, а толку никакого… Завтра Красная армия придет, вешать нас будет на всех столбах. Натворили мы, такого натворили, что на десять расстрелов хватит… Как выкручиваться, Глеб? Эх, не на тех мы с тобой поставили…

— А на кого надо было ставить? — со злостью выплюнул Жилин. — На жидов с партбилетами? Ненавижу их… Тебе-то что, Лялька? Ты у нас чистая, непорочная, ни в чем таком не замешана, с тебя как с гуся вода. Ну, объяснишь чекистам, почему тебя не трогали, почему не насиловали и в Германию не угнали — ты же умная, отбрешешься. Главное, веди себя скромно, не строй героиню, будто бы ты тут легенда подполья, глядишь, и обойдется…

Ляля не ответила, задумалась. Девочка была умна не по годам. Сегодня только сглупила — в участок приперлась. Видать, окончательно от страха разум потеряла. Но это можно как-то объяснить, мало ли какой народ туда приходит.

Обычная девчонка, в 1940-м окончила школу, училась в техникуме на педагога начального образования. Когда пришли германцы, перебралась в контору на железнодорожной станции — писала без ошибок, соображала с лету, да еще и по-немецки, пусть с трудом, но изъяснялась. Немцы ее не трогали, полицаи не приставали — а почему, простые люди не задумывались. Отца потеряла в 1938-м — забрали человека прямо из мастерских ж/д станции, назад не вернули — сгинул на колымских просторах. Мамаша в тяжкие подалась, связалась перед войной с освободившимся уголовником, по «малинам» висла, потребляла не в меру — однажды и нашли обоих зарезанными, с выпущенными кишками.

Ляльку тетка забрала — не больно-то охочая до Советской власти, но умная, оттого и выжившая, да еще и Ляльку жить научила. Девчонка вышла бойкая, рядилась под своих среди преступников, близких к подполью, пусть не лезла в первые ряды, держалась на галерке. Подпольщиков сдавала в гестапо, но умно, не так, чтобы сразу на нее подумали, подставляла под удар другого, а сама выбиралась сухой из воды. Ее ни разу и не подозревали. Хорошая девчонка, порядочная, комсомолка — и даже билет свой комсомольский сохранила с печатями членских взносов.

Порой подпольщики бесследно пропадали, случалось, что и тела не находили — и свои же обвиняли их в трусости и дезертирстве. Порой каратели устраивали облавы, накрывали ячейки, а потом показательно вешали запытанных до полусмерти людей. Лялька неизменно оставалась в стороне.

Снюхалась с Жилиным — помощником главы полицейского отделения Касьянова, чувство возникло, но встречались тишком — в пустующих квартирах. Кто она, знали только верные товарищи, но какая нынче верность, когда каждый за себя, а на соратников плевать с высокой колокольни? Все шло гладко, пока германская армия громила коммунистическую сволочь. Но сейчас… поди разберись в этом водовороте, кто останется верен, а кто сдаст тебя со всеми потрохами. Но ничего, Лялька, как обычно, выкрутится, а вот он…

— Да я-то справлюсь, — бормотала девчонка, ластясь к нему. Жилину было не по себе — уж больно холодом от нее веяло, словно померла и уже остывала. — С тобой-то что будет, Глеб? Убьют тебя, дурака, а куда я без тебя? Прикипела, люблю сильно… — Она обняла его, сжала пальцами плечо, сделала больно. — Давай сбежим, а, Глеб? Пошлем всю эту бодягу к чертовой матери? Предчувствия у меня дурные, не пофартит немцам. Будут отступать, до границы докатятся или еще дальше. Уедем, Глеб, затаимся где-нибудь, отсидимся? Мы же не герои, чтобы до последней капли крови за великую Германию от океана до океана…

Героями они точно не были, служили тем, кто сильнее. Но патологическая ненависть к коммунистам все же бурлила в крови. Какого хрена Красная армия вдруг набрала силу, отогнала немцев от Москвы, накостыляла под Сталинградом, выстояла летом под Курском, а теперь гонит обратно на запад «непобедимое» германское воинство?

Он снова потянулся к папиросе, задымил.

— Глеб, почему ты молчишь? — Она внезапно догадалась: — Ты что-то задумал?

— Есть одна мыслишка, Ляля, — неохотно признался Жилин.

Мыслишка действительно имелась — завиральная, но больно назойливая. Шепнули ему по секрету нужные люди в комендатуре: мол, есть там один заветный кабинет, а в кабинете сейф. Куш — громадный. Провернуть выгодное дельце, а дальше — хоть трава не расти. Можно валить куда подальше — хоть с Лялькой, хоть без нее. Глупо продолжать ишачить на немцев — проиграли, господа хорошие. Но все должно быть по-умному, и одному не справиться. А Лялька в этом деле точно не помощник…

— Говори, — потребовала девица.

Ишь, какая прыткая… «Люблю, люблю», а как себя поведет, когда откроются все карты?

— Пока все вилами по воде, Ляль, неясностей много, надо подождать, присмотреться…

— Да куда уж дальше ждать! — возмутилась она. — Большевики завтра-послезавтра войдут в город. Ваш участок на передовую отправят — аккурат на их пулеметы! Не выживешь ты, Глеб, убьют тебя. Ноги надо делать — не позднее, чем завтра, пока вас всех на восток не отправили. Тогда уже не сбежишь…

— Так, цыц! — Он рассердился. — А ну, не перечь! Кто в доме хозяин? Будешь слушаться меня, Ляля, тогда все у нас получится. Имеются сведения, что наш участок на передовую не отправят — не такое уж мы бравое войско против регулярной армии. Будем бегство господ офицеров прикрывать, следить, чтобы партизаны чего не учудили. Сведения достоверные. Сидишь в городе и не рыпаешься. Идешь к тетке, там и будь. Красные придут — изображай радость. Тебя не тронут, ты же позаботилась? Все, кто знает, что ты на нас работала, уйдут на запад. А остальные уже далече — на том свете. Единицы знают, кто ты такая. Сделаем так, чтобы их стало еще меньше. Про меня пока забудь. Сделаю дело — найду тебя. На запад не пойду. Проберусь в Смоленск — вместе будем, Ляль. Пусть не через неделю — позже, все равно будем. А ты подстраивайся под новую жизнь, изворачивайся, божись в верности делу Ленина-Сталина или кого там еще. Билет комсомольский из чулана достань, сдай для верности чекистам кого-нибудь из оставшихся — не говори, что не знаешь про них. Да хоть партийной заделайся, карьеру сделай, мне без разницы.

Жилин натянуто засмеялся. Девушка застыла, прежде чем взорваться. Жилин смял в блюдце окурок.

— Шучу, Ляля, шучу, шуток не понимаешь? Неделя, максимум две, и я тебя заберу. Вернусь с