Читать книгу "Когната - Алексей Борисович Сальников"

— рассмеялся Константин. — Ты ее нам продала подороже! Молодец! А это большая разница: подарила или продала?

Она слегка откинулась в кресле, снова застучала ногтями, но глаза у нее потемнели. «Наверное, если Фумус вернется, я висением на собственных кишках не отделаюсь», — догадался Константин.

— Откуда тебе понимать разницу? — насмешливо ответила Секунда. — Я про тебя слышала, так называемый оруженосец.

— Ты оруженосцем был? — удивилась Когната. — А ты почему сейчас драконом не являешься?

— Когната, потому что он тупым оруженосцем был, он драконом стать не смог.

— Не смог! — подтвердил Константин, обращаясь к Когнате. — Дети у людей только тогда драконами становятся, когда забывают, что они люди. Если принимаются говорить как вы, думать как вы, а главное, если полюбят какого-нибудь дракона как своих родителей. Тогда хоп, засыпает человеческий ребенок, а просыпается уже маленький дракон. Я так боялся превратиться, что, если мне снилось, будто летаю, в ужасе просыпался и проверял: есть у меня еще волосы на руках или уже нет.

— Ты маму поймать смог, ты трех драконов убить сумел, а перевертышем стать не сумел? — не поверила Когната.

— Когната, оно так иногда происходит, — сказал Константин.

— Потому что госпожа… Волитара плохим драконом является, — тоже попробовала объяснить Секунда с непроницаемым серьезным лицом. — Константин ей подражать не захотел. Она настолько жалкая тварь есть.

Когната молча смотрела на Константина и ждала ответа именно от него.

— Волитара меня отпустила.

— Оруженосец ей разве не нужен был? — не поняла Когната. — Я, чтобы у меня оруженосец был, хочу. Я бы его никогда не отпустила.

— Но ты Настю отпустила и ты Максима Сергеевича…

— Забавно… — заметила Секунда.

— Что забавно? — спросил Константин, но она не удостоила его вниманием.

Когната продолжала смотреть вопросительно, поэтому Константин закончил:

— Ты Настю отпустила, и Максима Сергеевича отпустила. Что ты на это скажешь?

— Я, что это просто игра была, скажу, — ответила Когната.

— Ну вот и у меня и Волитары игра была.

— Ничего себе, детки, вы поиграли! — не удержалась Секунда. — Красно-белая до сих пор вполсилы огнем дышит и в сырую погоду кашляет. Надеюсь, недолго ей осталось кашлять…

Константин удивился такой осведомленности — Секунда знала то, о чем он понятия не имел.

— Просто отец госпожи Волитары коммунистом являлся, — сказала Секунда Когнате. — А они из обезьян драконов делать не умеют. Такие драконы сами обезьянами становятся. Так что, Когната, поберегись. Ты от Константина заразишься, и ты обезьяной станешь.

— Я не стану, — ответила Когната.

— А вдруг? — шутливо подначивала ее Секунда.

— Потому что Константин не обезьяна есть. Он человеком является.

— Ну-ну, — сказала Секунда на это. — Все они сверху люди, а чуть подожжешь — и обезьяны. Даже среди драконов такое наблюдается довольно часто. А Константин, если разобраться, и не обезьяна, и не дракон. Он шавка. То одним служит, то другим, а лучше всем сразу. Да, Костя? Так ведь? Дали команду, он и выполняет. Когната, ты тоже его приручить можешь. Он по команде совсем недавно с тобой возился. Он, если кто-нибудь правильную команду знает, за тебя голову подставит. Начальники ему тебя защищать приказали, а он только обрадовался.

«Ты что, ревнуешь, что ли?» — едва не ляпнул Константин, видя довольное лицо Секунды.

— Дорогая мама, а кто в этой комнате таковым не является? — озадаченно спросила Когната. — Если мы, конечно, вас не будем считать.

Константину показалось, что кто-то из рыцарей у него за спиной поперхнулся от неожиданности. Константин и сам слегка ошалел от того, как рассудительно это было сказано, вспомнил, что Когната ела жуков, пчел, поймала мышь. Да что говорить, она уже почти месяц не выпускала из рук отрезанную в лесу палку. И тут вдруг такие умные слова.

— Драконы опекуну меня защищать приказали, он тоже рыцарь был, — сказала Когната. — А Септиму никто ничего не приказывал. И Настя меня от пчеловода спасла, хотя она и рыцарем не является. Дорогая мама, это все как-то по-другому устроено. Я, как именно, не знаю. Но, если бы оно все, как вы только что говорили, работало…

Она не могла найти подходящих слов.

— Где ты такое, меня интересует, подслушала, я хотела бы знать, — сказала Секунда.

— Новый опекун мне объяснил, — не стала утаивать Когната. — Когда я ему рассказала.

— Ты новому опекуну, пожалуйста, передай, что он дурачок есть, — попросила Секунда.

— Простите, мама, — извинилась Когната, — но я, наверно, такое говорить не стану.

Девочка, в ожидании, когда разговор продолжится, принялась ходить туда-сюда, упираясь одним концом палки в пол.

— Скажите, а зачем вы меня сюда вообще позвали? — спросил Константин у Секунды.

Та не ответила, только наблюдала за дочерью, иногда ненадолго косилась на Константина, она слышала вопрос, но не желала отвечать.

— Была же причина, — сказал Константин.

— Была, — все же процедила Секунда, задумчиво наблюдая за дочерью. — Сразу много всяких. Хотелось посмотреть, как ты после встречи со мной себя чувствуешь. Потешить самолюбие. Потешила. Ну и было желание сравнить. Представить, что было бы, если бы получилось наоборот. Если бы тебя воспитал Фумус, а меня Волитара.

— Странная идея, — засомневался Константин. — Не представляю, как тогда получилась бы Когната, как эта встреча вообще состоялась бы.

— Ну, можно представить, что ты не был бы тогда мальчиком, а тоже был бы девочкой. Какой бы я получилась у красно-белой, а ты у Фумуса. Тоже бы тут сидел или нет?

— Понятно… И к каким выводам ты пришла?

— Я в ужасе, — сказала Секунда, — как только представляю, что не стала бы драконом, ходила бы по городу, училась бы в школе среди обезьян, пошла бы на работу, копалась бы в огороде, ездила бы на море на поезде с обезьянами. И муж у меня был бы обычная обезьяна. И дети в шерсти. Как вы вообще можете жить так — потея, обрастая волосами, как вы сами себя не перебьете от отвращения, я не понимаю.

— Ну извини, — ответил Костя. — Мы пытаемся, но у нас не получается.

— Что вы за твари такие, — Секунда смотрела с грустным интересом, — раз мы вас не извели. Ведь Греция пала, ведь Рим пал от рук