Читать книгу "Людовик XV и его эпоха - Александр Дюма"

20 мая приступом был взят город Анвер, а 30-го – его цитадель.

20 июля сдался Мон, 2 августа – Шарльруа, а 19 сентября – Намюр.

Наконец, чтобы блистательно завершить войну 1746 года, маршал граф Саксонский 11 октября выиграл сражение при Року, убил у неприятеля 12 000 человек, 3000 взял в плен, не потеряв при этом, со своей стороны, даже и тысячи человек.

Кампания 1747 года открылась вступлением войск в Зеландию и взятием Еклюзской и Дисландикской крепостей графом Ловандалем.

24 апреля крепости Нерлская и Лифкенсгекская были отняты у неприятеля генералом Контадом.

1 мая генерал Монтморен овладел крепостью Св. Филиппа, а 15 сентября граф Ловандаль взял неприступную крепость Берг-он-Цом. Итак, вот каким образом окончилась война 1747 года.

Наконец, 13 апреля 1748 года был осажден Мастрихт и взят 4 мая приступом.

Король спросил однажды у графа Саксонского:

– Скажите, пожалуйста, маршал, отчего это союзники, несмотря на свои поражения, не заключают мира?

Маршал со свойственным ему лаконизмом отвечал:

– В Мастрихте, государь.

Действительно, как только Мастрихт сдался французам, враждебные действия между герцогом Ришелье и графом Броуном в Италии тотчас прекратились.

Венгерская королева, испанский король и Генуэзская республика присоединились к предварительным условиям мира, заключенным после сдачи Мастрихта между Францией, Англией и Голландией и кончившимся Ахенским мирным договором, подписанным 18 октября 1748 года.

Скажем о переменах, которые произошли в европейских государствах после подписания Ахенского договора.

Дон Карлос получил конфирмацию на Королевство Обеих Сицилий; герцог Моденский, женившийся на принцессе Валуа, дочери регента, был восстановлен в своих владениях; наконец, инфант дон Филипп получил герцогство Парму, Пьяченцу и Гуасталлу.

Прусский король, начавший войну, извлек из нее наибольшую выгоду. Он удержал за собой завоеванную им Силезию и через это увеличение территории, а равно и через строгую экономию Фридриха I, своего отца, сделался государем могущественного народа.

Наконец, герцог Савойский в награду за свой союз с императрицей Марией-Терезией получил часть Миланского герцогства.

Из этого можно видеть, что маркиз Сен-Северен, посланный от Франции на Ахенский конгресс, верно следовал инструкции своего государя.

Людовик XV хотел заключить договор не как какой-нибудь спекулянт, но как король.

К описываемой нами эпохе относятся также экспедиция принца Карла-Эдуарда в Шотландию, смерть испанского короля Филиппа V в Буен-Ретиро, смерть графа Бонневаля в Константинополе, смерть рыцаря де Бель-Иля, убитого при нападении на укрепления Екзиля, наконец, смерть Парижского архиепископа Вентимиля, о котором мы имели случай говорить уже несколько раз и о котором теперь будем говорить в последний.

Экспедиция Карла-Эдуарда, находившаяся в связи с отношениями Англии к Франции, была предпринята по внушению последней. Это была сильная диверсия, сделанная правительством короля Людовика XV.

Претендент, отправившись из Нанта на судне «Ла Дутелль», в конце августа прибыл на остров Барру, один из Гебридских островов. Оттуда без всякой иной поддержки, кроме своего имени, без всякого знамени, кроме лоскута тафты, взятого из Франции, без всякого войска, кроме семи офицеров, без всяких военных припасов, кроме девятисот ружей, он отправился в Шотландию и высадился на ее берег 25 июля 1745 года, в Муидаре.

Люди, сопровождавшие его, заслуживают, чтобы имена их были внесены в историческую летопись. Воспоминание, которого потомство удостаивает людей, отличавшихся великой привязанностью, часто бывает единственной их наградой. Каких бы тесных границ ни предначертали мы своему повествованию, однако мы не лишим этой привязанности той награды, которую она заслуживает. Некоторые люди считали бы себя слишком несчастными, если бы опасались быть забытыми историей.

Этими семью офицерами, сопровождавшими принца Карла-Эдуарда в Шотландию, были маркиз Тюллибарден, изгнанный из своего отечества за участие, которое он принимал в восстании 1715 года; сэр Томас Шеридан, бывший гувернер принца; сэр Джон Макдональд, служивший офицером в Испании; сэр Френсис Штрикклейд, английский дворянин; Келли – тот самый, который был замешан в деле, называемом заговором Рочестерского епископа; Эней Макдональд, парижский банкир; наконец, Буканан, которому кардинал Тансен поручил съездить в Рим с приглашением к принцу Карлу, чтобы он возвратился во Францию.

Восьмой присоединился к принцу Карлу-Эдуарду почти тотчас же после высадки в Шотландию. Этим последним был также Макдональд. Он, в особенности для французов, заслужил право быть упомянутым в истории. Это был отец знаменитого французского маршала Макдональда.

Один из этих семи дворян, присоединившихся прежде всех к принцу Карлу и известных под именем семи муадарцев, оставил такое любопытное и вместе с тем наивное описание этой высадки, что мы решили привести его слово в слово. Вот оно:

«Любопытство наше было немало возбуждено при виде „Ла Дутелля“, вошедшего в гавань. Мы побежали на берег, чтобы узнать какие-нибудь новости. Шлюпка, находившаяся у корабля, увидев, что мы подаем знаки, подошла к нам и отвезла нас на корабль. Сердца наши бились от радости в надежде, что мы увидим принца, прибытия которого в Шотландию все так желали. По прибытии на корабль мы нашли на палубе большую палатку, поддерживаемую жердями, а под этой палаткой – вина и ликеры. Нас радушно принял маркиз Тюллибарден, которого некоторые из нас знали со времени первой экспедиции 1715 года.

Между тем как маркиз с нами разговаривал, Кланранальд исчез, ибо был позван, как мы догадывались, в комнату принца, где он оставался почти три часа. Мы уже не надеялись в этот вечер увидеть его высочество, как вдруг, спустя полчаса после возвращения к нам Кланранальда, видим: в палатку входит молодой человек приятной наружности, весь в черном платье, в рубашке без манжет и без манжетного воротника; самая рубашка была не очень чиста; воротник ее был застегнут серебряной запонкой; на голове у него был парик из белокурых волос; шляпа без галуна, с нитяной тесьмой, один конец которой был привязан к пуговице его платья; на ногах черные чулки и башмаки с медными пряжками. Как только я его увидел, сердце затрепетало у меня от предчувствия. Заметив это, одна духовная особа, по имени О'Бриан, тотчас же сказала нам, что этот молодой человек был англичанином духовного звания, которому давно хотелось увидеть горцев и поговорить с ними.

Когда этот молодой человек входил. О'Бриан, без сомнения для того, чтобы придать словам своим больше правдивости, сказал, чтобы никто из нас не вставал. Этот молодой человек духовного звания, войдя, никому не поклонился, да и мы сами кланялись ему только издалека. Случайно я был на ногах в ту минуту, когда он вошел. По случаю ли, или по симпатии, он прямо подошел ко мне, сел возле меня, потом вдруг встал и заставил меня сесть возле него на каком-то ящике. Тогда, считая его чужестранцем или каким-нибудь простым духовным лицом, хотя в глубине души что-то продолжало мне нашептывать, что это был кто-нибудь позначительнее, нежели как о нем говорили, я начал с ним разговаривать с такой фамильярностью, с какой бы мне совсем и не следовало. Первым его вопросом ко мне было: не озяб ли я в своем горском наряде? Я отвечал ему, что так привык к моему наряду, что, конечно, озяб бы, если бы переменил его на другой, даже более теплый. Он смеялся от души, услышав этот ответ, и стал меня расспрашивать, что я делаю, когда захочу лечь спать в этом платье. Я объяснил ему, но он мне заметил, что, закутавшись совершенно в свой плащ, я не был бы готов к защите в случае нечаянного нападения. Тогда я отвечал ему, что в случае личной опасности или в случае войны мы другим образом распоряжаемся своим плащом – так что горец в один прыжок может оказаться на ногах с обнаженной шпагой в одной и с заряженным пистолетом в другой руке, не встречая ни малейшего затруднения от своего платья. Потом он предлагал мне много других подобных вопросов, наконец, весело встав, спросил стакан вина. О'Бриан сказал мне на ухо, чтобы я ответил тем же этому чужестранцу, но не пил бы за его здоровье. Это утвердило меня в моих догадках. Тогда, взяв стакан вина, он выпил за наше здоровье и через несколько минут удалился».