Читать книгу "Шлюпка - Шарлотта Роган"

По мере того как наша эпопея уходит в прошлое, обрастая теориями, историями, сплетнями и свидетельствами, она тускнеет, все более отрывается от реальности, будь то океан, голод или холод, и становится пищей для кабинетных моралистов и газетчиков. Только ленивый не высказывается о нашем процессе; Ханна удивляется, почему суд принимает во внимание любое праздное резонерство. Не знаю. У меня не идет из головы Генри. Генри отличался решимостью. В шлюпке он бы нам очень пригодился, и я часто думаю, как могло бы обернуться дело, окажись он рядом со мной. Разумеется, если бы рядом со мной тогда был муж, на меня бы сейчас не навешивали никаких ярлыков и уж, во всяком случае, не называли бы, как это делали щелкоперы, «мужененавистницей».

Мне не хватает Генри. При нем для меня не так уж важна была сила характера, потому что его собственный характер отличался уравновешенностью и твердостью. Но самое главное — с ним я чувствовала себя в безопасности, хотя в этом есть некая ирония: если бы судьба не свела меня с Генри, я бы близко не подошла к «Императрице Александре». Без него я осталась незащищенной, полностью открытой чужому осуждению. На эту тему, вероятно, написаны целые тома — не знаю, я не интересуюсь подобной литературой, но мне все время кажется, что людям свойственно образовывать пары, вдвоем бороться с обстоятельствами, соединять свои судьбы. На это указывает даже пример Ханны и миссис Грант: они заряжали друг дружку энергией, хотя, конечно, о соединении судеб не могло быть и речи. Как бы то ни было, их временный союз оказался самым прочным, и пострадали они менее всех остальных. Правда, сейчас они томятся за решеткой, словно в отместку за то, что их пощадил океан, но тогда, в шлюпке, они, похоже, страдали меньше всех. Вот и спрашивается: будь миссис Грант мужчиной, неужели они сейчас точно так же сидели бы в тюрьме?

Однажды ночью, когда я смотрела на черную воду под бескрайним звездным куполом неба и любовалась светящимися точками морской жизни, настолько крошечными, что описать их можно лишь вкупе, когда они собираются большими массами, у меня почему-то исчез страх. Я с детства воображала, что Бог живет в облаках, улыбается или хмурится в зависимости от своего настроения и нашего поведения, зажигает солнце или старательно выдувает шторм, чтобы встряхнуть нас от лени и предостеречь от обмана. Но в тот миг я подумала, что Бог живет в море, исподволь наблюдает, что мы делаем, и рука об руку с Харди вздымается на этих огромных волнах, а потом опускается и посылает частицы себя к нам в шлюпку.

Я не хотела упоминать об этом на суде, потому что личные откровения зачастую клеймились при мне как ересь или безумие, но открылась мистеру Райхманну, и тот сказал, что вера — неплохая стратегия, которую при желании вполне можно использовать, если только не вдаваться в подробности, а в общем и целом присяжные понимают такие вещи. «Ничего они не понимают», — вертелось у меня на языке, но я вовремя осеклась.

Без священника, который указывал нам — хотя, на мой взгляд, с излишней мрачностью — пути духовного очищения, мне было нелегко разглядеть их самостоятельно. Я пыталась припомнить слышанные в церкви библейские строки или запавшие в душу фразы из проповедей, но все напрасно, потому что слушательница из меня никудышная: мне легче наблюдать, нежели слушать, а действовать легче, нежели размышлять. Что вспоминалось: пронизанные солнцем витражи, чистые, блестящие волосы певчих, детишки, ерзающие на скамьях в ожидании урока в воскресной школе, наступавшая после их ухода неподвижность и свое жгучее — даже в сознательном возрасте — желание побежать за ними следом. Вспоминались пурпурное с белым одеяние проповедника и кокетливые шляпки прихожанок — что угодно, только не услышанное.

Но за три недели в шлюпке и еще две — в суде, где решается моя жизнь, я научилась многое воспринимать на слух. Услышала, например, хотя и не подала виду, как миссис Грант отправила Ханну заглянуть в анкерок и проверить, нет ли в нем деревянной коробки. Услышала, что судья объявил язычной молвой и неподтвержденным доказательством заявление Ханны по поводу ценностей, которыми, как поведала ей Мэри-Энн, владел мистер Харди. Услышала, как доктор Коул назвал меня безвольной и внушаемой; как мистер Райхманн заметил, что жена жене рознь. А когда присяжные объявили о моей невиновности, я услышала их вердикт так же отчетливо, как туманный горн седьмого дня.

Ханну и миссис Грант сочли виновными в предумышленном убийстве, и, когда надзирательница выводила их из зала суда, у меня возникло такое чувство, будто передо мной натянулась до предела какая-то цепь и слабое звено лопнуло. Я провожала их глазами, но оглянулась только Ханна. У нее в глазах вспыхнули отблески прежнего огня, и я с горечью подумала, что больше ее не увижу.

Судья сказал: «Миссис Винтер, вы свободны», но я приросла к месту возле стола защиты и не отрывала взгляда от стенографиста, который собирал свои письменные принадлежности. Зал опустел не сразу: слишком много народу пришло на оглашение вердикта. В конце концов посреди этого гулкого, сумрачного помещения остались только мои адвокаты и я вместе с ними. Мистер Гловер незамедлительно пригласил меня отметить победу в ресторане. Я обернулась, чтобы спросить мистера Райхманна, не составит ли он нам компанию, но его уже и след простыл и у меня появилось странное, тревожное предчувствие о вероятных последствиях вновь обретенной свободы.

Видимо, какие-то из этих эмоций отразились у меня на лице — мистер Гловер вытянул руку, чтобы поддержать меня за локоть, а я уже готова была на нее опереться, — но тут в глубине зала материализовался мистер Райхманн, который беседовал с элегантной женщиной, поднимавшейся со своего места. Я не раз представляла себе ее лицо, всегда неулыбчивое, но сейчас она улыбалась.

— Благодарю вас, мистер Гловер. — Я отвела локоть и наградила младшего адвоката улыбкой за такую предупредительность. — Со мной все в порядке.

Взяв себя в руки, я постаралась не обращать внимания на тяжелые удары сердца. Мне совсем не так представлялось первое знакомство с высшим светом, но я напомнила себе, что мое имя — миссис Генри Винтер и что мне было бы не к лицу в таком месте и в такое время оказаться недостойной своего мужа.

Спасение

На следующий день после гибели Харди рассвет выдался безоблачным и чистым. Миссис Грант вытащила из холщовой сумки гребень и велела Ханне заплести нам косы или затянуть пучки, чтобы волосы не лезли в глаза. Солнце, светившее два дня подряд, просушило одеяла, но вызвало у нас катастрофическое обезвоживание организма.

Теперь в шлюпке оставалось двадцать восемь человек. Миссис Грант пересадила нас по-новому, чтобы перераспределить вес, после чего распорядилась поднять парус, и мы поплыли в сторону Англии, а может быть, Франции. Дул ровный западный ветер, и вскоре мы уже набрали приличную скорость. Меня отправили на корму, где я должна была сменять рулевого, мистера Нильссона; впрочем, толку от меня было немного. Зато мне впервые представилась возможность понаблюдать за мистером Нильссоном вблизи; оказалось, он еще молод, хотя всегда казался мне старше из-за своего апломба и авторитетного тона, от которых теперь не осталось и следа. Когда я попросила объяснить, как управляться с румпелем, он посмотрел на меня, как кролик на удава, и сказал только: «Удерживать его в направлении, противоположном к тому, куда нужно повернуть» — и для наглядности дернул румпель так, что руль повернулся и в кильватере появилась пена. Я заметила на лице у Нильссона кровь и хотела ее вытереть, но он так и отпрянул, не сводя с меня затравленного взгляда.