Читать книгу "Свет - Рейвен Кеннеди"

сказала? – Он оглядывается назад. – Химинн, – кричит он, и откуда-то вдруг материализуется худощавый солдат.

– Да, капитан?

Не успеваю я даже возразить, как капитан Озрик вырывает у меня из рук ночной горшок и пихает его молодому мужчине.

– Иди и вымой это. А потом верни в палатку леди Риссы.

Солдат тут же оживляется, словно для него это огромная честь.

– Будет сделано, капитан!

Как только он убегает, я бросаю взгляд на капитана.

– Так нельзя! Теперь какой-то странный солдат занимается нашими… испражнениями.

Он смеется, а потом снова пытается пихнуть мне еду.

– Ничего постыдного в моче и дерьме нет. Поверь, Химинн будет счастлив такой работе. А теперь возьми еду, женщина.

– Меня зовут Рисса, – язвительно говорю я, но затем срываю перчатки, засовываю их в карман и беру еду, потому что сегодня еще не ела и умираю с голоду. Откинув ткань, вижу хлеб с мясом.

– Пойдем, Рисса, – говорит он и показывает вперед. – Посиди у костра, съешь бутерброд и выпей немного вина.

Я качаю головой.

– Поем в своей палатке. Мне нужно приглядывать за Полли.

– Разве она не спит?

Я слишком долго медлю с ответом, потому что он ухмыляется.

– Так я и думал. Подыши свежим воздухом и посиди со мной, женщина. Успеешь еще послушать истерику Полли.

Чаше всего я сторонилась капитана, всячески его игнорируя, но отчего-то кажется, что он всегда рядом. Я вижу его верхом на лошади возле нашей кареты, где на него обрушиваются снег и ветер, но он как будто их не замечает. Вижу его у костра, вижу, как он болтает с солдатами, обходит лагерь. Вижу, как он заботится о наших нуждах, но никогда не врывается без предупреждения. И хотя я стараюсь его избегать, все равно… наблюдаю.

И почему, не знаю. Это даже глупо. Он грубый, бестактный, дикий гигант. Точно не в моем вкусе. Во-первых, он мужчина, а я пока зареклась с ними связываться. Возможно, даже навсегда. Я не встречала еще мужчины, который стоил бы моего внимания.

Посему понятия не имею, почему иду за ним к костру. Возможно, мне и правда нужно отдохнуть от назревающей в палатке враждебной атмосферы.

Когда капитан ведет меня к палатке, стоящей напротив моей, я останавливаюсь и смотрю на него.

– Ты… Почему твоя палатка так близко к моей?

Шмыгнув в нее, он выходит, держа в руках мех, а потом берет два ведра. Капитан переворачивает их, ставит перед костром и накидывает на одно ведро мех.

– Садись.

Я слушаюсь и виню в этом теплый огонь. Не то, как внутри у меня все сжимается от его резкого приказа. И даже не его кожаные штаны, облегающие эти мощные бедра. Все это тут ни при чем.

Ни капли.

Тем не менее, стоит мне сесть, как я почти поникаю напротив теплого огня, и изо рта вырывается вздох. Я кусаю бутерброд, и хотя он холодный, а корочка слишком жесткая, мне так вкусно, что съела бы целую тарелку таких бутербродов.

Я доедаю и облизываю пальцы, а потом осознаю, что только что сделала. Конечно же, осознает и он.

– Рад, что ты нормально поела, Желтый колокольчик.

– Когда ты перестанешь называть меня этим оскорбительным прозвищем?

Он протягивает мне бурдюк.

– О, оно теперь прочно к тебе прилипло.

Фыркнув, я делаю большой глоток, но тут же сплевываю и кашляю, чуть не уронив бурдюк.

– Что… это?

– Пряное вино, – пожав плечами, отвечает капитан. – Немного согреешься.

– Я думала, тут вода.

– Это лучше. – Он забирает у меня бурдюк и сам делает глоток. Не знаю, почему мне неловко из-за того, что он пьет после меня, но так оно и есть. А еще и из-за того, как он проводит языком по деревянному проколу в нижней губе.

– Итак, – начинает он, вытянув вперед ноги так, что его сапоги оказываются в опасной близости к костру. Я рада, что сегодня вечером в кои-то веки не идет снег. Как только мы покинем Пятое королевство, я больше ни за что не вернусь в холод. – Как поживает твоя подруга?

– У нее все нормально, – выпаливаю я, ответив ровно так же, как и все три раза, что он уже спрашивал. Сдается мне, это из-за него лекарь столь часто нас посещает – потому что мои ответы не содержат полезной информации. – Будет все нормально, – уточняю я.

Капитан кивает.

– Я видел немало солдат, которые подсаживались на эту дурь. Нелегко с ними нянчиться.

– Она моя подруга.

– Правда?

Я напрягаюсь.

– Что ты хочешь этим сказать?

Он передергивает мощным плечом, а я стараюсь не глазеть на капитана, когда он скрещивает на груди руки. Зря я позволила ему отдать мне пальто. Тогда его физические данные были бы не так заметны.

– Просто спрашиваю.

– Спрашиваешь из-за тех разговоров о неверности по отношению к Аурен? – заняв оборонительную позицию, спрашиваю я. – Опять будешь меня критиковать?

Озрик приподнимает брови.

– Спрячь-ка свой яд, Желтый колокольчик, никого я не критикую. Просто мне кажется, что эта твоя подруга настроена к тебе не очень дружелюбно.

– Тебе-то откуда знать?

Он безразлично смотрит на меня.

– Стены в палатке очень тонкие.

Я краснею от стыда.

– Она просто плохо себя чувствует.

– Хм.

Я тут же встаю.

– Если и дальше будешь вести себя, как ко…

Он постукивает ногой по моей голени, отчего я замираю.

– Сядь, Рисса.

Я плюхаюсь на ведро. По спине у меня ползут странные мурашки от того, как он произносит мое имя хриплым голосом.

Черт возьми, что со мной творится? Я совершенно не собираюсь испытывать влечение к этому мужчине. Нет уж! Я спала с большим количеством красивых мужчин – мужчин, которые были такими красивыми, что напоминали скульптуры. Мужчины, которые регулярно… мылись. Так почему каждый раз, когда я выхожу из палатки, то ищу его взглядом?

Ерунда какая-то.

Он приводит в бешенство, он грубый, и я вообще не должна о нем думать. Но все равно думаю. В первую ночь он сказал, что немного презрения не помешает, и с тех пор я не могу выкинуть из головы его слова.

Не могу отрицать, что между нами летают какие-то искры, как молния, попавшая в облако. И мне… интересно. Интересно, что случится, если мы столкнемся. Может, тогда разразится идеальная неистовая буря.

Пусть прозвучит немного пафосно, если принимать во внимание, сколько гнева и волнения бурлит во мне, и как было бы чудесно выместить их на нем. Как мы могли бы схлестнуться в свирепой вспышке, где мне не придется сдерживаться. Где я не буду совершенной, красивой соблазнительницей. Но истинное удовольствие