Читать книгу "Император из стали: Император и Сталин. Император из стали - Сергей Александрович Васильев"

– Для начала было бы достаточно парламентаризма французского или американского образца, – стараясь взять себя в руки и сжав стакан так, что побелели костяшки пальцев, отчеканил Красин.

– Достаточно для чего? – перебил его император. – Для кратного промышленного роста? Для создания новых производственных отношений? Для кардинального изменения парадигмы существования деревни? Или, может, французский и американский парламентаризм ставит надёжный заслон кумовству и мздоимству? Вы, товарищ Красин, как будто не слышите, что я вам говорю. Марксизм учит, что базис первичен, а надстройка вторична, и, пока не изменится, базис будет неумолимо возвращать надстройку в исходное состояние.

– Вы хотите сказать, что у нас ничего не получится, кроме смены династии? – фыркнул Красин. – Думаете, что в результате всех наших усилий Романовых сменят Плехановы или Ульяновы, и им так же будут петь «Боже, царя храни», и на этом всё закончится? Мы мечтаем совершенно о другом…

– Вы можете мечтать о чём угодно, – как строгий учитель, припечатал император, – но мечтательность – это проявление идеализма, который, опять же, противоречит марксистской теории, базирующейся на принципах материализма. Вместо «Боже, царя храни» вы можете петь «Интернационал» и называть первое лицо не монархом, а председателем или секретарём, но суть его самодержавной власти от этого не изменится, и опираться она будет на насилие, сиречь на штыки, как бы революционно они ни назывались…

– У нас другие намерения…

– Есть логика намерений и логика обстоятельств, и логика обстоятельств всегда сильнее логики намерений, товарищ Красин! Французские революционеры – якобинцы и санкюлоты, Робеспьер и Дантон – тоже не имели намерения мостить своими телами дорогу на трон Наполеону Бонапарту, однако произошло именно это, что было насквозь объективно и закономерно.

– Революция высвободит огромную энергию живого творчества масс и позволит воспитать человека нового типа, которому будут чужды насилие и культ личности… – упрямо насупившись, бубнил инженер, в душе кляня себя за очевидную слабость позиции.

– Ещё раз: базис первичен, надстройка вторична, Леонид Борисович, или вы не марксист, – остановившись прямо напротив Красина, отрезал император. – Система образования и воспитания – это тоже элемент надстройки, конфигурацию которой диктует базис, то есть уровень развития производительных сил. А у нас эти силы сейчас на три четверти состоят из неграмотных крестьян с сохой и мотыгой… Высвободят они энергию. Этим словосочетанием в физике называют взрыв, между прочим. В обществе это будет взрыв насилия. И кого он, по-вашему, сможет воспитать?

– А что вы предлагаете? – запальчиво воскликнул Красин. – Оставить всё как есть?

– Вы несправедливы, товарищ Красин, – уже направляясь к столу, вдруг мягко, по-кошачьи развернулся к инженеру император. – Вы держите в руках как раз план конкретных действий. Я предлагаю не подменять теорию Маркса революционными фантазиями, а вместо этого заняться главным – начать менять базис. Действительно, революционной работы неподъёмно много. Нужно заменять архаичные полуголодные средневековые крестьянские общины на промышленные агрокомплексы, превращающие крестьян в рабочих, а их тощие наделы – в фабрики по совместному высокотехнологичному производству продуктов питания. Требуется создать новые отрасли промышленности, которых у нас вообще никогда не было. Необходимо модернизировать старые и строить новые заводы. Уменьшать долю неквалифицированного труда. Внедрять технологии, требующие от рабочих инженерных навыков. Нужно постоянно поддерживать плотное взаимодействие прикладных наук и производства таким образом, чтобы сами производственные потребности, сами индустриальные требования стирали различие и выравнивали образовательный тезаурус учёных и инженеров, интеллигенции и пролетариата. И вот тогда… – император поднял вверх указательный палец, – новые производительные силы будут настойчиво подталкивать к новым производственным отношениям, требовать образования и воспитания трудящихся нового типа…

Император тяжело опустился на стул и покачал головой:

– Хотя и это тоже не гарантия… Цепляясь за власть, они любой плюс могут превратить в минус… Если посчитают для себя выгодным – откажутся и от промышленности, и от образования… Подлая каста!.. Проклятое семя!..

Красин, боясь дышать, пристроился на соседний стул. Император сидел, понурив голову, полностью погружённый в свои мысли, и инженер с удивлением обнаружил раннюю седину, словно инеем обсыпавшую аккуратную причёску монарха.

– Кто они? – тихо спросил Красин.

Император поднял голову и буквально обжёг собеседника сталью, только что извлечённой из горна и начинающей подёргиваться синеватой окалиной.

– Вы – счастливый человек, товарищ Красин, – совершенно глухим голосом, не вяжущимся с пронзительным взглядом, медленно произнёс он. – Вы пока не знаете, что это такое – деградация соратников, предающих ваши общие идеалы, разменивая их даже не на власть, а на внешние её атрибуты… Когда на ваших глазах мелкий бес тщеславия превращает их в больших предателей… И всё, что вы можете для них сделать – это уничтожить, как заражённых смертельным вирусом, пока они не уничтожили ваше общее дело – дело всей вашей жизни!

1924. Москва. Кремль

Авель Енукидзе, работавший в 1900 году в Баку с Красиным, был другом семьи Сталина. Дети называли его дядя Авель. Обычно прямой, как оглобля, и громоподобный, как колесница Зевса, дядя на этот раз был тих, как мышь. 5 августа 1924 года секретарь ВЦИК Енукидзе молча вошёл в кабинет «племянника» и молча положил на стол справку о расходовании средств на отдых «особо ответственных товарищей».

Из документа с грифом «Совершенно секретно. Лично» и примечанием «Без номера и без копии» следовало, что в предыдущем, 1923 году на отдых и лечение главы Коминтерна и ленинградской парторганизации Григория Зиновьева было потрачено 10 990 рублей, председателя Реввоенсовета Льва Троцкого – 12 930 рублей.

«Червонный» нэповский рубль в 1924 году равнялся 2,2 тогдашним или примерно 33 современным долларам. Рабочие получали в среднем полсотни рублей в месяц.

– Это не полные сведения, – добавил, вздохнув, Енукидзе. – Кроме того, деньги выдаются и Рыковым (главой правительства СССР) из сумм СНК (Совета народных комиссаров).

Помимо кавказских и крымских курортов вожди регулярно отдыхали за границей, особенно в дружественной веймарской Германии и Латвии. В 1924 году Рыков получил на эти цели 3000[37] долларов, секретарь ЦК Вячеслав Молотов – 1213 долларов, председатель Госплана Александр Цюрупа, который в фильме «Ленин в восемнадцатом году» падал на заседании Совнаркома в голодный обморок, – 977 долларов.

В 1922 году зампред Высшего Совета народного хозяйства Ивар Смилга израсходовал во время лечения за границей около двух тысяч золотых рублей, на которые не смог предоставить подтверждающих документов. В объяснительной записке в ЦК он признал, что часть денег ушла на одежду, «а также мелкие расходы в виде ресторанов, такси, театров и так далее».