Читать книгу "Горькие травы - Кира Козинаки"

— Мне не нравится, — упрямлюсь я. — Может, подберёшь другое прозвище?

— Ммм… Пончик? — шепчет он куда-то мне в шею.

Я вскакиваю, упираю кулаки в бёдра и смотрю грозно. Он смеётся и тут же примирительно тянет меня обратно к себе.

— И как ты хочешь, чтобы я тебя называл?

— Ну, я не жду какой-то экзотики, тонких аллюзий, интересных аллегорий…

— Чего?

Вздыхаю.

— Не знаю, Никит. Но не мог бы ты называть меня как-то более нейтрально, что ли? Попроще. Хотя бы… Ну, хотя бы малыш.

— Ну какой ты малыш, Ась? — уже громче смеётся Никита, скользит ладонями по моим ягодицам, упирается подбородком в живот.

Мне едва исполнилось двадцать один, и я старше его на год.

Но сейчас он вряд ли имеет в виду это.

Действительно, какой из меня малыш? Я на три сантиметра его выше. А ещё у меня бёдра. И попа. И какая-никакая грудь. На мне даже его рубашка не застегнулась, когда я хотела надеть её после секса, как какая-нибудь красотка из кино. С ним рядом лучше бы смотрелась крошечная полупрозрачная нимфа, а не я, булочка и пончик.

И «малыш Ася» — это самый настоящий оксюморон.

Но Никита встаёт, обнимает меня и прижимает к себе так крепко, что для дурацких мыслей просто не остаётся места.

— Ась. Ты знаешь, что я тебя люблю?

— Знаю.

— Очень хорошо.

И он целует меня, долго и нежно.

— А теперь бросай эти свои… как их… аллергии, и пойдём ко всем. А то пацаны уже начали подозревать, что тебе с нами неинтересно.

* * *

Улыбаюсь.

Совершенно глупо улыбаюсь.

Потому что ни один мужчина никогда не называл меня малышом.

Этим простым, когда-то казавшимся нейтральным, но очень желанным прозвищем.

А сейчас чудится, будто ни один мужчина в мире никогда не называл так другую женщину. Будто это моё, личное, интимное, эксклюзивное.

И пусть это совершенно не вписывается в концепт взрослых решений и приятельства.

Пусть это неуместно, и мне нужно об этом сказать.

Но можно в другой раз? Не сейчас.

Потому что я не могу противиться.

И улыбаюсь, совершенно глупо улыбаюсь.

— Ты так загадочно сопишь, — делится наблюдениями Пётр, — что это уже кажется опасным.

— Ммм, — мычу я, вырываясь из пучины сладких грёз.

— Ась, — он смеётся, — что случилось?

— Мне нужны твоя одежда, сапоги и мотоцикл, — сообщаю я строгим голосом Терминатора и добавляю уже своим, со слабыми жалобными нотками: — И твоя юридическая консультация.

— По поводу?

— «Горьких трав». Всё сложно, — кратко резюмирую я.

— Исчерпывающе, — снова тихо смеётся он в трубку.

Я и не знала, что слушать его смех вот так, не видя его, чертовски приятно.

— Я смогу приехать в кофейню к… эээ… пяти. Дождёшься?

— Дождусь. Спасибо.

— А сейчас, Ась, мне правда надо бежать.

— Да, конечно! Прости, что отвлекла.

— Тогда до встречи?

— До встречи.

Кладу телефон на стол и, пока никто не видит, ещё раз широко, глупо и очень счастливо улыбаюсь.

Без десяти пять я запираюсь в уборной для персонала и пристально рассматриваю своё отражение в зеркале над раковиной. Зачем-то поправляю воротник свитера. Зачем-то прохожусь гигиеническим бальзамом по губам. Зачем-то распускаю волосы, но тут же решаю, что это перебор, и снова собираю их в узел на макушке.

Зачем-то нервничаю, как перед первым свиданием.

Пётр появляется в кофейне ровно в пять. Здоровается с пританцовывающей за стойкой Ритой, мгновенно находит меня взглядом в зале и уверенной походкой лавирует между столиками прямо ко мне. Пальто расстёгнуто, под ним чёрный классический костюм, строгий и очень сексуаль… Нет-нет, просто строгий.

Пётр садится на стул напротив и смотрит как-то слишком уж хитро.

— Мои услуги стоят дорого, — с порога заявляет он.

— Ну… — Я нерешительно пожимаю плечами. — Приятельская скидка, может быть?

— Скидки нет, но есть особые условия.

Не отрывая от меня своего хитрого взгляда, он ныряет рукой в карман пальто, достаёт какой-то цветастый пакетик, надрывает его и высыпает на стол между моим ноутбуком и полупустой чашкой чая горку кешью. Я смотрю на неё несколько секунд, а потом поднимаю глаза на Петра.

— Поймаешь с первой попытки — я весь твой, — поясняет он. — Как юрист, конечно же.

И тут мне очень хотелось бы хвастануть, что я весь год тренировалась ловить орехи ртом и сейчас как покажу высший пилотаж. Но нет. Не пробовала ни разу. А сейчас очень надо. Потому что хочу, чтобы сегодня он был весь мой, пусть и как юрист.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

Вытаскиваю ногу из-под себя, выпрямляю спину и даже чуть отодвигаю ноутбук, расчищая себе пространство для манёвра. Пётр смотрит с интересом, на губах появляется ухмылка.

Беру орех. Кручу его в пальцах, примеряюсь. Целиться на кончик носа, отодвинуть голову назад, прикрыть зубы губами. Я помню. Он сам меня учил.

Ещё раз смотрю на Петра. И подбрасываю орех в воздух.

А потом понимаю, что он летит по какой-то совершенно неправильной траектории, подскакиваю на месте, задеваю локтем крышку ноутбука, ладонью другой руки — чашку с чаем, бедром — стол, всё вокруг гремит, звенит и кружится, но в последний момент я всё-таки ловлю орех ртом, сама искренне удивляюсь этому, пучу глаза и плюхаюсь на место, ошарашенно таращась на Петра.

Он откидывается на спинку стула и медленно кивает головой в знак одобрения:

— Ловкость кошки, грация картошки.

Я выдаю очередной совершенно неженственный смешок и быстро прикрываю рот рукой, но потом щурюсь и направляю на Петра палец.

— А я тебе говорила, что при должном старании даже самые смелые новогодние желания сбываются. Кто загадал увидеть, как я научусь ловить орехи ртом? Получите, распишитесь!

— А кто загадал узнать, кем станет, когда вырастет? Узнала?

— Да. Хочу стать Надей.

Пётр улыбается. Так тепло и нежно, что просто ух.

— И ты ещё меня высмеивал и подозревал в колдовстве, — припоминаю ему я, а потом принимаю позу прожжённой ведьмы в седьмом поколении и как бы между делом добавляю: — Вот смотрю я на тебя и вижу, что одно плечо опущено. Духи мне подсказывают, что это родовое проклятье.