Читать книгу "Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире – и почему все не так плохо, как кажется - Анна Рослинг Рённлунд"

— Нет, нужно врезать всему совету директоров, — ответил студент, сидевший чуть дальше.

— Любопытно. Скорее всего, днем я буду выступать перед советом директоров. В таком случае я не стану бить Даниэля, но потом, на встрече с советом директоров, постараюсь хорошенько врезать каждому. Само собой, у меня не будет времени, чтобы отправить в нокаут всех… Драться я не мастак, а охрана, вероятно, остановит меня, когда я ударю трех-четырех человек. Но есть ли в этом смысл? Думаете, так совет директоров изменит исследовательские приоритеты?

— Нет, — сказал третий студент. — Novartis — акционерная компания. Решают там не босс и не совет директоров. Вся власть в руках акционеров. Если совет директоров скорректирует исследовательские приоритеты, акционеры просто выберут новый совет директоров.

— Верно, — согласился я. — Именно акционеры хотят, чтобы деньги компании шли на исследование болезней богачей. Потому что благодаря этому они получают дивиденды со своих акций.

Получается, что проблема не в сотрудниках, не в руководителе компании и не в совете директоров.

— Теперь возникает вопрос, — сказал я, глядя на студента, который первым предложил такой вариант расправы, — кому принадлежат акции крупных фармацевтических компаний?

— Богачам, — пожав плечами, ответил он.

— Нет. И это довольно любопытно, потому что акции фармацевтических компаний весьма стабильны. На фондовом рынке неизбежны колебания, цены на нефть то растут, то падают, а фармацевтические акции приносят достаточно стабильные дивиденды. Ценность акций многих других компаний колеблется в зависимости от динамики рынка — она возрастает, когда люди склонны тратить больше, и падает, когда они урезают расходы, — но раковые больные всегда нуждаются в лечении. Так кому принадлежат акции этих стабильных компаний?

Студенты вопросительно смотрели на меня.

— Пенсионным фондам.

В аудитории повисла тишина.

— Получается, я не смогу никому врезать, потому что я не встречусь с акционерами. С ними встретитесь вы. Навестите в эти выходные свою бабушку и врежьте ей. Если вы считаете, что нужно найти и наказать виновных, вините пенсионеров, которые нуждаются в стабильных акциях. А еще вспомните, как прошлым летом вы отправились в путешествие, а бабушка подбросила вам немного денег. Возможно, вам придется вернуть их, чтобы бабушка вернула их Novartis с указанием вложить эту сумму в лечение бедняков. А если вы уже потратили ее деньги, вам придется врезать самим себе.

Инстинкт обвинения

Инстинкт обвинения — это стремление искать простую причину возникающих проблем. Совсем недавно я ощутил на себе воздействие этого инстинкта, когда принимал душ в номере отеля и до упора открыл горячий кран. Ничего не произошло. Несколько секунд спустя меня обожгло кипятком. В этот момент я разозлился на сантехника, на управляющего отелем и на человека, который открыл холодный кран в соседнем номере. Но винить было некого. Никто не пытался нарочно насолить мне и не проявил халатности. Это мне не хватило терпения открывать кран постепенно.

Складывается впечатление, что при неблагоприятном развитии событий мы инстинктивно ищем виноватого — конкретного человека с плохими намерениями. Нам нравится думать, что все происходит не без причины, а в результате сознательных действий людей, ведь иначе мир кажется нам непредсказуемым, непонятным и пугающим.

Инстинкт обвинения заставляет нас преувеличивать важность индивидов и отдельных групп. Этот инстинкт искать виноватого ограничивает нашу способность поистине глубоко понимать мир, ориентируясь на факты: из-за него мы теряем концентрацию, потому что ищем, кого обвинить, а затем, наконец определившись, кому следует врезать, перестаем искать другие объяснения. Все это лишает нас способности решить проблему или предотвратить ее повторное возникновение, поскольку мы порицаем виноватых, чересчур упрощая ситуацию, вместо того чтобы анализировать более сложную истину и направлять энергию в верное русло.

Например, обвинив в авиакатастрофе сонного пилота, мы не сумеем предотвратить будущие катастрофы. Вместо этого нам нужно спросить: почему он хотел спать? Введение каких норм поможет ограничить вероятность возникновения этой проблемы в будущем? Если мы перестанем думать, обвинив в катастрофе сонного пилота, прогресса нам не видать. Чтобы разобраться в большинстве важнейших мировых проблем, недостаточно искать виновных — нужно изучать всю систему.

Тот же инстинкт запускается, когда все идет хорошо. Люди склонны определять, кто ответственен за успех. При удачном развитии событий мы быстро находим, кого благодарить, или определяем простую причину победы, хотя на самом деле обычно все гораздо сложнее.

Если вы действительно хотите изменить мир, сначала необходимо его понять. Для этого не стоит идти на поводу у инстинкта обвинения.

Игра в обвинения

Игра в обвинения часто показывает, каковы наши предпочтения. Мы склонны искать негодяев, которые подтверждают имеющиеся у нас убеждения. Давайте взглянем на людей, которых мы виним во всех проблемах чаще всего: коварных бизнесменов, лживых журналистов и иностранцев.

Бизнес

Я всегда стараюсь анализировать события, но даже меня нередко сбивают с толку инстинкты. В тот раз я, пожалуй, перечитал комиксов о Скрудже Макдаке — богатом и жадном дядюшке Дональда Дака. Возможно, тогда я был столь же несведущ в вопросах коммерческой фармацевтики, как и мои студенты много лет спустя. Как бы то ни было, когда ЮНИСЕФ попросил меня изучить заявку на тендер по поставке в Анголу таблеток от малярии, у меня возникли подозрения. Цифры показались мне странными, поэтому я решил, что мне предстоит разоблачить мошенническую схему. Какая-то нечестная компания хотела обокрасть ЮНИСЕФ, и я должен был выяснить, как именно.

ЮНИСЕФ проводит тендеры, по результатам которых определяется, какая фармацевтическая компания будет в течение десяти лет снабжать организацию медикаментами. Долгий контрактный период и большой объем поставок делают такие тендеры весьма привлекательными, поэтому участники, как правило, предлагают очень выгодные цены. Однако в том случае небольшая семейная компания Rivopharm, находящаяся в городе Лугано в Швейцарских Альпах, сделала невероятно выгодное предложение: они просили за таблетку меньше стоимости сырья.

Я должен был отправиться в Швейцарию и узнать, в чем дело. Прилетев в Цюрих, я пересел на небольшой самолет, который доставил меня в маленький аэропорт Лугано. Не ожидая пышного приема, я немало удивился, когда за мной в аэропорт приехал лимузин. Меня разместили в шикарном отеле — я никогда прежде не жил в такой роскоши.

— Здесь шелковые простыни, — шепнул я в трубку, позвонив домой Агнете.

На следующее утро меня отвезли на завод, где я должен был провести инспекцию. Пожав руку управляющему, я перешел к расспросам.

— Вы покупаете сырье в Будапеште, делаете из него таблетки, фасуете эти таблетки по пузырькам, упаковываете пузырьки в коробки, грузите коробки в контейнер и отправляете этот контейнер в Геную. Разве можно делать все это, расходуя меньше стоимости сырья? Может, венгры делают вам скидку?