Читать книгу "Оседлавший Бурю - Дэвид Геммел"

— Чтобы найти деньги на взятки и не опустошить собственные карманы, я перепродавал часть провизии. Продукты, которые закупались офицерами, часто… перенаправлялись.

— Я уверена, ты поступал, как было необходимо. Хватит, отец, не будем об этом!

— Я стал вором, Корделия, и крал уже очень давно. Макон был так груб, потому что не получил от меня то, за что заплатил.

— Зачем ты рассказываешь? Мне необязательно это знать.

— Не знаю почему, но я больше не хочу ничего от тебя скрывать. Наверное, потому что ты единственное, что есть в моей жизни. Ты — все, что после меня останется.

— Прекрати! — вскрикнула девушка и подбежала обнять его. — Не пугай меня так, — сказала она и поцеловала его в щеку. — Ты просто устал, и тебе надо отдохнуть.

Он взял ее руки в свои и поцеловал их.

— Конечно, ты права, как всегда. Я устал и слишком все драматизирую. Все эти годы я был глупцом, и только теперь мои глаза открылись. Не знаю, как я мог быть таким слепым.

Он отвернулся от дочери к окну, за которым виднелся заснеженный садик. Корделия молча смотрела не его искаженное болью лицо — непереносимое для нее зрелище. Единственное, что прежде не менялось в ее жизни, была уверенность в себе, в завтрашнем дне, которую прежде источал ее отец.

Кордли Лоэн вздохнул и провел рукой по волосам.

— Гэз Макон мог убить меня. Учитывая, кто его отец, боюсь, он не испытал бы после этого никаких сожалений.

Радуясь тому, что отец переменил тему, Корделия спросила:

— Его отец — какой-то северный граф, правильно?

— Его отец — Мойдарт, Корделия. Я надеюсь, что твоего слуха не достигли самые вопиющие слухи о его зверствах.

— Я слышала о нем, — ответила Корделия, — и о той легенде, которой он окружен. Но это не может быть правдой. Ни один варлийский лорд не опустится так низко, король не позволит ему.

— Ты не права, — ответил ей отец. — Северные земли славятся бунтарями и повстанцами, и Мойдарт правит по собственному усмотрению с молчаливого согласия короля. Все его пытки и казни, к сожалению, стали частью официальной политики. Впрочем, даже его деяния бледнеют по сравнению с тем, что творится на этой войне.

— Люден Макс совершил много зла, — сказала Корделия. — Но он еще ответит за него.

Кордли Лоэн откинулся в кресле и теребил мочку уха. Он ответил не сразу.

— Не суди о том, о чем не знаешь, Корделия. Не все те зверства… — Он вздрогнул и вполголоса выругался, сильно удивив Корделию, которая никогда не слышала от него таких грубых слов. — Проклятие, девочка, Макс невиновен даже в десятой доле того, что сейчас происходит. Солдаты под королевскими знаменами безжалостно убивают всех без разбора, включая женщин и детей. — На мгновение он замолчал, пытаясь восстановить самообладание, закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул. — Весной я подам в отставку, и мы вернемся в Варингас. А может, отправимся к Среднему морю. Тебе там нравится, да?

— Я думала, ты счастлив в армии. Помнишь, недавно тебе предложили вступить в какой-то орден? Ты сказал, что это большая честь.

— Хватит об этом. Тебе нравится Макон?

— Да, — призналась Корделия.

— Он обречен. У него слишком высокопоставленные враги. Его гибель предрешена.

— Мы наверняка можем что-то предпринять, — встревоженно ответила она.

— Да, — печально согласился Кордли Лоэн, — уехать. Через четыре дня мы именно так и поступим.

— Нет, я не об этом. Его надо предупредить!

— Не в наших силах справиться с тем, что его ждет. Его не спасти, Корделия. Даже чтобы спастись самим, нам придется приложить немало усилий.

— Как ты смеешь так говорить?! — вскрикнула она, отстраняясь. — Это достойно только презрения!

— Как я тебе уже говорил, никогда — это слишком долго, — грустно ответил Лоэн.

* * *

Хансекер никогда не был, как он сам это называл, «глубокомыслящим» человеком. Его желания были просты, и он редко вникал в то, что требовало долгих раздумий. Разговоры о политике нагоняли на него скуку. Религии он не понимал. Что до любви, то его всегда сбивало с толку, как взрослый сильный мужчина может превратиться в сопливого нытика только потому, что его отвергла какая-то потаскушка.

Для Хансекера мир вообще был на удивление прост. Нужно заработать достаточно, чтобы всегда было, чем набить желудок, нужно построить дом, чтобы укрываться от непогоды, и еще нужно растянуть оставшееся до смерти время как можно дольше. А корму для червей уже все равно. На этом основан мир. Иногда можно и счастья немножко урвать. Но с этим уже как кому повезет.

Сейчас, переставляя ноги по талому снегу, он поймал себя на том, что задумался о жизни. Эти мысли приходили все чаще и тревожили все сильнее. Он знал точный момент, когда все началось.

Когда Жэм Гримо погиб, спасая Мэв Ринг, Хансекер видел, как он бежал по кафедральной площади, сметая попадавшихся на пути стражников своим посохом. За ним бросились четверо рыцарей Жертвы в серебряных доспехах, но Гримо, бросив посох, вытащил из ножен, висевших за спиной, огромный старинный палаш. Два первых погибли сразу, третий полетел в разожженный для Мэв костер, а из четвертого Жэм вышиб дух. Когда он разрезал веревки, которыми связали его любимую, Хансекер кожей ощутил ликование толпы.

Никогда в жизни Жнец не испытывал такого чистого счастья. Оно ниспровергло все его принципы.

Затем появились мушкетеры и подстрелили Гримо. Хансекер бросился к нему, подхватил и опустил на землю. Ничего нельзя было поделать, герой умирал. Тогда Хансекер схватил Мэв за руку и через собор вывел ее в поле. То была минута отважного безрассудства. На это его подвигла не Мэв, а герой, отдавший за нее свою жизнь.

Давно, со времен далекой юности Хансекера не охватывали столь нелепые романтические порывы, и он до сих пор удивлялся себе и своему поступку.

Теперь восстановить в памяти охватившее его тогда чувство уже не получалось. Но в одном сомневаться не приходилось: гибель Жэма навсегда изменила мир Хансекера.

И дело было не в том, что, пока Жэм шнырял по холмам и воровал скот, жизнь казалась интереснее. У Гримо был неповторимый стиль и пылкое сердце — Хансекер и не знал, что ему недостает этого качества, пока не встретил Жэма.

За долгие годы, прожитые на севере, Хансекер лишь дважды сталкивался с ним. В первый раз Гримо увел у него лучшего быка, победителя фермерского конкурса. Хансекер ждал его попытки, наставил вокруг загона ловушек и ночь за ночью сторожил с мушкетоном в руках. Лишь однажды он задремал, а когда проснулся — быка и след простыл. Хансекер собрал людей и тщетно обыскал все окрестности, чтобы, вернувшись на заре на ферму, обнаружить быка на месте, с привязанным к рогу побегом вереска. Как обычно, Хансекер улыбнулся этому воспоминанию.