Читать книгу "Мой брат, мой враг - Иван Козлов"

— Стоял на вымостке, в бинокль смотрел.

— Куда?

— На твой дом. Как только увидел, что ты во дворе крутишься, так и подошел, воды вот попросил.

Парень какое-то время непонимающе смотрел на вошедшего, потом, видно, сообразил, о чем тот говорит, крутанулся, чтобы убежать, но Бильбао поймал его за левую руку, сделал подсечку, и тот с маху упал лицом вниз на колючий гравий, которым был усыпан двор.

— Дома кто-нибудь есть? — спросил Бильбао.

— Нет. Вера придет к двум.

— Значит, до двух часов мы должны решить все вопросы, Михась, или Чума… Как желаешь, чтоб тебя называли?

— Я ничего говорить не буду, ни на один вопрос не отвечу, — не слишком уверенно выговорил Чумаков, видимо, заранее выученную на всякий случай фразу.

— А я спрашивать ничего не буду, — сказал Бильбао. — Я все и так знаю. Если думаешь, что это тебя мент мордой на землю положил, то ошибаешься.

Чума повернул голову и посмотрел на Бильбао. Щеки и лоб военкомовца были до крови изрезаны острыми мелкими камнями.

— Ты кто? — спросил он.

— Друг того, кого ты расстрелял из автомата. А зачем пришел к тебе — соображай сам. Сейчас я тебя подниму, и мы прогуляемся в рощицу.

Чума захрипел, попробовал было вывернуться, но рука его была взята на излом, и держал ее совсем не слабый человек.

— Будешь дергаться — и здесь все решим, — сказал Бильбао. — Но не хотелось бы, для хозяйки будет лишняя травма — первой всё видеть.

Чума сник, сдулся, как сдувается воздушный шарик. Он, кажется, стал сразу худее и дряблее.

— Меня заставили, — просипел он. — Под стволом заставили. Пугач ствол под ребро сунул и предупредил, что если я промахнусь… Мне ничего не оставалось делать…

— Ты не левша, случайно? — спросил Бильбао.

— Нет. А что?

— Не хочу эту руку отпускать, уж больно она ладно повернута. Сейчас мы пойдем на веранду дома, и ты там все напишешь. О Пугачеве, Бруте, о себе любимом, понял? А если не понял…

— Напишу, — тотчас сказал Чума.

— А после поедешь со мной в наш любимый город. И если сделаешь хоть слабую попытку рвануть…

— Не сделаю. Я не дурак. Я знаю, что Пугач сейчас в бегах. Чтоб в случае чего выйти чистеньким, он замочит меня и повесит на труп все, что угодно. Я, когда тут сидел, его больше боялся.

Доехали действительно без приключений. Вдвоем, как старые добрые друзья, пришли на квартиру к Бильбао, там даже выпили по бокалу вина. Потом хозяин сделал телефонный звонок, и через двадцать минут к нему вошли Сиротка и Толян. Они увели с собой Мишку Чуму под напутствие Бильбао: «Глаз с него не спускать!» А сам Бильбао лег спать.

Проснулся он от звонка в дверь. Сразу посмотрел на часы: было десять дня. Надел спортивный костюм, ополоснул холодной водой лицо. В дверь настойчиво продолжали звонить.

Бильбао даже не спросил, кто там. Открыл, впустил в квартиру двух людей, один из которых был в милицейской форме. Третий остался стоять на лестничной площадке.

— Калганов? — спросил невысокий, но крепко сбитый майор. — Сергей Владимирович?

— Он самый.

— Позвольте взглянуть на ваши документы.

Паспорт из его рук взял мужчина в гражданском, на вид ему было лет тридцать.

— Одевайся, — сказал он же. — Поедешь с нами.

Бильбао ни о чем не спросил, при них надел костюм, положил в карман сигареты.

— Я готов.

— Оружие дома держишь?

Бильбао несколько мгновений молчал, потом расстегнул спортивную сумку, лежавшую на полке одежного шкафа, вытащил оттуда самопал, деревянный, с медной трубкой под малокалиберные патроны.

Майор удивленно вскинул брови:

— Ты за кого нас принимаешь?

— Больше ничего нет.

Человек в гражданском примерил самопал к своей ладони, сказал:

— У меня был точно такой же, только ствол двойной: медь в латунную трубку загонял. Все равно разорвало. Чудом живой остался. Мне тогда тринадцать лет было, — и он с интересом взглянул на Бильбао.

— Для меня он тоже память детства.

Майор хмыкнул и сказал не слишком понятно:

— Как дело пойдет. Игрушка года на два лишних потянуть может.

Бильбао привезли в милицию и сразу из машины отправили в комнату, где стояли два жестких топчана и деревянный стол. Майор пошутил при этом, что селят его в номер люкс и тревожить тут никто не будет.

И действительно — не тревожили. Словно забыли о его существовании, даже еду не приносили. Хорошо хоть, на столе стоял чайник с водой.

Вспомнили о Бильбао лишь следующим днем, то есть ровно через сутки.

Наверное, это можно было назвать допросом. Человек в цивильном костюме, с седым венчиком, обрамляющим красную лысину, довольно долго не обращал на него внимания, все читал лежащие в папке листы, даже шевелил при этом губами, наконец спросил:

— Ты в курсе, что вашего водителя, которого вы звали Ромом, нашли убитым за городом?

— Нет, — односложно ответил Бильбао.

— И не в курсе, что Чумаков сидит у нас?

Бильбао промолчал. Если это было правдой, то она была для него не совсем приятной.

— Взяли мы Чумакова. Вернее, нашли, где ты его прятал. Зачем он тебе нужен? И что он тебе за признания писал?

Бильбао опять промолчал.

— Молчи, твое дело. Брут у нас тоже, вместе со своим телохранителем, или как там его… Из подвала их вытащили. Ты скажи только, на след Пугачева не сел?

— Не успел, — сказал Бильбао. — Выйду отсюда — сяду.

Человек с красной лысиной забарабанил пальцами по столу:

— Ситуация. От нас ведь можно не скоро выйти, товарищ Калганов. Если инкриминировать вам и разбойные нападения, и захват заложника, и хранение оружия. Говорят, были грехи и раньше. Тут, понимаешь, как оглобли повернуть.

— А как вам хочется? — спросил Бильбао.

Тот фыркнул:

— Сейчас, понимаешь, время такое, что не все от нашего хотения зависит. Уж как карты лягут. Пока одно скажу: Пугачев многих достал. Но это почти ничего не значит. — Он поднял палец к потолку. — Идет КВН, понимаешь. Конкурс капитанов. И от тебя, Калганов, нам ничего не нужно, но будет для всех лучше, если ты посидишь немного тут. Мало ли что…

— Насколько я вижу, у меня нет выбора, — ответил Бильбао.

— Тоже правильно. Значит, откровения от Чумакова, я так понимаю, ты нам не дашь?

— Я бы и самого Чуму вам не отдал.

— Понимаю. — Майор закрыл лежавшую перед ним папку. — По-своему логично поступаешь. Оно, может, и для нас к лучшему. До поры. А там… Ладно, иди отдыхай.