Читать книгу "Опасный танец втроем - Дарья Кожевникова"

— А и расскажу, — сдался он. — Куда мне торопиться? Лишние полчаса все равно ничего уже не изменят. Да и работу я немаленькую провернул, есть чем похвастаться. Сутки не спал, чтобы тебя, продажную тварь, вывести на чистую воду. Узнал для начала, что ты почти всегда с одним и тем же таксистом ездишь, ну и прижал его наугад. А оказалось — правильно сделал, потому что была у тебя одна поездка, в Сосновку, которая меня на хорошую мысль навела. Взял я тогда забытый в избушке мотоциклетный шлем и попросил одного знакомого пальчики проверить на нем. Что за шлем и в какой избушке — даже не спрашивай, дуру из себя не строй. Потому что пальчики совпали с твоими, один в один! Это ты к Ваканту ездила в Сосновку и улизнуть ему тоже помогла! И скорее всего он потом на твоей даче отлеживался. Застать я его там не застал, врать не буду. Слишком поздно про твою дачу узнал, слишком поздно туда приехал, однако следы от мотоцикла видел у тебя во дворе. Знакомые такие следы. Но мне и без них уже было все ясно еще вчера. Оставался только вопрос о том, а как же ты ухитрилась это все провернуть? В то время как достопочтимый Никифор Львович был уверен, что ты проводишь время со своей мамой?

— И как, выяснил? — поинтересовалась Маша.

— Выяснил! Еще до поездки на твою дачу! Единственное, чего не смог сделать, — это сфотографировать тебя, когда ты сегодня утром возвращалась домой от своего любовника через соседский балкон. Бомжиха твоя помешала. Теперь документально не доказать, что ты дома не ночевала, но я тут подумал и решил, что и без этих снимков сумею обойтись. Потому что сейчас мы к Никифору Львовичу пойдем, и ты сама ему все расскажешь. Без дураков, иначе придется раскручивать тебя на правду самым проверенным способом — мамашку твою сюда притащить. Вначале я сразу хотел ее прихватить, для дачи дополнительных показаний, но потом подумал: если ее тоже укокошим, то кто же тебя на могилку-то будет ходить оплакивать? Опять же мне с ней лишний шум и дополнительная возня, так что доставку я решил отложить. Ведь это дело всегда легко поправимое. Скоро она с работы поедет домой, и можно будет в пути ее сцапать без лишней пыли. Или уже дома, через старухин балкон.

— Не трудись, — как можно спокойнее сказала Маша. Нет, чем бы для нее все ни кончилось, а маму она в это втравливать не должна! У той, возможно, в ближайшее время и так причин для слез будет более чем достаточно! Если она потеряет единственную дочь… — Пойдем! Раз ты так хочешь, чтобы я побеседовала с Никифором Львовичем, будь по-твоему.

— И чтоб без дураков! — предупредил Тимур, озадаченный Машиной решимостью. Не знал, не знал он ее характера! Когда за дорогих ей людей она была способна шагнуть и в огонь и в воду.

— Ты же сам на этом разговоре настаиваешь, — напомнила ему Маша. И — если уж прыгать в пропасть, то лучше с разбега! — пока панический страх не охватил ее с головой, сметая прочь все остальные чувства, двинулась к тому крылу, где сейчас работал в своем кабинете ее престарелый псевдолюбовник. По пути все же лихорадочно пытаясь отыскать возможные варианты спасения.

Никифор был в своем кабинете один. Машу он встретил очень приветливо, а вот завидев за ее спиной фигуру Тимура, нахмурился:

— Ты зачем здесь? Я тебя не вызывал.

— Он со мной, Никифор Львович, — все еще ухитряясь сохранять самообладание, сообщила Маша. — Или я с ним, уж не знаю. Он мне тут сейчас одну интересную историю рассказал и считает, что вам ее тоже захочется послушать, — перехватывая инициативу, она повернулась к Тимуру лицом: — Ну, давай, выкладывай.

Тимур, похоже, такого поворота событий не ожидал, однако не растерялся.

— Ну что ж, могу и я это сделать. Хотя мне бы хотелось, Никифор Львович, чтобы ваша краля сама вам во всем созналась.

— Побереги мой язык, мне еще придется давать объяснения.

— Это точно, придется, — зловеще согласился с Машей Тимур. И, повернувшись к Никифору, принялся излагать тому все, как и Маше, только гораздо подробнее, учитывая его изначальную неосведомленность. Маше оставалось лишь молча наблюдать за тем, как по ходу рассказа меняется выражение Никифорова лица. На каменное, ледяное! Мысли испуганными зайцами метались в ее голове в тщетных поисках возможного спасения. Было страшно осознавать, что именно на тебя направлен все возрастающий гнев этого человека! Если бы Маша сейчас говорила с ним сама, то не выдержала бы, выдала себя задрожавшим голосом. А так у нее все-таки было немного времени на то, чтобы собраться с духом. Только вот что потом? А еще ее интересовал вопрос, сразу ли ее убьют или Никифор сочтет, что такая смерть будет для нее слишком легкой? Но все же она была из тех, кто борется всегда до последнего вздоха! Поэтому когда Никифор, дослушав до конца Тимуров рассказ, развернулся к ней, бледный от гнева, и обвиняюще воскликнул:

— Мария!!! — Она внутренне задрожала, крепко стиснула заледеневшие руки в кулаки, чтобы унять эту дрожь, и твердо выдержала его взгляд, при этом сама себе удивляясь. А потом заговорила, пока ее еще могли и в состоянии были услышать.

— Да, Никифор Львович, я перед вами виновата. Но совсем не в том, в чем меня сейчас здесь обвиняют. Этот товарищ пытается представить все так, как хотелось бы видеть ему самому. Он ведь меня ненавидит, считая, что именно я стала причиной неприятностей с его другом Перекатом.

— Ненавидит он тебя или нет, но… — Никифор подскочил и заорал ей в лицо: — Да ты же меня предала!!! Ты! С этим!

— Нет! — сказала Маша. Топить сейчас правдивыми признаниями и себя, и Глеба, без того уже приговоренного, было бы верхом глупости, поэтому она держалась по возможности твердо и даже сумела не отшатнуться, когда ей показалось, что Никифор сейчас вцепится ей в горло. — И вы можете это легко проверить. Глеб — мой бывший одноклассник, только и всего. Так что если я что-нибудь и предавала, то только не вас, а ваш бизнес. Точнее, одно-единственное из его направлений. Торговлю органами! — выпалила Маша ему в лицо. Припертой к стенке, ей уже нечего было терять. — Вы же убиваете людей, пуская их на ливер! Какой нормальный человек смог бы с этим смириться?!

— Что?! — Только что готовый обрушиться на нее, Никифор отшатнулся, как будто его оскорбили, а то и ударили. — Какие еще органы?! Ты о чем вообще сейчас говоришь?!

— Об органах, изымаемых у людей. У специально убитых людей. Разве мои слова можно истолковать как-то двояко?

— Оставь нас! — повелительно бросил Никифор, глядя ей за плечо. Тимур, про которого она в накале страстей почти что забыла, очень неохотно направился к двери. Видно было, что он многое отдал бы за то, чтобы здесь задержаться. Но ослушаться не посмел. Никифор дождался, пока он закроет за собой дверь, потом снова перевел взгляд на Машу: — Я не представляю, как ты смогла об этом узнать. И почему говоришь об органах во множественном числе. В моей жизни был всего только раз, когда я взял этот грех себе на душу. Когда умирала моя внучка, моя красавица, дедушкин огонечек. За ней не уследили, она наелась красивых витаминок с большим количеством железа, и почки у нее отказали, сразу обе. Спасти ее могла только срочная их пересадка. Вот тогда я и пошел на убийство невинного человека ради моей девочки. Хотя все оказалось напрасно, и она все равно умерла. Ты, наверное, догадываешься, что у меня на совести много грехов, такова моя жизнь, что без этого не обойтись. Но тот единственный раз — он до сих пор давит на меня тяжким камнем. Ведь тот человек не был моим врагом, он не сделал мне вообще ничего плохого, даже на пути не стоял. Однако моя совесть, Мария, является в этом деле самой строгой моей судьей, и других я не потерплю. И если твой одноклассник ополчился бы на меня лишь за это…