Читать книгу "Тысяча жизней - Жан-Поль Бельмондо"

Но пока он был еще жив и даже играл с нами в футбол. Потому что атмосфера съемок «Мозга», близкая к атмосфере летнего лагеря, дружелюбная и семейная, способствовала моим старым привычкам спортсмена. И организовать футбольные матчи легче, чем велогонки, для которых требуются велосипеды, а их не всегда можно где-то украсть. Особенно когда с тобой дети.

Я становился зрелым; мне почти казалось, что я остепенился. Я продолжал блистать комическим талантом, но стремился к ролям более серьезным, более сложным, новым.

Боязнь скуки и повторения стимулирует любопытство и подпитывает жажду приключений. По этой причине и с подачи Жерара Лебовичи я согласился на предложение молодого журналиста Филиппа Лабро, который написал совместно с Жаком Лансманом замечательный сценарий, блестящий и точный, об удивительном персонаже, «авантюристе в костюме-тройке», отчасти вдохновленном Кеннеди и созданном для таких исполнителей, как Стив Маккуин или Роберт Редфорд (который, кстати, сыграет позже в подобном фильме «Три дня Кондора»).

Этот «Наследник» не походил ни на одну из ролей, которые мне приходилось играть до сих пор. И я долго колебался насчет моей достоверности в шкуре этого загадочного магната. У меня не было привычки к деловым людям, я лучше знал повадки гангстеров и ковбоев; я до сих пор клал ноги на стол и носил «стволы», а не атташе-кейсы. И у меня никогда не было личного вертолетного аэродрома!

Зато я глубоко понимал психологию Барта Корделла, его чувства и его реакции, его потребность отомстить за отца, попавшего в облаву в Италии и погибшего в лагере. Холодную ярость и действенность, с которыми он сводит счеты с виновным и защищает свою семью, то есть сына, мне не пришлось далеко искать в себе.

С Лабро, чью интеллигентность я ценил, все было чудесно. Он был, на мой взгляд, великим руководителем актеров, потому что не говорил ничего. Он доверял тем, кого тщательно выбрал. И мои партнеры, в том числе Шарль Деннер, «Человек, который любил женщин»[48], известный по «Вору» Луи Маля, все имели общие черты: деликатность, тонкость и чувство юмора. Шарль, игравший моего верного секретаря – наши с ним дружеские отношения символизировал таинственный драгоценный камень, на котором мы спали по очереди, – был сумрачнее остальной компании. Я это заметил и на «Новобрачных Второго года», где снова встретился с ним.

Когда мы пересекали швейцарскую границу, он спровоцировал таможенников на тему-табу – ответственность их страны во время войны за ограбление евреев. Я наблюдал, как он яростно спорит с пограничниками, и видел в его глазах все горести мира.

Это был человек с обнаженными нервами, которого терзали ужасы Истории. Несмотря ни на что, он всегда готов был посмеяться моим глупостям, и лицо его тогда преображалось.

В Риме на съемках «Наследника» я, надо признаться, не пощадил Лабро даже за его молодость и простодушие.

Нам с моим другом, гримером Шарли Кубессерианом, чьего общества я потребовал у продюсеров, пришло в голову устроить пресс-конференцию перед номером режиссера, но без журналистов. Благодаря только всем стульям отеля, которые мы передвинули туда, как и несколько столов. Когда утром он хотел выйти из своего номера, это ему не удалось. Потребовалось добрых десять минут для его освобождения.

Шарли думал, что уж ему-то не грозят мои розыгрыши, но я решил и с ним проделать штуку, которую проделывал, в частности, с Филиппом де Брока. Я полностью опустошил его номер, выбросив мебель в окно. Даже кровать. Хозяин отеля поднялся и наорал на него, решив, что он сошел с ума и сотворил это сам. Он защищался аргументом, который считал неотразимым: «Но, мсье, зачем я стал бы выбрасывать свою кровать? Чужую еще куда ни шло, но свою?»

Тот же господин едва не лишился чувств несколько дней спустя, когда увидел украшения из розовой туалетной бумаги на огромной рождественской елке, которая гордо возвышалась в холле его гостиницы. Это нам с Шарли пришло в голову дополнить оригинальным штрихом классическое убранство из шаров и звезд.

«Наследник» имел успех. Учитель Лабро, Жан-Пьер Мельвиль, первым посмотрел фильм на показе, устроенном специально для него, и вышел без ума от радости за своего ученика, которому он помогал, и за меня, сыгравшего, на его взгляд, очень хорошо. И публика разделила вкусы Мельвиля. Она устремилась в кинотеатры, чтобы посмотреть фильм.

Однако в этом фильме я снова умер – что не понравилось продюсерам, которые боялись огорчить зрителей и сократить их число. Филиппа Лабро долго упрекали за трагический конец его героя. И действительно, не исключено, что он сказался на успехе «Наследника», впрочем, вполне достойном.

Я вживался в новые и сложные роли, что не мешало мне, однако, валять дурака. С Шабролем я спродюсировал мой первый фильм, «Доктор Пополь», невероятно циничный фарс, снятый по книге Юбера Монтеле «Убийства на досуге», с которой познакомил меня Лебовичи. Я запускал мою продюсерскую компанию «Черито» с братом, которого переманил от сахарской нефти, чтобы он ее возглавил. Он как нельзя лучше подходил для этой роли. Единственной загвоздкой была его аэрофобия, после того как он чудом спасся в двух воздушных катастрофах. Чтобы приезжать к нам на съемки, ему порой надо было отправляться за три недели, на машине или пароходом.

Чтобы раскрутить «Черито», мне требовалась хорошая комедия. Эта казалась мне подходящей, особенно с такими актрисами, как Миа Фэрроу и Лаура Антонелли, которую я пригласил с большой радостью после нашего романа на съемках «Новобрачных Второго года». Именно съемки «Доктора Пополя» тесно сблизили нас и побудили не слишком щепетильных журналистов раскрыть нашу зарождающуюся любовь в своих колонках, в то время как Лаура была замужем, а я еще официально жил с Урсулой.

В очередной раз их шакальи методы вызвали у меня отвращение и заставили подать жалобу. А тем временем текли счастливые дни съемок, мы работали днем, пили и смеялись ночью. Миа Фэрроу, которую пришлось изуродовать для роли, надев ей очки и вставные зубы, часто, похоже, путала одно с другим (или жила только ночами).

В моей новой роли продюсера, признаюсь, я изводил себя тревогами. Это была моя премьера, и я не был ни в чем уверен. Я боялся начать свою новую карьеру громким провалом.

Критики отреагировали, как и ожидалось, очень отрицательно, но не повлияли на публику, которая хлынула на фильм. Я был спасен.

В промежутке между серьезными занятиями и ролями мне необходимо было наверстать упущенное в легкомыслии. Так, после «Наследника» я пустился в проект, предложенный двумя моими извечными союзниками, Мнушкиным и Брока. Они получили сценарий, написанный Франсисом Вебером (он, в конечном счете, потребовал снять его имя с афиши), герой которого, казалось, был написан специально для меня.

Речь шла о глуповатом и обаятельном писателе-неудачнике Франсуа Мерлене, преображающемся в супергероя, утрированного двойника Джеймса Бонда, в романах, которые он вынужден писать поточным методом, чтобы выжить в зыбких условиях. Подправленный Филиппом де Брока и Жан-Полем Раппно, этот персонаж стал «Великолепным». И я решил продюсировать его совместно с «Ариан-Фильм», фирмой Мнушкина, и одобрил идею Филиппа пригласить мне в партнерши Жаклин Биссет. Мы вложили в фильм все средства, необходимые для блистательного исполнения партии Боба Сен-Клера, снимали в Мексике, в роскошных условиях. Правда, мне, в результате прискорбного недоразумения, пришлось наслаждаться ими с загипсованной лодыжкой и растяжением связок. Я должен был выброситься из машины, которую вела Жаклин, на кучу картонных ящиков. Расчет скорости, необходимой для удачного падения, смягченного нужным количеством картона, был сделан в километрах, а машину мы использовали американскую.