Читать книгу "Века перемен. События, люди, явления: какому столетию досталось больше всего? - Ян Мортимер"

Реформация нанесла страшный удар по политической власти церкви. Высшее духовенство веками служило своеобразной неофициальной оппозицией для государей, не только давая им советы, но и ограничивая их власть. Самый известный пример в Англии – это Фома (Томас) Бекет, архиепископ Кентерберийский, который в XII в. противостоял Генриху II Английскому и в конце концов поплатился за это жизнью[78]. В большинстве стран прелаты считались одним из «сословий», наряду с аристократией и простолюдинами, и, соответственно, занимали важное место во власти. В средневековой Германии трое из семи курфюрстов, избиравших короля Германии (который после этого часто получал титул императора Священной Римской империи), были архиепископами. Теперь же во многих странах власть лидеров церкви рухнула вместе с гегемонией самой церкви. В 1559 г. все английские епископы, которых назначила покойная королева-католичка Мария I, отказались признать «елизаветинский договор», по которому им запрещалось проводить мессы и клясться в верности папе римскому. Елизавета I в ответ просто сняла их с должностей и отдала вакантные епархии священникам, которые согласились не только слушаться ее, но и отдать ей ценные церковные земли сразу после вступления в должность. Такие люди уже никак не могли ограничивать власть монарха. До 1529 г. почти все канцлеры Англии (самая высокая должность в правительстве) были епископами или архиепископами. Мария I за свое короткое правление (1553–1558) последовательно назначила на эту должность трех прелатов, но после ее смерти великую печать больше ни разу не держал в руках священник. В католических странах вроде Франции высшее духовенство по-прежнему занимало высокие должности во власти – достаточно хотя бы вспомнить знаменитых кардиналов Ришелье и Мазарини, которые в XVII в. совмещали церковную деятельность с государственной) – но теперь они стали просто государственными служащими, а не независимыми людьми, перед которыми отчитывался государь. Таким образом, Реформация уничтожила важный сдерживающий фактор королевской власти. Более того, она объединила светскую власть с духовной, сделав королей и королев одновременно главами национальных церквей в соответствии с максимой cujus regio, ejus religio (буквально «чья страна, того и вера»). Именно это стало итогом Аугсбургского соглашения 1555 г., покончившего с враждой между лютеранскими княжествами Германии и императором Священной Римской империи, королем Испании Карлом V. По этому соглашению государственной религией страны объявлялась религия ее правителя. Лютер не мог этого предвидеть или тем более стремиться к этому; сам того не желая, он запустил цепную реакцию, которая даровала королям абсолютную власть, – а сомневаясь в этой власти, вы навлекали на себя обвинения не только в государственной измене, но и в ереси.

Огнестрельное оружие

Когда Фрэнсис Бэкон объявил в 1620 г., что огнестрельное оружие «изменило облик и состояние всего мира», он говорил не о пушках XV в. Эти орудия предназначались в первую очередь для разрушения стен замков и городов. Они представляли собой технически продвинутые версии средневековых осадных орудий и, соответственно, играли роль в первую очередь в крупномасштабных конфликтах, а не мелких стычках. Их важность была отражена в развитии оборонной архитектуры. Около 1500 г. итальянские военные инженеры начали экспериментировать с trace italienne (бастионами), многоугольными звездообразными укреплениями с очень толстыми наклонными стенами, которые не только выдерживали вражеские ядра, но и позволяли защитникам прикрыть все имеющиеся подходы к крепости собственной артиллерией. Тем не менее большие пушки и бастионы в «итальянском» стиле по-прежнему представляли собой средневековое соревнование стен и стенобитных орудий. По-настоящему большой переменой стало появление ручного огнестрельного оружия. В 1500 г. даже более-менее переносное огнестрельное оружие представляло собой тяжелые мини-пушки, которые один человек едва мог даже поднять, не говоря уж о том, чтобы вести быструю и прицельную стрельбу. Нет, вы, конечно, могли держать и даже стрелять из таких пушек в одиночку, но к тому времени, как вы зарядите ее, прицелитесь и подожжете порох, враг уже вас сметет. Таким образом, старая технология по-прежнему имела заметное преимущество. Эскадрон арбалетчиков был более дешев в обслуживании, подготовке и транспортировке, чем эскадрон стрелков, экипированных первыми моделями аркебуз. Кроме того, арбалетные стрелы еще и точнее били в цель. Что же касается английских длинных луков – аркебузы не могли сравниться с ними ни в дешевизне производства, ни в мощности выстрела, ни в транспортабельности. Если бы в 1500 г. сто лучников сошлись в бою с сотней стрелков, то никакого сомнения в исходе боя не было бы. После того как первый, не очень точный залп из аркебуз убьет нескольких лучников, оставшиеся лучники перебьют всю сотню стрелков за секунды. В XVI в. баланс сил изменился. В 1600 г. при встрече сотни лучников с сотней стрелков уже первые обратились бы в бегство.

Баланс сил изменился благодаря новым технологическим прорывам. Стандартизация пуль для стволов определенного калибра позволила отливать пули дешево и в больших количествах, а солдаты могли передавать их друг другу. Колесцовый замок, пусть механизм и был весьма дорогим, позволял стрелять из пистолетов и длинноствольных ружей, не сжигая при этом километры фитиля. В 1584 г. Вильгельм I Оранский стал первым главой государства, убитым из пистолета; к концу века более половины солдат с обеих сторон конфликта Испании и Голландии были вооружены переносными длинноствольными ружьями[79]. Швейцарским наемникам, которые доминировали в европейских наземных баталиях в начале XVI в., пришлось осваивать мушкеты после серии поражений, кульминацией которых стал бой при Павии (1525). Еще одним показателем растущей важности огнестрельного оружия стало то, что полный доспех практически исчез с полей сражений: европейские солдаты по большей части теперь носили только нагрудники, наспинники и шлемы. Тяжелые пластинчатые доспехи приносили больше вреда, чем пользы, затрудняя движение и ограничивая зрение и слух. Кроме того, командиров-аристократов, которые могли себе позволить дорогие доспехи, было легко выделить из толпы и застрелить. С близкого расстояния пуля из аркебузы пробивала даже лучший пластинчатый доспех.

Некоторые историки говорят о «военной революции» в период 1560–1660 гг. Они утверждают, что в этом веке появилось налогообложение и парламентская представительная власть, необходимая для поддержки крупных армий пехоты, вооруженной огнестрельным оружием, а это, в свою очередь, поспособствовало развитию современных национальных государств[80]. На самом деле военная технология и стратегия находились в постоянном развитии в течение многих столетий – по крайней мере, со времени изобретения стремян для рыцарских лошадей в начале VIII в. Соответственно, период, длящийся последние 1200 лет, лучше называть эволюцией, а не несколькими разрозненными революциями[81]. Кроме того, концепция «военной революции» того времени была выведена из изучения истории Швеции и Дании; точно такое же новаторское сочетание налогообложения, представительного парламента и больших армий пехоты, вооруженных стрелковым оружием, сложилось в Англии еще за двести лет до этого[82]. Тем не менее не стоит сомневаться, что развитие огнестрельного оружия в XVI в. действительно стало большой переменой, оставившей в прошлом рыцарский мир, в котором доминировала аристократия.