Читать книгу "Здесь покоится Дэниел Тейт - Кристин Террилл"

Николас – тот всегда держался со мной подозрительно или откровенно враждебно. С ним было сложнее. Почему он злился – потому что знал, что я не его брат, или только подозревал, хотя все говорили, что я – это он?

По поводу Джессики сомнений было меньше. Она-то должна знать. Я с самого начала сомневался, что мать может принять чужого человека за собственного ребенка, но решил, что алкоголизм и отчуждение от семьи помешали ей разоблачить мой обман. А теперь это отчуждение уже не казалось таким эгоистичным (и, правду сказать, удобным для меня), зато стало куда более зловещим. Может быть, она не просто ушедшая в себя алкоголичка, которой вообще не стоило иметь детей. Может быть, она вынуждена скрывать по-настоящему страшную тайну, и ей ничего другого не остается, как скрываться самой. Если бы я не старался так отчаянно поверить, что нашел свой дом, то сразу понял бы, что на самом деле произошло в ту ночь, когда она разбила машину и кричала, что я не ее сын. Но я так хотел верить, что готов был проглотить любое на скорую руку придуманное оправдание.

Эта семья, этот дом, которые я уже начал считать своими, – все это была ложь. Ничего настоящего тут не было с самого начала.

Никогда я еще не чувствовал себя таким одиноким, как в эту минуту. Ни в детстве, когда прятался в чулане от разъяренного чудовища, ни потом, когда, голодный и холодный, бродил всю ночь до утра по улицам, чтобы не замерзнуть насмерть. Одно дело – когда тебя просто никто не любит, и совсем другое – поверить, что любят, а потом вдруг узнать, что это неправда. В груди не хватало воздуха.

Я долго лежал так, с трудом переводя дыхание. Искал в памяти новые упущенные доказательства и хотя бы намек на то, что хоть что-то было правдой. Я весь покрылся гусиной кожей, но не поднимался с травы и не пытался как-то согреться.

Я смутно чувствовал, как какая-то мысль пытается пробиться сквозь шум в голове, будто змея сквозь высокую траву. Билась она долго, но в конце концов дошла до меня.

Зачем?

Вначале этот вопрос звучал тихо, но настойчиво. Зачем?

Зачем им было врать? Зачем они впустили в дом, в семью чужого парня, если знали, что он самозванец? Зачем играть в такую рискованную игру?

Потому что у них не было выхода. Так сказал Патрик.

Объяснение могло быть только одно, и я старался не видеть его. Думать только о своей трагедии, о своем гневе, о том, что оказался пешкой в чужой игре, которую считал своей, о своих рухнувших надеждах. Но деваться от этого объяснения было некуда. Только что я был весь в гусиной коже от холода, а теперь мне стало жарко, на лбу выступили капли пота, внутри жгло все сильнее, и наконец я перевернулся на живот, и меня вырвало желчью из пустого желудка прямо на роскошный соседский газон.

Могло быть только одно объяснение, почему Тейты позволили мне выдать себя за Дэнни, хотя точно знали, что я не он. Только одно объяснение, почему они вынуждены были это сделать.

Потому что я был нужен для прикрытия.

Потому что кто-то из них его убил.

* * *

Гори оно огнем. Гори они все и это всё. Я ухожу.

Я поднялся и на нетвердых ногах направился туда, где, по моим предположениям, должен был быть дом. Я бы прямо так удрал, но ведь на мне даже обуви никакой не было. Придется вернуться в дом Тейтов в последний раз, но потом я исчезну навсегда.

Минут пятнадцать ушло у меня на то, чтобы разобраться, где я, и найти дорогу обратно. Машина Патрика все еще стояла на дорожке, а во всех окнах уже погас свет, значит он, по всей видимости, остался ночевать. Я проскользнул сквозь входную дверь и остановился в прихожей, прислушиваясь, не раздадутся ли шаги, но в доме царили тишина и покой. Я поднялся на второй этаж, шагая через две ступеньки. Открыл дверь в свою комнату – в комнату Дэнни, – и увидел ее новыми глазами. Это была комната мертвого мальчика. Я с самого начала понимал, что Дэнни почти наверняка мертв, но тут вдруг по-настоящему почувствовал это. Я весь похолодел – не только от кондиционера. Дэнни Тейт – мальчик, который любил бейсбол и синий цвет, – мертв, и кто-то из живущих под этой крышей убил его.

Я раскопал в углу шкафа свой старый рюкзак. Там уже лежала кое-какая одежда на смену. Я взял еще ноутбук, который купила мне Лекс, свой тайный запас наличных, которые понемногу копил уже несколько недель, на всякий пожарный, и кредитную карту на имя Дэнни. Сегодня в последний раз сниму с нее деньги, а потом выброшу.

Я оглядел комнату. Ничего моего тут не было, нечего брать с собой. Единственное, что было моим собственным – бейсбольная карточка с улыбающимся мальчишкой, – но она осталась в школьной кабинке. Я всегда хотел отделаться от этого мальчишки, но теперь, когда приходилось его бросать, это было как удар ножом в живот. Но сейчас я ничего не мог для него сделать.

Я вышел из комнаты, затем из дома. Только один раз задержался – у двери Миа. Прижал к ней ладонь. Миа была моим утешением, единственным не отравленным воспоминанием, которое я унесу с собой отсюда.

После этого я ушел из дома Тейтов и приказал себе не оглядываться.

* * *

Выйдя за ворота Хидден-Хиллз, я сразу же сел в автобус да Калабасаса, а там прошел пару километров пешком до дома Рен. Пока дошел, луна поднялась так высоко в небе, что теней от нее не стало видно.

Я сам толком не понимал, зачем мне так надо было туда. До сих пор я никогда ни с кем не прощался, когда наступало время уходить. Что-что, а уходить я умел и знал, что лучше ничего за собой не оставлять.

Но из-за Рен на душе было мутно.

Я стоял у ворот, закрывавших проход к дому ее дяди и тети, и смотрел на ее окна, пока набирал номер. Рен взяла телефон после седьмого гудка.

– Алло? – пробормотала она.

– Извини, что разбудил, – сказал я.

– Ничего. Что случилось?

– Я возле твоего дома стою.

– Ух ты, – сказала она. – Как-то даже жутковато.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал я. – Можешь выйти? Это важно.

Теперь она, кажется, по-настоящему проснулась.

– С тобой все в порядке?

– Я все объясню, – сказал я, хотя это была ложь. Ничего я не объясню. Не хотелось уходить, зная, что она меня ненавидит. Это еще успеется.

– Я сейчас спущусь, – сказала она.

Через пару минут ворота приоткрылись, и вышла Рен – в халате, натянутом поверх пижамы с рисунком из рожков мороженого. Волосы у нее были кое-как завязаны в хвост, на носу очки, лицо растерянное, и все равно в этот момент она была для меня невероятно красивой. Люди всегда кажутся красивее всего, когда знаешь, что никогда больше их не увидишь.

– Что случилось? – спросила она.

– Просто… хотел тебя увидеть, – сказал я. В каком-то смысле, как ни странно, это была даже правда. Ее никогда не волновало, что я – Дэниел Тейт, поэтому наши отношения были почти единственным, что не сделалось для меня теперь навсегда запятнанным. Может быть, поэтому мне так нужно было сюда прийти.