Читать книгу "Повседневная жизнь импрессионистов. 1863-1883 - Жан-Поль Креспель"

Самое удивительное, что они мало разговаривали и могли подолгу молчать, сидя рядом; по-видимому, между художниками существовала невидимая связь и они понимали друг друга без слов.

Монмартрская богема

К этому времени группа импрессионистов перестала существовать. Мане, Кайботта и Берты Моризо не было в живых. Писсарро редко выезжал из Эраньи, но, бывая в Париже, иногда успевал навестить друга с аллеи Туманов. Ренуар то ссорился с Дега, то между ними устанавливались натянутые, прохладные отношения. Моне же, удалившись от Парижа на 80 километров, превратился в эдакое бородатое божество, воцарившееся, подобно лесному духу, посреди ирисов и роз, к которому на поклон стекалось все больше народу. Ренуар печально констатировал: «На первых порах мы составляли группу, ощущалось чувство локтя, мы всегда подбадривали друг друга. И вот в один прекрасный день я остался в полном одиночестве! Кто-то ушел из жизни. От этого голова идет кругом!»

Кое-кто из гостей дома на аллее Туманов все же принадлежал к живописной монмартрской богеме, например «всеобщий любимчик» Марселей Дебутен, которого Ренуар принимал с радостью. От него он мог узнать, как живут остальные, и передать через него какое-нибудь послание, поскольку письма он писал охотно, не комплексуя по поводу синтаксиса и орфографии. Частенько у него появлялся Биби ла Пюре, нахальный клошар (настоящее его имя было Андре Жозеф Сали де Салиа), но дальше кухни, где Габриэла готовила ему изумительные сандвичи, его не пускали. Этот бывший студент любил рассказывать, как в кафе Латинского квартала познакомился с Верленом и получил в подарок сборник поэм с автографом поэта: «Биби ла Пюре, сногсшибательному и забавнейшему оригиналу!» — в знак благодарности за то, что тот помог ему, перебравшему абсента, добраться до его логова. В засаленных лохмотьях, но всегда с цветком в петлице, Биби ла Пюре хвастался, что никогда не менял рубашек, поскольку та, которую он носил, была подарена самим Верленом. Стирать ее он считал святотатством. Неблагодарный и бестактный, он частенько жаловался Ренуару на то, что приготовленные Алиной корнишоны были пересолены… Он дожил до глубокой старости, познакомившиеся с ним Пикассо и Жак Вийон успели написать его портреты.

В цирке Фернандо

Любимым развлечением импрессионистов на Монмартре был цирк Фернандо. На первых порах это было довольно скромное заведение, раскинувшее после многочисленных выступлений в парижском предместье шатер на пустыре на углу улицы Мартир и бульвара Рошешуар. Добившись успеха, его владелец, бельгиец, наездник, взявший псевдоним Фернандо, в 1875 году построил для своего цирка капитальное здание, известное сегодня под именем «цирк Медрано» (речь идет о том самом Медрано, знаменитом клоуне Бум-Буме, любимце парижской детворы, к которому цирк перешел от первого владельца).

Ренуар обожал атмосферу цирка, наряды, украшенные мишурой и сверкающие при ярком свете газовой рампы. Во время работы над «Балом в «Мулен де ла Галетт»», возвращаясь к себе на улицу Сен-Жорж, он частенько наведывался сюда. Разумеется, это привело к созданию нескольких полотен, навеянных волшебной магией цирка: «Белый клоун», «Жонглерки»…

Дега, живший тогда на улице Бланш, — на улицу Виктор-Массе он переехал только в 1886 году, — по вечерам часто бывал в цирке Фернандо со своими приятелями Жерве и Фореном. Кроме Бум-Бума здесь блистала еще одна звезда, мулатка мисс Ла-Ла, так называемая Женщина-пушка. Почему она получила это прозвище, остается загадкой; номер ее заключался в том, что циркачка по гладкому канату взбиралась под купол цирка и под грохот барабанов, удерживаясь одними зубами, повисала над бездной. Внимательно изучая жесты акробатов, Дега сделал в цирке множество зарисовок, использованных затем для большой картины «Мисс Ла-Ла в цирке Фернандо». Картина не имела успеха у критиков, а у помпьеристов и подавно: всех шокировал угол зрения, под которым была изображена акробатка. Критики, столь же невежественные, сколь и самодовольные, не сумели распознать использованную художником плафонную перспективу, применявшуюся в XVIII веке Тьеполо и другими итальянскими живописцами.

Цирк Медрано неизменно привлекал к себе живописцев и после импрессионистов, этот интерес просуществовал почти до сегодняшнего дня. Тулуз-Лотрек посвятил ему свою знаменитую серию «Цирк», написанную, чтобы доказать свою вменяемость, когда его поместили в психиатрическую лечебницу Сент-Джеймс; Сёра написал «Парад» и «Цирк» — картину, изображающую номер с наездниками; Руо, Ван Донген, Пикассо и многие другие современные художники часто именно здесь находили сюжеты для самых удачных своих полотен. У Пикассо цирку посвящены почти все картины «розового периода», справедливо названного Фернандой Оливье «периодом арлекинов».

Мир кафешантанов

Став добровольным затворником в собственном доме на аллее Туманов, Ренуар довольствовался обществом своих близких и редко спускался на бульвары, где бурлила ночная жизнь Монмартра, иногда сомнительно праздничная, а кое-где и откровенно распутная. Мане не брезговал посещать подобные места и в начале 1880-х годов написал множество портретов певиц, но наиболее точное свидетельство об этих заведениях оставил аристократ и завсегдатай элегантных салонов парка Монсо Эдгар Дега, опередивший на целое десятилетие в разработке кафешантанной темы Тулуз-Лотрека.

На протяжении последней трети XIX века, до появления кинематографа, кафешантаны оставались любимым местом отдыха парижан. Эти заведения были весьма разнообразны и встречались всюду, как в наши дни кинотеатры: на Монмартре, Страсбургском бульваре, на Елисейских Полях и в пригороде. Самыми привлекательными были конечно же те, что открывались летом, на свежем воздухе, в садах, иллюминированных белыми газовыми шарами. Дега, не любивший открытого пространства, предпочитал искусственное освещение, и газовая подсветка помогала ему находить новые решения. Своим друзьям-импрессионистам он говорил: «Вам нужна жизнь естественная, мне — искусственная». И тем не менее сцены из жизни кафешантанов на его полотнах отвечали первейшей задаче, поставленной перед собой импрессионистами, — отражать современность. Демократичность и даже некоторая вульгарность кафешантанов притягивали Дега. Такая атмосфера забавляла и развлекала его. Там встречались самые неординарные личности: чревовещательницы, эксцентрики, патриотки, крестьянки, сентиментальные дамочки, эпилептики… Типажи подобного рода существуют до сих пор, и, если поразмыслить, любую современную звезду эстрады можно причислить к одной из этих категорий.

У Дега не было предпочтений; он охотно посещал как элегантные заведения на Елисейских Полях, Ла Скала, Ба-Та-Клан, Элизэ-Монмартр, так и сомнительные кабаки Бельвиля и Ла Вилет, где его привлекали необычные силуэты. Среди знаменитостей у него были фаворитки, такие как мадемуазель Бека, — Дега запечатлел ее концерт в кафе «Амбассадор», — или Эжени Бюффе («Вояка с фортификаций»), обладательница изумительного стана, от популистско-анархистских песенок которой волосы становились дыбом. Любимицей Дега оставалась Тереза, которая производила фурор, распевая зычным голосом гвардейские песенки: «Я убила капитана», «Жена извозчика», «Я интересная женщина» и «Марсельезу», вызывавшие в эпоху разгула шовинизма бурю аплодисментов. Дега в восторге писал другу после концерта Терезы: «Она открывает рот, и из глотки несется голос наигрубейше, наиделикатнейше, наиостроумнейше нежный. А душа певицы, а ее вкус, где еще можно отыскать что-нибудь подобное? Это просто чудо!» Страстное увлечение принесло свои плоды, у Дега появились превосходные работы: «Песня собаки», «Певица с перчаткой», «Кафешантан»… Лишь в одно кафе он не зашел ни разу, отмечает Постав Кокийо, — это «Табарен», находившееся как раз напротив его дома. Да, удивительнейший человек был этот господин Дега, явно не желавший, чтобы соседи видели его входящим в сомнительное заведение. Кстати, с певицами кафешантанов он редко дружил, зато с танцовщицами из Оперы был очень близок. Вероятно, певицы были для него слишком вульгарны. И тем не менее он настолько проникся жизнью кафешантанов, что мог вполне компетентно судить о таланте певиц. Его мнение всегда было авторитетным.