Читать книгу "Сталин. Кто предал вождя накануне войны? - Олег Козинкин"

А теперь вспомните немецкую хронику или фотографии первых дней войны советских аэродромов с рядами разбомбленных самолётов. Чаще всего видно скопление разбитых и сожжённых истребителей устаревших моделей, которые должны были до войны перегнать в тыл и которыми были забиты приграничные аэродромы. Но тогда получается, что реально среди сотен разбитых истребителей чуть не третья часть (как минимум — такие самолеты были не в одном иап) были истребители без лётчиков. Которые, в принципе, некому было куда-то перегонять ни 22 июня, ни позже.

Также Архипенко сообщает, что ещё «за три-четыре месяца [до войны] немцы начали летать над нашей территорией. Утрам и вечерам. Но только за один день до войны пришла шифровка, разрешающая их сбивать» (запись и литературная обработка Артёма Драбкина. Сайт «Я помню»).

А вот это интересно. Но такой приказ мог пойти в войска 20–21 июня, только если повышается боеготовность войск (или попутно кто-то пытался спровоцировать войну с нашей стороны, подставив СССР как агрессора?!).

18 июня лётчик-истребитель Николай Белогуб (ЗапОВО), будучи в дежурном звене в тот день по аэродрому, сбил немецкий самолёт, который воткнулся в землю чуть ли не на линии госграницы. Инцидент замять было невозможно, и 20 июня трибунал приговорил Н. Белогуба «к расстрелу за провокацию войны». Но дело заглохло, скорее всего, именно потому, что уже 20–21 июня была команда-разрешение сбивать нарушителей…

(Примечание. О.Н. Белогубе и этой истории была статья в ВИЖ № 5 за 2002 год — И.А. Подольный «Девятнадцатый герой. Приговор к расстрелу за сбитый фашистский самолёт Николаю Белогубу ещё не отменён?», с. 36–37.

История жизни этого лётчика, получившего впоследствии орден Суворова 3-й степени № 13, сама по себе интересна, но, к сожалению, не очень изучена и известна. Перед войной он отказался подписывать акты на списание старых самолётов в своём полку, пока не будут освоены новые, поступившие в июне истребители. Написал по этому поводу письмо Сталину (о, какие чудеса творились в ЗапОВО — лейтенанты понимали, что война близко и нельзя списывать боевые истребители, не освоив новые, а генералы этого «не понимали»!). И, похоже, сбил он того немца вроде как по личной инициативе — находясь на дежурстве, не имея связи со штабом полка, он практически самовольно взлетел на перехват и задержание очередного немецкого самолёта — нарушителя границы. Белогуб сначала практически посадил его на свой аэродром, а когда тот рванул в сторону границы, догнал его и сбил. После чего тот упал буквально в 100 метрах от границы, на виду у немцев… Скандал мог бы разразиться серьёзный, и в принципе этот инцидент действительно мог стать и поводом для войны.

Затем Белогуб воевал лётчиком-истребителем до осени 1941 года, когда был ранен, после госпиталя вернулся в полк начальником штаба, но летать уже не мог. Перешёл в танкисты (перед училищем лётчиков учился на кафедре танкостроения Киевского политехнического института), воевал, командуя чуть не танковой бригадой. Потерял кисти рук, после войны несколько лет преподавал в танковом училище. Затем был судьёй в г. Донецке. Ослеп, и из-за страшных болей в позвоночнике и чтобы не обременять семью, сам ушёл из жизни.

В каком округе, в какой дивизии начал свою войну Белогуб, в статье в ВИЖ № 5 2002 года не указано. Но там есть ссылка, что о сбитом 18 июня 1941 года немецком самолёте написано в книге К. Симонова «Живые и мёртвые»… В общем, судя по всему, Белогуб сбил того немца в Белоруссии, и произошло это, скорее всего, в 9-й сад под Белостоком, в 4-х истребительных полках которой и шла массовая замена старых И-16 и И-153 на новые МиГи…

Но, судя по статье о Белогубе в ВИЖ, именно 21 июня решение о его судьбе явно стали спускать на тормозах…)

В связи с этим возможным приказом-разрешением от 20–21 июня сбивать немецкие самолёты становится более понятным вопрос: а что делали Павлов и Копец, которые, по словам Долгушина, прилетели на транспортнике в 122-м иап днём 21 июня? Долгушин: «И вот в субботу прилетел Павлов наЛи-2 и с ним Копец. Командир дивизии Ганичев прилетел на своём И-16».

Долгое время лично мне не совсем было понятно — а что вообще забыли на этом аэродроме высшие чины округа именно 21 июня? Проверить они могли, конечно, любой аэродром, и тем более на границе, но почему именно этот и именно 21 июня днём? Им что, делать в тот день больше нечего было? Некоторую подсказку дал Долгушин в одной из своих последних съёмок в 2010 году (умер генерал в июне 2011 года).

На телеканале «Звезда» в 2010–2011 годах показывали с повторами короткие д/ф под общим названием «Оружие Победы». В одном из них «истребитель И-16» Долгушин рассказал, что 21 июня 1941 года он, вылетев на патрулирование, заметил немецкий самолёт Ю-87 и сбил его:

«И вот уже прям чувствуется, немцы ведут себя так нахально, перелетают границу. Как-то мы идём парой с товарищем и смотрим — Ю-87, километров пять за границей. Нам сказали — убейте. Ну, у меня две пушки в плоскостях, два ШКАСа на моторе.

Я не стал даже пушками бить его. По кабине ударил ШКАСом и лётчика убил, самолёт воткнулся. Это был мой первый сбитый самолёт. Ещё до объявления войны. А на следующий день уже война…»

Если это верно и подтверждается документами, то тогда становится понятно, что делали Павлов и Копец на их аэродроме. Возможно, это была проверка по факту происшествия — сбит немецкий самолёт! ЧП (подобные ЧП происходили не каждый день)! Сначала Белогуб 18 июня в 9-й (?) сад под Белостоком сбивает немца, и тот падает в 100 метрах от границы, потом, 21 июня, Долгушин в 11-й сад под Гродно сбивает ещё одного немца. И хотя вроде уже есть разрешение сбивать, и Долгушин как раз сделал это именно по команде-разрешению своих командиров (он запросил свой полк), но вдруг это произошло не над нашей территорией или немец упал на своей. Другой целью Павлова и Копца была проверка разведданных по немецкой стороне. Ведь 18 июня в полосе ЗапОВО проводился облёт границы на У-2 командиром 43-й сад Захаровым и уже было выявлено повышенное скопление немецких войск на границе. И хотя результаты проверки уходили в Москву через пограничников, но с ними ознакомлены были и Павлов и Копец — Захаров им доложил, как положено. Так что, видимо, поэтому они и поехали в полк, где служил Долгушин. Тем более в этом полку проводила проверку пилотирования лётчиков и московская комиссия.

Долгушин и другие лётчики 122-го иап (стоящего у границы — около 15 км) летали на разведку немецких аэродромов по два раза в день задолго до 22 июня и отмечали постоянный рост количества немецких самолётов:

«Me-110 доходили до Гродно, Скиделя и возвращались. А “Юнкерс-88” уходил в тыл. Всё это было с аэродрома Сувалки. Когда мы подлетали к г. Августову, на 1500 м в ясную погоду этот аэродром был хорошо виден. Он круглый, километра два в диаметре. Там сидела группа Me-100–32 самолёта. Перед войной с каждым днём самолётов становилось все больше и больше. И вот тогда командир полка приказал два раза в день летать туда и смотреть. Мы проходили по стороне границы к Августову. Поручали это мне и Сергею Макарову. Сначала я проходил, а Сергей меня охранял. Потом заходили на второй заход — Сергей наблюдал, а я охранял. И возвращались. Наблюдение было визуальным, без фотографирования — не было фотоаппаратов. Но нам выдали бинокли, большие, хорошие бинокли. Мы рассматривали в них, что там творилась, и докладывали. Делали планшет-наколенник. Смотришь и делаешь пометки. Я делал пометки в свой заход. Потом — во второй заход Макаров делал. Потом, когда садились, сравнивали. Потом окончательно готовили листы и оба расписывались…»