Читать книгу "Страсти в нашем разуме. Стратегическая роль эмоций - Роберт Фрэнк"

• эмпатия (в особенности в отношении тех, кто находится в нужде или в опасности);

• ответственность (в особенности за причинение вреда другим);

• усталость/скука (после многократного удовлетворения желания);

• неуверенность (в особенности из-за непонятных противоречивых событий или противоречий в убеждениях).

Эти категории взаимодействуют, производя сопряженные друг с другом чувства вины и стыда. Например, когда человек знает, что он ответствен за действие, причинившее вред другим людям, но никто больше об этом не знает, он испытывает чувство вины. Если другие знают, он чувствует и вину, и стыд. Если другие ошибочно полагают, что он кому-то навредил, он чувствует только стыд.

Сходство этих базовых аффективных состояний во времени и пространстве ярко иллюстрируется двумя описаниями чувства вины, первое из которых дал взрослый человек, живущий в современной Западной Кении:

Ты остаешься несчастным, потому что что-то в твоем сердце неотступно вызывает тень страха, не давая забыть, что ты неправильно поступил с другим человеком. Сердце заставляет тебя корить себя за то, что ты был тогда неправ[118].

Рассказ кенийца, по сути дела, напоминает то, что написал Дэвид Юм, живший на другом континенте почти на 200 лет раньше:

Когда вы признаете какой-нибудь поступок или характер порочным, вы подразумеваете под этим лишь то, что в силу особой организации вашей природы вы испытываете при виде его переживание или чувство порицания[119].

Желание избежать различных неприятных аффективных состояний, по логике Кагана, — главная мотивирующая сила нравственного поведения. Люди будут пытаться избежать действий, мотивов и качеств, которые вызывают у них страх, сочувствие к менее привилегированным, тревогу, скуку, усталость или замешательство. Специфические действия или обстоятельства, вызывающие эти эмоции, будут существенно зависеть от культурного контекста. Но мотивирующие эмоции всегда и везде одни и те же.

РОЛЬ СТАНДАРТОВ

Тщательное изучение стадий процесса, в результате которого дети начинают вести себя в соответствии с моралью, дает впечатляющее подтверждение тезиса, что двигателем нравственного поведения является небольшой набор эмоций. Первый важный шаг — появление стандартов, которое иногда происходит во второй половине второго года жизни. В одном эксперименте детям 14 и 19 месяцев давали играть в комнате со множеством игрушек, некоторые были сломаны или имели явные дефекты. Никто из детей 14 месяцев не обращал особенного внимания на сломанные игрушки. Однако ими озаботились более половины детей постарше. Эти дети «приносили сломанную игрушку матери, указывали на поломку, совали палец туда, где у животного была оторвана голова, или, если могли говорить, указывали на то, что что-то не так, произнося “чинить” или “бяка”»[120].

Дети постарше так реагируют не на любые отклонения от нормы. Если на рубашке есть лишняя пуговица, например, они могут дольше к ней приглядываться, но в их реакции не будет той эмоциональной окраски, которая столь явно присутствует в случае рубашки с отсутствующей пуговицей. Источник озабоченности ребенка, по-видимому, признание им, что действие, приведшее к нехватке пуговицы, было неподобающим.

Было бы бесполезно отрицать, что в числе источников зарождения стандартов у ребенка — обратная связь с родителями, подчеркиваемая бихевиористами. Многие из детей действительно неоднократно сталкивались с осуждением родителей, когда портили свои игрушки или одежду.

В то же время есть наглядные свидетельства, что бихевиориальное подкрепление не может быть единственным источником этого поведения. В самом деле, кому не знакомы случаи, когда дети упорствуют в своем поведении, даже несмотря на решительные усилия родителей по его исправлению. Почти каждый ребенок, например, с явным интересом и часто с глубокой озабоченностью реагирует на людей с изуродованными лицами. Чтобы пощадить чувства изуродованного человека, большинство родителей делают все возможное, чтобы отучить детей от подобной поведенческой реакции, обычно без особого успеха.

Еще один источник стандартов — появляющаяся у ребенка способность к эмпатии. Дети очень рано начинают демонстрировать знакомую тенденцию к отождествлению своих чувств с чувствами другого человека[121]. Двухлетний ребенок, который сам неоднократно испытывал физическое неудобство, способен заключить, что другие дети тоже его испытывают при схожих обстоятельствах. Более того, эта оценка не является эмоционально нейтральной. Она обычно вызывает очевидное проявление тревоги за другого ребенка.

Еще один источник стандартов — пример товарищей и взрослых. Ребенок, по-видимому, имеет врожденную тенденцию испытывать тревогу, когда неспособен выполнить задачу, которую могут выполнить другие: «Когда к ребенку подходит женщина, берет игрушки и проделывает какую-то последовательность действий, которую трудно запомнить или выполнить, а затем возвращается на свое место, дети из разных культурных сред немедленно разражаются плачем или начинают возмущаться»[122].

Отмечая малую вероятность того, что дети из всех этих разных сред наказывались за неудачные попытки подражать другим в прошлом, Каган отвергает поведенческое подкрепление как причину беспокойства. Он утверждает, что дети просто «придумывают обязательство дублировать действия взрослых»[123]. В самом деле, легко увидеть, как эмоциональная предрасположенность имитировать поведение людей с вышестоящим положением может быть адаптивной, даже если время от времени она приводит к фрустрации.

То, что поведение других — сильный, причем врожденный, источник стандартов, кажется очевидным. Младенцы, которым всего несколько часов от роду, например, тщательно воспроизводят выражение лица матерей, вплоть до таких деталей, как движение языка и моргание глаз[124]. Даже для очень зрелых людей поведение товарищей остается важным источником стандартов. Неспособность ему следовать вызывает неприятные чувства, даже когда речь идет о деятельности, которую не поощряло предшествующее обучение и подкрепление. Например, в фильме 1970 года: