Читать книгу "Бенкендорф - Дмитрий Олейников"

В тот же день толпы народа двинулись вместе с русскими солдатами к фортам Мюйден и Гальвиг, и их гарнизоны (почти тысяча человек), напуганные густотой идущих на них колонн, в авангарде которых явственно просматривались русские мундиры и кивера, поспешили сдаться. Бенкендорфу достались 26 годных к бою орудий.

Восторг, охвативший жителей Амстердама, надолго запомнился нашему герою. «Ничто не может выразить бурную радость, которая охватила жителей этого большого и богатого города, — написал он позже в воспоминаниях. — Это поистине было пробуждением нации, чья сила и свобода, усыплённые притеснениями и несчастием, внезапно заново обрели всю свою энергию… Общественное настроение всё более и более исполнялось рвением и твёрдостью». Новое правительство начало активную деятельность.

Бенкендорфу пришлось выступить в качестве посланника России. К нему отнеслись как к официальному представителю русского императора и на ближайшем же приеме обратились с жизненно важным политическим вопросом: «Каковы замыслы союзнических государств касательно нашего политического существования?» Александр Христофорович уже запрашивал Винцингероде, как ему вести себя в подобном случае; но начальник осторожно ответил, что намерения государя ему неизвестны. Бенкендорфу пришлось проявить всё своё дипломатическое умение. «Я имею приказ, — говорил он, — узнать желание нации относительно её будущего политического устройства, оказать помощь в его осуществлении и сообщить об этом желании императору. Итак, я спрашиваю вас: чего же вы хотите?» — «Принца Оранского, — последовал ответ, — только этот дом может гарантировать нашу независимость». Немедленно за море, в Англию, был отправлен гонец с приглашением Вильгельму Оранскому «прийти и царствовать».

Торжественная, под плеск оранжевых знамён, высадка будущего монарха произошла 30 ноября в Схевенингене. 1 декабря состоялся его официальный въезд в Амстердам — с казачьим эскортом. Бенкендорф выстроил пехоту в качестве почётного караула у дверей дворца, а сам первым встретил принца у кареты, подал ему руку и провёл через ликующую толпу к резиденции. Сама картина «призвания на царство» поразила Бенкендорфа: он увидел, что это было волеизъявление свободного народа и что восхищение Оранским являлось «не выкриками слуг, но свидетельством выбора, указывающим наиболее достойного человека для спасения государства».

Вскоре собрался военный совет: принц Оранский, прибывший с ним английский посол Кланкарти, прусский генерал Бюлов и генерал Бенкендорф. Союзники сочли, что успех уже достигнут и можно ограничиться блокадой и постепенным овладением крепостями, где ещё сидели французские гарнизоны. Бенкендорф мог бы согласиться на это, тем более что приказом Винцингероде он отослал назад четыре казачьих полка — почти половину своей кавалерии. Самое время было, как заметил Сергей Волконский, «найти в Амстердаме новую Капую», насладиться заслуженным отдыхом и почестями43; но чувство долга оказалось сильнее. Бенкендорф предложил на совете более активный план: отодвинуть войну от центра Голландии, воспользоваться замешательством французов и продвинуться как можно дальше на юго-запад; на крепости времени не терять, если сразу не сдаются — блокировать. «Правилам тактики следует иногда предпочесть гибкость, — уговаривал Бенкендорф педантичного пруссака Бюлова. — Мы должны… усугубить беспорядок, нарастающий на границах Франции; …две тысячи человек, действуя энергически сейчас, сделают больше, нежели целые армии в несколько месяцев».

Бюлов наконец согласился, пообещал содействие и прикрыл своими частями фланги. Бенкендорф разбил свой отряд на несколько «оперативных групп» и выступил в новый поход.

Kozakkendag

Лёгкость взятия Амстердама заставила французов поверить в «6000 русских», названных в прокламациях. Поэтому когда утром 28 ноября отряд князя Жевахова появился на подходе к северным воротам Утрехта — главной военной базы оккупантов, — французы не стали полагаться на глубину рвов и прочность стен и ретировались через южные ворота. День появления казаков стал городским праздником. Его так и назвали: «День казака», Kozakkendag, и отмечали на протяжении как минимум столетия, пока в 1914 году город не заняли новые оккупанты — кайзеровские войска44.

Появление в Утрехте русских казаков было запечатлено на картине, которая в путеводителе по Центральному музею нынешнего Утрехта стоит под первым номером. История этой картины заслуживает упоминания. Она была написана голландцем Питером ван Осом в 1816 году. Сам художник в дни освобождения Голландии оставил занятия живописью, чтобы вступить в Национальную гвардию. С окончанием Наполеоновских войн он вернулся к своим пейзажам, но изобразил и памятные дни освобождения своей страны в серии из десяти картин. Одна из них, «Казаки, входящие в Утрехт в 1813 году», была подарена русскому императору Александру. На ней казаки врываются на Ратушную площадь, из-под лошадиных копыт бежит прочь петух, символизирующий французов, восторженные жители приветственно машут руками…

В послании от 18 декабря 1824 года министр иностранных дел Карл Нессельроде написал художнику, что картина царю понравилась. Вместе с письмом в знак благодарности ему был передан перстень с бриллиантом.

В советское время картина в духе «голландцев XVII века» была признана не имеющей особой художественной ценности, и её продали обратно в Голландию. Она попала в Утрехт, где ей предоставили почётное место: на возвышении, в отдельном зале.

…С конца ноября 1813 года слово «казак» приобрело в Голландии невероятную популярность. Из наполеоновской страшилки оно превратилось в символ освобождения. Дорога, по которой прошли казаки близ невзятой крепости Девентер, до сих пор называется Kozakkenweg — «Казачья дорога», а большое старое дерево около этой дороги — Kozjakkenlinde, «Казачья липа». Неподалеку, в городке Горссель, есть ещё одна «Казачья дорога», а кроме того, «Гусарский проезд» и холм «Казачья шишка», на котором до 1941 года стоял домик «Казачий шалаш». В наши дни где-то на дороге от Арнхейма к Роттердаму успешно функционирует кафебар «У казака»45, а в провинции Гельдерланд угощают «казачьим пирогом». Холодную по европейским меркам зиму 1813/14 года в некоторых провинциях Голландии окрестили «казацкой зимой». Современные жители Гааги поют русские песни, составив свой oeralkozakkenkoor — «Уральский казачий хор», а брабантцы играют в футбол в команде Kozakken Boys — «Казачки».

Казачьи отряды рассыпались по стране, быстротой перемещения и неожиданностью появления создавая видимость действия крупных сил. Они научились побеждать даже флот: отряд майора Марклая занял крепость Гельдер и блокировал побережье у места стоянки французской эскадры, после чего был заключён договор о взаимном нейтралитете: адмирал Вергюэль (голландец на наполеоновской службе) пообещал не предпринимать никаких враждебных действий, если его матросам будет позволено сходить на берег для закупки продовольствия. Это перемирие позволило начать переброску и высадку английских войск, тем более что 26 ноября русские вошли в Гаагу и Роттердам.

А 27 ноября после непродолжительного боя пала Бреда — по мнению Бенкендорфа, «одна из самых сильных крепостей и ключ Голландии». Ключ от этого «ключа», с характерной свастикой в бородке, хранится теперь в Москве, в Историческом музее. К югу от Бреды передовые отряды казаков вышли на дорогу к Антверпену — туда, где теперь пролегает граница с Бельгией.