Читать книгу "Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата - Ишмаэль Бих"

Конечно, я тысячу раз слышал такое из уст всех сотрудников центра. Честно говоря, я ненавидел эту формулу. Но все-таки в тот день в медпункте я поверил, что это действительно так. Смысл сказанного проник в мое сознание и в мое сердце, наверное, благодаря искренности, с которой говорила Эстер. Это не значит, что я больше не испытывал вины за то, что совершил. Просто мне легче было нести бремя раскаяния и появились силы, чтобы что-то вспоминать, обдумывать, оценивать. Чем больше я беседовал с Эстер, тем более отвратительными мне казались некоторые подробности моей солдатской жизни. Правда, я не подавал вида, поскольку еще не вполне доверял этой девушке. Просто мне нравилось говорить с ней, потому что она не осуждала меня. Она всегда смотрела на меня с доброжелательной улыбкой, как обычно смотрят на ребенка.

Однажды Эстер пригласила меня к себе домой. Она приготовила ужин, мы поели, а потом пошли гулять по городу. Мы пришли на пристань, находившуюся в конце Родон-стрит. Светила луна, мы сидели на молу и смотрели на нее. Я рассказал Эстер, что в детстве различал причудливые фигуры на поверхности этого желтого диска. Ее это поразило. Мы стали разглядывать луну вместе и описывать, что видим. Мне померещилось, что я снова, как много лет назад, вижу женщину с младенцем на руках. На пути домой я уже не смотрел с восхищением на городские огни, а уставился в небо. Казалось, луна плывет за нами.

Когда я был маленьким, бабушка уверяла меня, что небеса говорят с теми, кто готов смотреть и слушать. Она часто напоминала:

– В небе ты всегда найдешь ответы на все вопросы и объяснения всему: всякой боли, всякому страданию, любой радости и любой загадке.

В ту ночь я так хотел, чтобы небеса снова открыли мне свои тайны.

Глава 18

Как-то раз, когда шел уже пятый месяц моего пребывания в Бенин-хоуме, я сидел на камне за школой. Подошла Эстер. Она тихонько села рядом. В руках у нее был мой блокнот-песенник.

– У меня такое чувство, что мне совершенно незачем жить, – медленно произнес я. – У меня нет семьи, я совершенно одинок. Мне никто никогда не расскажет, каким я был в младенчестве.

Тут я слегка всхлипнул.

Эстер обняла меня обеими руками и притянула к себе. А потом слегка встряхнула, чтобы я прислушался к тому, что она сейчас скажет.

– Представь, что я – твоя семья, твоя сестра.

– Но у меня не было сестры, – ответил я.

– Ну а теперь есть. В этом плюс приобретения новой семьи. Могут появиться родственники, которых раньше не было. – Она посмотрела мне прямо в глаза, ожидая моего ответа.

– Ладно, будь моей сестрой, но только временно. – Я сделал особое ударение на последнем слове.

– Меня это устраивает. Зайдешь завтра навестить свою временную родственницу? – Она закрыла лицо руками, как бы показывая, что будет в отчаянии, если я откажу.

– Хорошо, хорошо, не надо так переживать, – воскликнул я, и мы оба засмеялись.

Когда Эстер смеялась, она напоминала мне Эбигейл, девочку, с которой мы учились два семестра в средней школе в городе Бо. Временами мне очень хотелось, чтобы эта Эбигейл оказалась рядом: мы могли бы поговорить о тех временах, когда еще не было войны. Мне так хотелось хохотать от души, предаваясь веселью всем своим существом, ни о чем не думая и не беспокоясь, как мы когда-то смеялись с той девочкой. Но теперь это было невозможно. После смеха всегда накатывала грусть, от которой не было спасения.

Иногда я потихоньку наблюдал за Эстер, когда она заполняла какие-то рабочие бумаги. Она чувствовала, что я изучаю ее лицо, и, не глядя, кидала в меня скомканным листом. Я улыбался и клал листок в карман, делая вид, что этот пустой лист – важное послание, письмо, посланное ею мне.

Вскоре Эстер ушла, а я так и остался сидеть на камне. Она несколько раз оборачивалась, чтобы помахать мне. А потом скрылась за корпусами. Я улыбнулся ей вслед и на время позабыл о своем одиночестве.

На следующий день Эстер объявила, что в центр приедут гости, и сотрудники просят ребят устроить небольшой самодеятельный концерт. Каждый должен решить, что он хочет исполнить.

– Ты мог бы спеть песню в стиле регги, – предложила девушка.

– Может, прочесть монолог из трагедий Шекспира? – спросил я.

– И это неплохо, но я считаю, что тебе в любом случае надо выступить с каким-то музыкальным номером, – и она обняла меня.

Эстер мне очень нравилась, но я старался не показывать этого. Всякий раз, когда она обнимала меня или просто клала руки на плечи, я тут же пытался высвободиться. Но стоило ей уйти, как я с тоской смотрел ей вслед. У нее была удивительно грациозная походка. Она ходила, будто плыла. Каждый день после уроков я бежал к ней, чтобы рассказать, как прошел день. Мои друзья Мамбу и Альхаджи подтрунивали надо мной:

– Твоя подружка сегодня здесь, Ишмаэль. Мы тебя, наверно, уже не увидим после обеда?

В один прекрасный день во двор въехал кортеж автомобилей. К нам прибыли гости из Европейской комиссии, ООН, ЮНИСЕФ и еще нескольких неправительственных организаций. Посетители были в костюмах и при галстуках. Перед тем, как осмотреть центр, они пожали друг другу руки. Некоторые мальчишки увивались за ними, но мы с Мамбу остались сидеть на веранде. Гости улыбались, временами поправляли галстуки, что-то записывали в блокноты, которые все время держали наготове. Некоторые из них заглянули в спальни, другие сняли пиджаки и стали мериться силами с мальчишками в армрестлинге или участвовали в перетягивании каната. Потом всех препроводили в празднично украшенную столовую. Вначале директор центра господин Камара произнес вступительное слово, а потом начался концерт. Ребята рассказывали истории о пауке Бра и лесных чудовищах, исполняли танцы разных племен. Я прочел монолог из «Юлия Цезаря», а потом показал короткую сценку в стиле хип-хоп о возвращении с войны юного солдата. Я, подначиваемый Эстер, сам ее сочинил.

После того концерта я стал местной знаменитостью. Господин Камара как-то пригласил меня в свой кабинет и сказал:

– Ты и твои друзья произвели на гостей большое впечатление. Теперь они уверены в том, что ты сможешь полностью восстановиться после пережитого.

Меня вполне порадовало и то, что у меня снова появилась возможность выступать перед публикой, на этот раз уже в мирной и спокойной обстановке. Но у директора были на меня большие виды.

– Не хочешь ли стать официальным представителем нашего центра? – с воодушевлением спросил он.

– Как так? Что мне надо будет делать? – засомневался я. Это, наверное, все-таки слишком…

– Ну, ты мог бы выступать на разных встречах и собраниях, посвященных участию подростков в войне. Поначалу, если ты не против, мы будем писать для тебя тексты. Тебе нужно будет просто зачитывать их. А потом, когда почувствуешь себя уверенней, сможешь составлять обращения к аудитории сам.