Читать книгу "Месть из прошлого - Анна Барт"

Особую тягу имела Марфа ко всяким иноземным безделицам. Вот и сейчас Филарет показывал на столик да лавку, щедро украшенные золоченой вязью. Перешли они к Марфе из Марининых покоев. То была мебель, которую привезла она с собой из Польши, подарок от отца.

– Что – сама? У меня все в горнице, только ближним боярыням показываю. Никто не видит моей роскоши.

Филарет дернул бровью недовольно. Да, это правда. Марфа никогда не снимала простого монашеского покроя черного платья, хоть и не проживала в монастыре.

– А ты? Зачем крест такой златой надел? Перстнями пальцы украсил? Не выставляй богатства да власти своей на люди, Федор Никитич, а то как бы пожалеть не пришлось…

– Вот что, Ксения, слушал я тебя довольно, – отрывисто и сердито сказал Филарет. – Теперь ты меня послушай. Не дело тебе в Кремле оставаться да юных отроков за мной посылать. Разговоры пойдут и тогда уж своей скрытой набожностью не отделаешься.

– А кого ж мне за тобою посылать, владыко? В покои-то государевы? Сам не приходишь, посылать за собой не велишь. Как же достучаться-то мне до тебя, а?

Филарет злобно посмотрел на жену. Ничего не осталось в ней от той молоденькой Ксении, с которой шел он много лет под венец. Увяла девическая красота. Расплылась и огрузнела. Персиковый цвет кожи изменился на нездоровый, желтоватый. Только умные глаза не старели – жгучие, как горячие угольки, полные жизни.

– Эх, о чем жалею я, Феденька, – протянула Марфа задумчиво, – что не мужчиной привелось мне родиться… Дела бы делала, на вас всех не оглядываясь…

– Ты бы делала, это верно, – не удержался Филарет, направляясь к двери. – Завтра, помолясь, собирайся вон из Кремля, матушка, – но Марфа, все так же спокойно улыбаясь, встала у него на пути.

– Если надумаешь нехорошее, Феденька, помни, книга у меня припрятана одна, весьма интересная книга.

Филарет приостановился и пытливо взглянул в лицо Марфы. Оно оставалось ласковым и безмятежным.

– Какая книга?

– А такая. Церковная. Из села Тушино. Где запись сделана о крещении царевича Ивана Дмитриевича. Твоею рукою. А в книге той – записочка, тоже твоею рукою написанная.

Филарет замер. Марфа усмехнулась, глаза – темные омуты. Так и впился в них Филарет, пытаясь понять, что на уме у жены бывшей.

– Думаешь пожар всполохнул да все улики пропали? Сохранила я улики-то.

Филарет тяжело опустился на лавку.

– Ведьма, – прошептал еле слышно побелевшими губами.

– Может, и ведьма, – легко согласилась Марфа и уселась рядом с Филаретом.

Кот тяжело впрыгнул на лавку вслед за ней, изогнулся мягким льстивым телом, подсунул лобастую башку под человеческую ладонь. Инокиня гладила любимца, тот ласково подмяукивал, а Филарет не мог оторвать взгляда от бледной тонкой руки, с тускло сверкающим золотым ободком на пальце – обручального кольца Марфа не сняла, даже приняв монашеский сан.

– Только зубами-то на меня не скрежещи, Федор Никитич, – услышал он тихий голос бывшей жены. – Зубы-то обломаешь, мил друг. Да… А в книге церковной той письмо одно преинтересное лежит. Вот ты меня в грехах упрекнул. Может, и правильно. А ты? Ты не грешен? В том письме указ отдан… тобой… что время пришло от Ивана-то младшего избавляться… Как от отца его в свое время избавились… Капельками лечебными от простуды…

Филарет помертвел.

– Не вздумай ругаться со мной боле, – продолжала так же спокойно Марфа. – Не до ругани сейчас. Нам всем вместе быть надо – с сыном. Все твои начинания поддерживать буду, не сомневайся. Из Кремлевского терема, не из дальнего монастыря. Ты в отъездах постоянных – кто сыном заниматься будет? Он в пору вошел, его женить надо… Школы церковные строить надо… Что боярам обещали? Православие в Московии? Так надо с детей начинать… Ты-то этого не знаешь, сына твоего Суворцев да я воспитали…

Филарет дернулся, но Марфа сделала протестующий жест рукой, призывая Филарета молчать:

– Не в упрек сказала, Федор Никитич. А со школами боярин Морозов поможет нам. Не задевай его, сила у него в Кремле больша-а-а-я. Молод он, да его даже сейчас старики слушаются. Вот жениться надумал… Невесту выбрал, ко мне за советом приходил… Понимает: не только на девице женится, а и на всей ее родне тоже. Он Михаилу другом будет, не всегда с отцом-матерью беседовать-то захочется сыну, не про все расскажет нам, а вот другу-постельничему, боярину ближайшему пред сном поведает все сердечные тайны… Да на Бориску Суворцева зубами не клацай – на него положиться можно. Он с Михаила глаз не спустит. Ты пять пальцев-то сожми, Феденька, – кулак и выйдет: ты, да я, Суворцев с Морозовым, наш Михаил. Не сломить никому! А разожми кулак – пять пальцев по одному сломать легче легкого. Понял, к чему речь веду?

Филарет молчал.

В этом мире никому доверять нельзя. Как он, дурак, поверил тогда Ксении, сообщнице своей, оставил документ с ней, не сжег, не уничтожил! Голова у него кружилась предчувствием великих перемен. Вот и докружилась! Забыл он, в заморских странах проживая, о несгибаемой воле жены бывшей и сильнейшей любви к сыну.

Шумела ночная метель за окном, набирая силу. Журчал тихий голос.

– А что до грехов, Феденька… Кто ж знает, всем нам отвечать придется. Отмолишь ли прежде свои?

Филарет в бешенстве вскочил со скамьи.

– Да ты сама поболе меня рвешься к власти! Почище меня руки у тебя в крови невинной! – тонким ненавидящим голосом закричал вне себя Филарет, не в силах сдерживать свой гнев на спокойно сидящую рядом с ним женщину. – Господи, вот наказание ты мне послал! Не отвязаться мне от тебя, ведьма проклятая. Пристала как банный лист, даже монастырским саном от тебя не отделаться!

– Верно, не отделаешься, – легко согласилась Марфа. – Сын наш теперь Московией управляет, помнишь ли? Куда ему без нас? Без отца да без матери? Ты бы гнев свой попридержал, Федор Никитич. Да и язык тоже. Ну, договорились, что ль?

– Повезло Бориске, – сказал Филарет, с лютой ненавистью глядя в спокойные глаза бывшей супруги. – Спас я его от грехов, на тебе, ведьма, женившись.

Инок только успел отскочить от стены, как Филарет, выйдя из комнаты Марфы, так шарахнул дверью, будто надеялся, что обрушится за ним потолок над головой жены бывшей.

Марфа подошла к заложенному войлоком слюдяному окошечку, держа теплого, мурлыкающего любимца на руках. Пусть бесится вьюга, бренчит в оконце. Пусть Феденька грохочет дверьми. Дело сделано, и дороги назад нет.

13. Карнавал

Так. Это уже третья версия событий, услышанная мною за прошедшую неделю. «Прошлое глазами сеньора Файя». Запросто можно спятить.

– Вы серьезно, господин Маркони? – простонала я.

Маркони согласно закивал в ответ, хитрющие глазки радостно засверкали:

– Произошел переход власти от одного троюродного брата к другому, но… не на совсем законных основаниях. После насильственной смерти маленького Ивана Дмитриевича, потребовалось немного «подправить» историю, что и было мастерски проделано.