Читать книгу "Галя - Вера Новицкая"

Отяжелелый язык малышки с трудом выговаривал слова; настоящее, видимо, перемешивалось с ранее полученными впечатлениями и дополнялось болезненной фантазией. Ася снова сомкнула веки и не то заснула, не то впала в безмолвное забытье.

Впечатление какого-то сказочного видения среди окружающего ее полумрака произвела Галя и на Таларова, когда вскоре после отъезда доктора он, встревоженный, вошел в комнату дочери.

Исчезновение девушки из клуба почти тотчас же было замечено, одним из первых спохватившихся был сам Михаил Николаевич. Тщетно проискав Галю по всем большим и маленьким гостиным, он не на шутку встревожился, не зная, что предположить. Таларов блуждал по всему помещению клуба, надеясь встретить кого-нибудь, быть может, случайно осведомленного в интересующем его вопросе, как вдруг натолкнулся на Бориса Владимировича. С ним он и поделился своим удивлением и беспокойством.

Помня желание Гали не тревожить Михаила Николаевича, Ланской в то же время сознавал, что дальнейшая неизвестность приведет к результату, как раз обратному, поэтому решил в дозволенных ему пределах сказать кое-что Таларову.

— Вы, Михаил Николаевич, не волнуйтесь. Я недавно видел Галину Павловну. Она говорила, что очень устала и у нее немного болит голова, поэтому она решила отправиться домой отдохнуть. Она не хотела никого беспокоить и поехала одна, поручив мне, если вы спросите, объяснить вам, в чем дело. Я предлагал проводить ее, но тут случайно оказался какой-то ваш васильковский служащий, с ним вместе она и поехала.

Невзирая на гладенькое и вполне правдоподобное объяснение, данное молодым человеком, тревога, бессознательно вкравшаяся в сердце Таларова, не только не ослабела, а, наоборот, как будто усилилась. Уныло побродил он еще некоторое время по ярко освещенному собранию, посмотрел на кружащиеся пары, но прежнее желание присоединиться к ним пропало — радостное настроение было спугнуто.

«Верно, ей очень плохо, если невзирая на веселье, на весь свой сегодняшний успех, на кавалеров, разобравших заранее все танцы, она так сразу исчезла, — рассуждал Таларов. — И с кем это она поехала? А вдруг по дороге сделался обморок и теперь ей очень дурно, а дома никого, ни малейшей помощи?! И о чем только я тут еще философствую? — спохватившись, мысленно выбранил он себя. — Надо не предположения строить, а сейчас же ехать».

Не теряя ни минуты, он направился к передней. Приказав лакею, чтобы, когда госпожа Таларова с дочерьми будет собираться домой, ей доложили о его отъезде, Михаил Николаевич нанял первого попавшегося извозчика и погнал его что было духу.

При виде входящего в комнату Таларова Галя поспешно поднялась ему навстречу.

— Дядя Миша, ради Бога, не волнуйтесь. Покровский уже был и сказал, что все пустяки: это небольшая инфлюэнца, для детей вовсе неопасно, и через несколько дней наша Ася будет совсем здорова.

— Ася? Так это Ася больна? — поспешно наклоняясь над кроваткой ребенка, спросил Михаил Николаевич. — И какая горячая!.. — заметил он, дотронувшись до головки малышки.

— Не волнуйтесь, миленький, родной, не волнуйтесь! Покровский сказал, что у детей всегда бывает большой жар, но это пустяки. Он прописал лекарство, Асюта примет, и все пройдет, — уговаривала Галя.

— Так вот в чем дело, а Борис Владимирович передал мне, что тебе нездоровится и ты потому уехала, — вымолвил Таларов.

— Я нарочно просила не говорить вам правды, чтобы вы напрасно не волновались. Видите, и не стоило, все хорошо, — пояснила Галя.

— Конечно, слава Богу, но если ты думала успокоить меня сообщением, что тебе дурно, то глубоко ошиблась, Галочка, — теплым голосом упрекнул Михаил Николаевич девушку.

— Дядя Миша, ведь я не поручала сказать именно это. Милый Борис Владимирович, оберегая мой секрет, от себя немножко перестарался. Я только просила не говорить вам, что за мной приезжали из Василькова и что Ася больна. Вдруг, думаю, так, пустяки какие-нибудь, просто няня перетрусила. Вы сегодня были такой веселый, такое у вас было чудесное настроение, глаза так и сияли, давно-давно я вас таким не видела, и вдруг встревожить, напугать, да еще, может быть, зря? Ведь это было бы жестоко, прямо преступно, — горячо воскликнула девушка. — Вот я и просила молчать, а сама мигом собралась, завернула к Покровскому, вместе с ним помчалась домой, и видите, как все прекрасно вышло. Только зачем вы все-таки переволновались! И было из-за чего?… Что со мной станется? Ведь я же такая здоровая! — упрекнула Галя.

Таларов умиленным ласковым взглядом смотрел на эту милую девушку, с такой трогательной заботливостью и предусмотрительностью оберегавшую не только покой, но и даже его веселье. А сама она разве не веселилась? Ведь это было первое в ее жизни торжество, первый выезд, первый успех. И она, не задумываясь, все бросила и по первому зову полетела к кроватке его ребенка, не обмолвившись ни словом, чтобы хоть на один лишний час отсрочить его волнение, самой принять первый удар и постараться обезвредить его.

Нет, не только казалась в эту минуту, но и на самом деле была его доброй волшебницей эта маленькая розовая девушка, стоящая на страже его радости, покоя и благополучия.

Глава X

Тяжелые дни. — Галина жертва

Несмотря на утешительные предсказания доктора Покровского болезнь Аси затянулась на продолжительное время. Целых четырнадцать дней температура упорно держалась на сорока градусах несмотря на различные жаропонижающие и потогонные средства. Ребенок то метался в тяжелом лихорадочном бреду, то, изнеможенный, обессиленный, неподвижно лежал в полном забытьи, без грез и сновидений, будучи не в состоянии шевельнуться.

Наконец на пятнадцатый день температура сразу упала до тридцати семи с половиной.

— Слава Богу, кризис! — облегченно вздохнули все.

Теперь девочка в полном сознании тихо лежала в своей кроватке, не металась и не рвалась, но по-прежнему отказывалась от всякой пищи, даже от молока.

Непродолжительна была радость от кажущегося перелома болезни и ожидаемого за ним начала выздоровления. Как прежде ртуть термометра казалась прикипевшей к сорока, так теперь она точно застыла на тридцати семи с половиной, не повышаясь и не понижаясь ни на одну десятую.

Прошло еще двенадцать томительных дней. Доктор Покровский уже не один навещал ребенка, а с двумя своими местными коллегами. Все трое придерживались того мнения, что это не более чем инфлюэнца, и недоумевали от странного течения болезни.

Между тем мелкая, как будто незначительная лихорадка вконец истощала больную — и сама по себе, и в силу сопровождавшего ее отвращения ребенка ко всякой еде.

Наконец температура сделала еще скачок и упала до тридцати шести.

— Ну, слава Богу, с жаром дело покончено. Теперь, как неизбежная реакция, чрезмерное понижение температуры и слабость. Зато появится аппетит и силы быстро начнут восстанавливаться, — видимо, успокоенный сам, бодро говорил Покровский.