Читать книгу "Motorhead. На автопилоте - Лемми Килмистер"

Нужно ли говорить, что той ночью Фил не ушел из группы. Но он делал новые попытки. Однажды мы ехали в Берлин, и он снова начал: «Я ухожу!», говорит. Подходит к водителю автобуса и требует:

– Отвези меня в аэропорт.

– Этот автобус едет на концерт, – говорю я. Но Фила это не остановило:

– Я плачу за этот автобус так же, как и ты, а мне нужно в аэропорт!

– За автобус платит группа, – отвечаю я, – а ты теперь гражданское лицо. Группа едет на концерт на автобусе, нанятом группой. Если хочешь ехать в аэропорт, вылезай и бери такси, понял? Ты сможешь вызвать такси, когда приедем на концерт: по нашему мобильному телефону тебе больше нельзя звонить. Окей? Ты теперь гражданское лицо, Фил!

Эту новость он принял, бормоча себе что-то под нос, и опять раздумал уходить.

Еще одну попытку он совершил в начале другого тура по Германии. Он ушел из группы вечером, когда мы только приехали во Франкфурт: тур еще даже не успел начаться. Он решил ехать в аэропорт и ни о чем другом и слышать не желал – неважно, что на часах было полдвенадцатого ночи и все самолеты уже улетели. Он все равно приехал в аэропорт и устроился спать на стуле; проснувшись, он обнаружил, что у него украли все чемоданы. Видимо, это его вразумило, и больше он уже не пытался уйти из группы. Фил до сих пор с нами и, после меня, он дольше всех играет в Motörhead. Также он – постоянный источник веселья. Как часто после концерта он забирался в грузовик с оборудованием, приняв его за наш автобус! Однажды он влез в басовую колонку – решил, что это его полка. Сколько веселья – и все это наш Фил. Он наш собственный Кит Мун. Заодно он прекрасный гитарист. И Телец.

Но я рассказывал о Югославии: у нас было два концерта в Любляне. Во время первого из них Вюрзель упал со сцены – только что он стоял рядом со мной, и вот он уже летит вверх тормашками. Да и сцена-то была не из самых крепких. Помню, что сзади в полу была дырка, и я в нее наступил. На втором концерте случилась гораздо более опасная вещь. Во время первой песни, перед соло, какой-то идиот в зале швырнул на сцену бритву – он даже примотал к ней с обеих сторон по монете, чтобы она летела точнее, – и она сильно порезала мне руку. Я толком ничего не почувствовал и не знал, что случилось, пока не увидел на сцене красные лужи. Тогда я посмотрел на руку и увидел, что кровь хлещет из нее, как из какого-то гребаного насоса. Я обмотал руку какой-то тряпкой, и мы прервали концерт. Рана была паршивая. За кулисами я размотал руку, и кровь забрызгала все стены, а вокруг раздались крики ужаса. Я отправился в какую-то деревенскую югославскую больницу, и мне наложили швы, но за следующие четыре дня рука постепенно почернела – заражение крови. По дороге домой мы остановились в Нюрнберге, и там я пошел к доктору, считая, что в Германии хорошие врачи, но этот чувак сильно облажался. Я просил нашего менеджера Дугласа отправить меня домой на самолете, чтобы я мог разобраться с этой дикой ситуацией, но он не хотел тратиться на билет. Из-за него мне бы пришлось ехать всю дорогу до Англии на автобусе. А когда я говорю, что рука почернела, я не имею в виду, что она посинела: она была черная и еще с небольшим покраснением. Я чуть не потерял два пальца! Дело было так плохо, что наш тур-менеджер наконец сдался, сказал: «К черту все», и посадил меня на самолет. Две недели я провел в больнице в Англии с рукой на перевязи – и все потому, что какой-то говнюк решил, что метнуть в музыкантов бритву будет очень прикольно.

И вообще – послушайте, какой это был умный чувак: швырнув свою бритву, он гордо встал и, тыча в себя пальцем, заявил: «Это я сделал!» Само собой, наши роуди тут же ринулись к нему, потирая руки: «Ах вот как? Смотри-ка, тут есть чем заняться!» Они хорошенько его избили, а когда закончили, за дело принялись югославские полицейские, а уж они-то профессионалы. И – хотите верьте, хотите нет – когда его выводили, он все еще орал: «Эй, чувак, а ну иди сюда!» Настоящий несгибаемый идиот. Я никогда не смогу этого понять – ну ладно, допустим, он меня ненавидел по какой-то таинственной причине. Он задумал швырнуть в меня бритву и швырнул – это я могу понять. Но какого хрена он заявил: «Это я сделал» – и заявил моим же людям! Интересно, где он теперь: наверное, рыщет по округе, убивая женщин и детей, и прекрасно проводит время. Может быть, он сам мент.

Как бы то ни было, для полицейских я стал героем в тот вечер, потому что я продолжил концерт. Если бы мы не стали играть для этих шести тысяч человек, началась бы заварушка. Тогда такое часто происходило… в общем, они полюбили меня, потому что я сыграл концерт несмотря ни на что – в тот раз получилось так. Теперь я, наверное, уже не герой для них – после того, как в наш следующий приезд туда случился двойной облом: Фил Кэмпбелл и Фил Тейлор оба попали в больницу, и концерт пришлось отменить. Помню, как я пришел в номер к Вюрзелю.

– Концерта не будет, Вюрзель, – говорю я.

– Почему?

– У нас нет гитариста и барабанщика. Они в больнице.

– Их что, машиной переехало? – поинтересовался Вюрзель.

– Типа того.

Их обоих скосили какие-то «коричневые спиды» – это, конечно, были не спиды.

– Коричневые спиды? – спросил я Фила Кэмпбелла. – Ты вообще думал головой?

– Нет, – ответил он.

И Фил Тейлор тоже хорош. Спиды не бывают коричневыми! Но вот – их обоих понесли рядышком по больничному коридору. О чем они только думали? Это было почти так же глупо, как тому парню орать: «Это я сделал!»

В июне наш фан-клуб отмечал десять лет своего существования, и они устроили тусовку в Hippodrome. Там я встретил Венди – Секси-Венди из городка Редкар. Я шел по Hippodrome и увидел девушку с фантастическими глазами. Она была просто шикарна. После этого я ничего не помню о вечеринке – я был с Венди. Она была прекрасная девушка и во всем меня очень поддерживала. Недавно я был в Англии и с удовольствием снова с ней встретился. Мы не виделись восемь или девять лет – к счастью, она не превратилась в пускающую слюни ведьму. А то, знаете, с некоторыми это случается!

Hippodrome был большим залом в Лондоне – он и до сих пор большой! В XIX веке он был знаменит представлениями с пляшущими медведями, но к 1985 году они могли заполучить только нас! Я ходил туда на «ночи хеви-метала» и кадрил всех девушек, приходивших посмотреть на красивых музыкантов. Почему бы и не попробовать! Однажды я повеселился там больше, чем рассчитывал, когда оказался на сцене с Джоном Бон Джови, Ричи Самборой и Дейвом Сабо, Рейчелом Боланом и Себастианом Бахом из Skid Row. Мы сыграли Travelin’ Band Creedence Clearwater Revival и Rock ‘n’ Roll Led Zeppelin – когда мы все уже умрем, это можно будет издать на лейбле «Лемми идет в паб»!

Тем же летом я появился в этом ужасном телешоу – Club X. Но наш кусочек был отличный. Он был посвящен черным кожаным курткам, и я написал для него песню, которая называлась, представьте себе, Black Leather Jacket. Мы наскоро записали эту песню, чтобы ее поставили в шоу. На записи я играл на басу, но во время съемки я сидел за пианино. Саксофонист записал три партии – целую пачку, так что на съемки мы позвали еще двоих его коллег, и они втроем делали вид, что играют. На гитаре был Фил Кэмпбелл, Фил Тейлор на барабанах, а Эдди Кларк взял мой бас, который украли в ночь съемок. Я так и не выяснил, кто его прихватил, хотя у меня было несколько подозреваемых. Подозреваемые всегда есть, так ведь?