Читать книгу "Нога судьбы, пешки и собачонка Марсельеза - Александра Николаенко"

На вопросы спасателей и медицинских работников Антон Павлович отвечал громким лаем, вследствие чего был доставлен в 6-ю городскую психиатрическую больницу с подозрением на маниакально-депрессивный психоз.

В интервью нашему корреспонденту супруга Антона Павловича Людмила Анатольевна Райская рассказала, что поводом для трагедии, произошедшей с Антоном Павловичем, мог послужить отказ Соломона Арутюновича Миргрызоева, владельца издательства «Луч-Просвет», издавать новый роман мужа «Липовая аллея», а также гибель любимой собаки Антона Павловича Мерсью.

«Последнюю неделю, – сказала Людмила Анатольевна, – Антон пребывал в постоянном напряжении, не мог работать, отказывался от пищи и страдал бессонницей».

Все мы, читатели, многочисленные поклонники произведений Антона Павловича, приносим ему свои соболезнования и искренне надеемся, что прозаик вскоре поправится, чтобы и дальше радовать нас своими произведениями.

Спецкор Ц. С. Н. И. Сашик 13.06. 2013

Rg8-f6

«Душевная болезнь представляет собой закономерный биологический процесс, разделяющийся на несколько видов, имеющих каждый определенную этиологию, характерные физические и психические признаки, типическое течение, патолого-анатомическую основу, и тесно связанный с самой сущностью процесса заранее предопределенный исход».

«Психиатрия», 1896 год

1.06. 2013

09:00

– Попрошу немедленно меня отпустить! Вы не имеете никакого права! У-у-у меня дела! У меня роман! – сердито сказал Антон Павлович, стремительно входя в кабинет заведующей психоневрологическим отделением 6-й МКБ Лилит Беэтовны Удушиловой.

Лилит Беэтовна, красивая статная докторша с екатерининским профилем и непрерывной бровью на лбу, ласково улыбнулась и сделала приглашающий жест в сторону кушетки.

Антон Павловича подвели, уложили и застегнули ремнями.

Лилит Беэтовна, кивая, зашуршала листами истории.

Антон Павлович продолжил:

– Условия моего содержания здесь считаю совершенно неприемлемыми. Еда отвратительна. Курица. Рис. Капуста. Котлеты. Кефир. Меня никуда не пускают. Ко мне совершенно свободно приходят очень странные, неприятные, неопрятные люди. О чем-то просят, но произносят все шепотом, затыкая при этом мне уши. Я не могу их услышать. Мне страшно. Все пахнет клопами.

Лилит Беэтовна быстро писала. Кивала. Понимающе взглядывала.

– За стеной по ночам кто-то воет, шуршит, – чувствуя в докторе благодарного слушателя, торопился дальше Антон Павлович. – Вчера в мертвый час ко мне явилась какая-то женщина в белом с зубами и укусила вот тут! – Антон Павлович слабым кивком показал доктору, где его укусили. – После укуса я совершенно ослаб и не мог написать пары слов. Сегодня ночью какая-то гадина украла из тумбочки мою новую рукопись. Я запираюсь, но гадина, вероятно, перегрызла решетку и влезла. Обрывки романа я собирал по частям. Гадина скомкала и выкинула рукопись в уборный бачок. Бачок засорился. Получился запах!

Лилит Беэтовна свела бровь углом и, перестав писать, огорченно посмотрела на возмущенного писателя.

– Я чувствую себя скованным по рукам и ногам! – Антон Павлович красноречиво пошевелил всем, чем мог шевелить, – пальцами и ушами. – Я в клетке. Я погибаю! Я совершенно здоров! Пожалуйста, доктор, я умоляю вас! Подпишите мне выписку, выпустите меня!

Тут Антон Павлович заплакал, пронзительно кося глазами на доктора, и беспомощно заскреб пальцами розовую резиновую клеенку.

Лилит Беэтовна молчала, тикали часы.

Решив, что доктор по-прежнему пребывает в сомнении, Антон Павлович стремительно перешел в наступление.

– Доктор! – прошептал Антон Павлович и, бросив на Удушилову умоляющий взгляд, приблизиться.

Доктор встала. Подошла и, склонясь над кушеткой, ласково погладила выздоравливающего по волосам.

Антон Павлович почувствовал к Удушиловой совершенное доверие и нежность.

Лилит Беэтовна ждала.

– Вам, только вам я могу сказать…

Доктор наклонилась к губам писателя, и Антон Павлович едва слышно прошептал самое важное:

– Я не в силах творить. Кончится тем, что я перестану служить источником бытия… Первопричиной. Я перестану вас создавать… И тогда… – Тут Антон Павлович испуганно замолчал. Похолодевшие от ужаса пальцы прозаика опять заскребли клеенку, но Лилит Беэтовна накрыла пальцы теплой, мягкой ладонью. Ладонь остро пахла земляничным мылом и была резиновой от перчатки.

– Вы мне верите? – недоверчиво спросил Антон Павлович.

– Совершенно! – заверила Удушилова.

– И не станете лгать и смеяться?

– Поверьте, Антон Павлович, мне не до смеха. Я хочу вам помочь! – искренне и встревоженно отвечала Лилит Беэтовна.

И Антон Павлович решился.

– Доктор! В ваших силах спасти человечество! Поймите, я перестану вас создавать, и тогда человечество обречено! Все вы исчезнете! Вас никого не будет! Вот к чему это приведет! Доктор… Доктор! Вы должны, вы обязаны выпустить меня! Подпишите выписку! Немедленно. Вы можете… Человечество… Цивилизация…. Пока не поздно!

Но тут Антон Павлович почувствовал легкий укол под ремнем правого запястья. По телу его побежало тепло, накрыло волной. И понесло куда-то, качая.

– Отвратительно кормят… курица, рис, компот из сухофруктов… совершенно не сладкий…

Лилит Беэтовна грустно кивала.

Тикали часы.

1.06. 2013

11:02

…Сегодня, сразу после утренних процедур, я имел несчастье выслушать их.

Они говорили все разом, с четырех сторон моей комнаты.

Очень близко подходили к ее краям и, рассмотрев, что там я, но что стены мои бумажные, они били по ним кулаками. Эти удары разбудили меня. Оглушенный, я отчетливо слышал, как за ними скребутся, плачут и перешептываются фигуры.

Я проснулся.

Первая стена моей комнаты была порвана в клочья, вторая скомкана в чьих-то пальцах. Третья стена лежала у меня под ногами и была не больше формата А4, и их шепот показался мне гораздо громче, чем их крик или плач.

Я прислушался. Они говорили, что меня нет. Это показалось мне очень забавным, и я рассмеялся.

Но они меня не слышали, потому что смеялись тоже.

А мне было все равно.

Мое отвращение к ним и неверие в них не имело больше предела. К несчастью, они надоели мне до того, что на ужине я смог съесть только твердую булочку с изюмом и, запив ее тем, что они называют тут чаем, пошел в свою клетку.

МКБ