Читать книгу "Астральное тело холостяка - Дарья Донцова"

– Интересное дело, – возмутился я. – Квартира-то ваша была, на деньги вашей семьи снималась!

– Об этом все давно забыли, – засмеялась актриса. – В общем, набрала я наш домашний номер. Маман, надо отдать ей должное, выслушала меня спокойно и сказала: «Езжай к тете Лене Мордвиновой, она гинеколог». Я Елену Петровну прекрасно знала, пришла в поликлинику и услышала восхитительный диагноз: запущенное венерическое заболевание. Хорошо, что не сифилис. Мордвинова меня в клинике оставила, объяснила: «Надо срочно капельницы ставить». Я заплакала: «Откуда болячка?» Тетя Лена сердито ответила: «Наверное, спишь с кем попало». Я начала отрицать: «Нет, я люблю Никиту, никого, кроме него, к себе не подпускаю». – «Значит, он всех подряд в постель тащит, – не дрогнула доктор, – эта зараза передается исключительно половым путем».

Вспоминая ту сцену, Грибанова разволновалась, начала ходить по комнате туда-сюда.

– Я с врачом спорить стала, но у тети Лены был совсем другой характер, чем у моей кроткой мамули. Мордвинова заорала: «Дура! Жизнь свою из-за подонка гробишь! Разуй глаза, коза тупая, парню с тобой удобно: живет за счет твоих родителей, секс-игрушка по имени Людмила всегда рядом, ответственности никакой, одни удовольствия. На что угодно спорю, он спит с разными бабами, от какой-то подцепил эту гадость и передал тебе. Ему-то пустяк, курс антибиотиков – и он здоров, или вообще не заметил, что болен. А ты теперь забеременеть навряд ли сможешь». Я на нее с кулаками бросилась: «Никита мне не изменяет!» Мордвинова усмехнулась: «Ага, сказка для дурочки».

Лисонька тяжело вздохнула.

– В какой-то момент тетя Елена вдруг предложила: «Давай поступим так. Звони своему уси-пуси и скажи, что тебя в клинике на неделю оставляют. Вот и посмотрим, как он себя поведет, приедет к тебе через час с яблоками или нет. Спорю на сто долларов, что не увидим мы его». Я была так уверена в нашей с Никитой неземной любви, что обрадовалась: клево, заработаю сотняшку. Побежало время. До полуночи Никита не появился, и тут тетя Лена внесла новое предложение: «Он сейчас с другой на вашем диване прыгает. Поехали, сама убедишься: парень думает, что ты под капельницей лежишь и можно спокойно развлекаться. Если я ошибаюсь, дам тебе пятьсот гринов». За такие деньги я в то время легко могла голой на Красной площади сплясать. Прикатили мы в наше логово, я дверь открыла. Вау! Парни в комнате с кем-то тусят, орут, ничего не слышат. Я на кухню, а там и правда Никита с девкой на диване. «Ронди Кар» не самая популярная группа в России, но фанатки у нее были. Ту крашеную блондинку я хорошо знала, она постоянно Слону улыбалась, хрень ему разную дарила, то зажигалку, то шарф. Никита над девчонкой смеялся, называл прилипалой. И вот вам кордебалет в кухне… Я сначала застыла, а потом сказала: «Слон, астральное тело холостяка сейчас довольно?» Никита растерялся. А девка его обняла и говорит мне: «Чего приперлась? У нас любовь, тебя не звали, канай отсюда». И тут тетя Лена как завопит: «А ну пошли все вон, подонки, из квартиры, за которую не платите!»

Лисонька опустила голову.

– Я на табуретку села и на календарь на стене уставилась. Долго на него пялилась. Хотела бы забыть, но дата, когда прозрение наступило, мне в мозг врезалась навсегда: двадцать восьмое ноября. А вот остальное плохо помню. Вроде я заперлась в туалете, но сколько там времени провела, не знаю. Очнулась в комнате, рядом тетя Лена, повсюду феерический бардак. Мордвинова меня трясет и спрашивает. «Вот так хочешь жизнь провести? В дерьме? Спиться-скуриться? Подохнуть от венерических болячек? Твой рыцарь удрал. И девку с собой прихватил».

Актриса поставила около меня чайник со свежей заваркой.

– Дальше провал. Открываю глаза – лежу в своей детской, на тумбочке у кровати фрукты, книжка. Потом мама вошла, что-то спросила. И так день потек, словно я никуда не уходила. Мордвинова меня вылечила, родители сделали вид, что ничего не знают, ни одного вопроса мне не задали, никаких упреков не прозвучало. Мама мне мой аттестат об окончании школы показала: одни пятерки, золотая медаль. Уж как она с директрисой договорилась, не знаю, только экзамены выпускные я не сдавала, потому что в то время, когда они проходили, ученице Грибановой аппендицит удаляли, о чем справка из больницы имелась.

– Вам несказанно повезло с родителями, – отметил я.

– Да, вы правы, – подтвердила Лисонька. – Увы, я поняла это с запозданием. Я отказалась поступать в медицинский, решила стать артисткой, со мной не спорили. Папа нашел подход к ректору нужного вуза. На первом курсе я получила маленькую роль в сериале, и – понеслось.

– Вы более с «Ронди Кар» не пересекались? – уточнил я.

Лисонька положила руки на стол.

– Как отрезало о них даже думать. Словно я спала, а когда проснулась, забыла сон-дурман навсегда. Но потом прошлое неожиданно всплыло. Лет через пять-шесть после того, как я бросила Слона и компанию, режиссер Олег Будкин, глубоко верующий человек, организовал фестиваль самодеятельных театров, которые работали при воскресных школах. Со всей России дети приехали в Москву. Будкин попросил меня в жюри посидеть. Ни малейшей радости я от сей миссии не испытывала. Пиара-то никакого – гламурных журналистов не интересовали малыши, изображавшие сцены из Библии, а те, кто писал на церковную тему, мне никак не были нужны. Сидеть целый день в душном зале, смотреть десять раз подряд про то, как блудный сын возвращается домой? «Наслаждаться» самодеятельностью? Ну совершенно не моя история! Да на беду Будкина сделали главным режиссером сериала, где мне дали одну из центральных ролей. Вот и пришлось тащиться в какой-то убогий Дом культуры. Угадайте, кого я там первым увидела, когда вся такая из себя звезда вошла в холл?

Глава 33

Я пожал плечами.

– Хочется сказать: Слона. Но Никита Слонов к тому времени давно был покойником. Вы ушли от «Ронди Кар» двадцать восьмого ноября, накануне поездки группы в подмосковный клуб, а двадцать девятого парни погибли.

– Я столкнулась взглядом со священником, который привез свой театр на конкурс, – будто не услышав меня, продолжила Грибанова. – Батюшка на меня взглянул и словно за сердце укусил. Он выглядел обычным церковнослужителем – длинные волосы, борода, усы, ряса. Но глаза… Гореть мне в аду, если это были не очи Слона! Звали попа отец Дионисий, его дети показывали музыкальную пьесу и пели очень хорошо. По ходу действия у них там был персонаж, который не выходил на сцену, а вел свою партию из-за кулис, вроде чей-то дух. Когда раздались первые звуки, я поняла: это точно Никита, его голос ни с чьим не спутать. Я потихоньку спросила у председателя жюри, кто исполняет арию, не выходя на сцену. Тот ответил: «Отец Дионисий, очень скромный батюшка. Господь подарил ему великий талант, но он им не гордится, поэтому прячется».

Лисонька принялась класть себе в чашку варенье.

– Любви к Слону в моей душе не осталось, но и ненависти не было. Никита стал воспоминанием о моей юности, глупой и разгульной. Пока шел конкурс, я ломала голову, коим образом Слон мог превратиться в священника. Непростой поворот, учитывая образ жизни, который он вел в момент нашего расставания. Слонов никогда не верил в Бога. На моей памяти в церковь он не ходил, крест не носил. Но один раз у нас случился разговор. Мы ехали в электричке, и в вагон вошел монах, прося подаяние на строительство храма. Приближается к нам, протягивает кружку и вполголоса произносит какую-то молитву. Никита вдруг разозлился и как рявкнет: «Пошел вон, мошенник! Сначала хоть бы один псалом нормально выучил, может, тебе кто и поверил бы». Дядька удрал, а я спросила: «Что такое псалом?» Кит мрачно пояснил: «Песнь хвалебного характера, с которой поклоняются Богу. Сто пятьдесят псалмов составляют Псалтирь. Многие из них, например пятидесятый «Помилуй мя, Боже…», девяностый, который имеет особую силу, двадцать шестой «Господь – просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюсь!» написал царь Давид». Вот уж я удивилась! Пристала тут же к нему с вопросами, откуда столько про религию знает. Он сначала молчал, потом сказал: «Папа и мама мои верили в Господа, церковь посещали, отец в алтаре прислуживал, а я в хоре пел. Потом мои родители, сразу оба, погибли. И я понял: Бога нет, поэтому в храм теперь ни ногой. Все, больше на эту тему не говорим, отстань. И не рассказывай ничего нашим, они о моем детстве не знают».