Читать книгу "Отклонение от нормы - Джон Уиндем"

Петра оглушительно задала этот вопрос и через некоторое время отрицательно качнула головой.

– Нет, – сказала она. – Рэйчел от него ничего не слышала. Она… Она, по-моему, очень несчастна… Она хочет знать, что с Мишелем.

– Скажи ей, что у нас все в порядке. Скажи, что мы очень волнуемся за нее, но она должна быть очень осторожна, понимаешь? Скажи, чтобы она случайно не выдала своей тревоги!…

– Она поняла! И она будет стараться, – Петра на секунду задумалась, потом сказала мне словами:

– Знаешь, Рэйчел очень боится. Она плачет… И она… любит Мишеля!

– Она сама тебе это сказала? – спросил я.

Петра помотала головой.

– Нет. Это вроде… ну, это… у нее как бы за мыслями и картинками, понимаешь? Я видела…

Я не совсем понял, что она имеет в виду, и мне это не очень понравилось. «За мыслями»… Если не только Петра, а, скажем, Розалинда может сейчас видеть «за мыслями», то…

– Знаешь, давай-ка не будем об этом никому рассказывать, – подумав, сказал я, – ведь то, что за мыслями, нас с тобой не касается. Так что давай сделаем вид, что мы этого не знаем. Ладно?

– Ладно, – кивнула Петра.

Софи проснулась минут через пять. Она казалась вполне спокойной и даже оживленной, словно вчерашней истерики вовсе не было. Она велела нам забраться вглубь пещеры, откинула шкуру, чтобы стало светлее, и разожгла огонь. Дым повалил не в вытяжку, а к выходу и полностью закрыл нас от посторонних глаз снаружи. Софи насыпала что-то из двух или трех мешочков, на которые я раньше не обратил внимания, в чугунок, налила туда воды и поставила на огонь.

– Пригляди за ним, – сказала она Розалинде и, подойдя к выходу, стала спускаться по лестнице вниз. Минут через двадцать голова ее вновь показалась у входа, и она бросила внутрь, прямо на пол, несколько кусков черствого хлеба, а потом влезла сама. Вода в чугунке давно кипела, Софи кинулась к нему и сняла с огня.

– Ничего страшного? – спросил я, кивая на дымящийся чугунок.

– Это пустяки, – ответила она, – а вот там… – она кивнула на выход.

– Они нашли убитого… Думают, что это твоя работа. Они уже искали вас рано утром, но… сейчас им не до тебя. У них сейчас дела поважнее… Те, кто участвовал в сражении с вашими, возвратились поодиночке. И далеко не все… Ты знаешь, что там у них произошло?

Я рассказал ей все, что сообщил мне Мишель.

– И теперь где… ваши? Далеко?

Я связался с Мишелем, и он сказал:

– Мы только-что вышли из леса на равнину.

Я передал это Софи. Она кивнула.

– Это часах в трех ходу от реки, – сказала она и принялась «накрывать на стол»: вывалила содержимое чугунка в четыре чашки, стараясь, чтобы вышло примерно поровну. На вкус каша была лучше, чем на вид, но хлеб был такой черствый, что его долго пришлось размачивать в воде. Петра стала капризничать и ворчать, что дома ее кормили совсем не так. Мысль о доме ей кое о чем напомнила, и она без всякого предупреждения вдруг спросила:

– Мишель, а мой отец тоже с вами?

Он так растерялся, что не сумел удержаться. Его «да» прозвучало очень слабо и неотчетливо, и я бросил быстрый взгляд на Петру, надеясь, что она пропустит его «мимо ушей». К счастью, так оно и было. Розалинда, уловившая Мишеля не хуже меня, сидела, не поднимая глаз от своей чашки…

Странное дело – подозрения, даже самые худшие, все-таки ничто по сравнению со знанием наверняка. Я как будто услышал голос моего отца, неумолимый и безжалостный: «Ребенок, – вещал торжественно этот голос, – который будет расти и заражать все вокруг, пока все не превратятся в отвратительных мутантов. Так уже случилось там, где воля и вера людей были недостаточно тверды. Но здесь этому не бывать! Никогда!…»

Я вспомнил слова Харриет: «Я буду молить Бога, чтобы он ниспослал милосердие в этот страшный мир!…» Бедная тетя Харриет! Не похоже, чтобы кто-то услыхал ее молитвы, и надеждам ее, видимо, не суждено было сбыться здесь никогда… Мир, в котором живут люди, охотящиеся на собственных детей!… Что ж это за мир?! И что это за люди такие?!

Розалинда тихонько дотронулась до моей руки. Софи вздрогнула как ужаленная, но при взгляде на меня выражение ее лица смягчилось.

– Что случилось? – спросила она.

Розалинда сказала ей. Глаза Софи расширились от ужаса, она отвела взгляд от меня, посмотрела на Петру, потом опять осторожно посмотрела на меня, приоткрыла было рот, желая что-то сказать, но, как видно, раздумала… Я тоже взглянул на Петру, а потом на Софи: на рванье, прикрывавшее ее тело, на пещеру, где она жила…

– Чистота Расы… – сквозь зубы пробормотал я, – что отца своего… Что же мне теперь – простить его?! Или постараться убить?

Ответ поразил меня. Я никак не думал, что передал эту свою мысль, да еще на такое далекое расстояние.

– Оставь все, как есть, – очень четко и спокойно дошло до меня от женщины из Селандии. – Ты должен выжить. А такие люди, как твой отец, все равно обречены на гибель. Они сыграли свою роль до конца. Им дальше просто некуда идти. Жизнь – это вечная смена. Этим она отличается от всего неживого. Постоянная перемена – основа жизни. С этим столкнулись Древние, когда пожелали навечно остаться такими, какими они были. Эволюция всегда несет в себе опасность для живых существ: если они не умеют приспособиться к ней, они погибают. Именно поэтому Древние и понесли, как вы это называете, Кару – уничтожили сами себя, разбили всю цивилизацию вдребезги. Твой отец и ему подобные, сами того не зная, стали историей. Они убеждены, что представляют конечный и неизменный образ человека… Что ж, скоро они добьются стабильности, о которой мечтают. Добьются единственно возможным способом: став ископаемыми…

Постепенно холодно-бесстрастный тон, которым она «говорила», начал приобретать более мягкую окраску. Мне послышались в ее «голосе» доброта и участие. Но это все-таки звучало, как лекция для «начинающих»…

– Постарайтесь понять, – продолжала та, – ребенок привыкает к груди матери, но рано или поздно его нужно отлучить от груди… Та злобная нетерпимость, с которой вас преследуют, может быть и защитной реакцией от собственного страха и неуверенности, и маской, скрывающей садистов и убийц. Но и в том, и в другом варианте за этим стоит враг самой жизни. Тут уж ничего не поделаешь: ваши пути разошлись. Нам с вами предстоит создать новый мир и жить в нем, а им – уйти в прошлое.

Переварить все это было не так просто. Я взглянул на Розалинду: она тоже выглядела озадаченной. Ну, а Петра – та откровенно скучала.

Софи с любопытством смотрела на всех нас.

– Нелегко с вами, – заметила она, – хотелось бы знать, о чем это вы?

– Видишь ли… – начал я и запнулся, не зная, как передать ей все это.

– Она сказала, – неожиданно заговорила Петра, – что мы не должны заботиться о моем отце, потому что он все равно нас не поймет.