Читать книгу "Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде - Владимир Бешанов"

18 декабря в противотанковый ров внезапной ночной атакой ворвался свежий лыжный батальон под командованием старшего лейтенанта А.Ф. Забары, но продержался только до утра. «Утром 18 декабря, — вспоминает полковник В. К. Зиновьев, — фашисты устроили вокруг захваченного участка рва настоящий огневой вал и бросили на наш лыжный батальон свои отборные подразделения головорезов. Ров был оставлен. Но «виноватого» в этом уже не нашли. Он был в госпитале…

И снова, как и раньше, ров переходил из рук в руки. Ночью мы вышибем гитлеровцев, а днем они снова его захватывают. Судьба лыжного батальона обострила во мне давно родившееся чувство неудовлетворенности тем, что происходит с нашими ударными частями. Вдуматься только! Одиннадцатого декабря мы отправили с фронта в Ленинград старшего лейтенанта Забару сформировать лыжный батальон, а уже через неделю после этого командование армии бросило необученную и несплоченную часть в бой. Еще раньше такое же произошло и в соседней дивизии. Левее от нас, ближе к Неве, ударная часть наступала на вражеские позиции при поддержке танков. Но местность там была болотистая, и танки застряли, не достигнув цели, а наступающие были остановлены огнем вражеской артиллерии. Выходило, что удар наносился не мощным кулаком, а растопыренными пальцами».

20 декабря на штурм рва пошла 268-я стрелковая дивизия при поддержке 84-го отдельного танкового батальона. Советская пехота выбила немцев из траншей и вышла к окраине Красного Бора, однако развития удар не получил. «Наш полк должен был наступать во втором эшелоне, — пишет подполковник Д.В. Иванов, — но из-за плохой разведки огневых точек противника ход боя изменился. Первым прорвал оборону немцев в противотанковом рву 942-й полк. Ввод 947-го СП обеспечил развитие прорыва по фронту и закрепление плацдарма за рвом. Но дальнейший успех наступления развивать было уже нечем. Армейский резерв командование не вводило до тех пор, пока наша дивизия не овладеет северной окраиной Красного Бора. Противник успел создать здесь мощную линию обороны, устроил в большинстве домов огневые точки, и все попытки войти в Красный Бор успеха не имели. Дивизия понесла большие потери…»

Следующей ночью противник вновь овладел рвом, а 21 декабря снова пошла в атаку 125-я стрелковая дивизия, снова захватила участок рва перед Красным Бором и держала его два дня. 22 декабря от прямого попадания артиллерийского снаряда в передовой наблюдательный пункт погиб командир дивизии генерал-майор П.П. Богаичук.

Как ни старались семь советских дивизий (72, 43, 70, 268, 85, 56, 125-я) ежедневными атаками «отвлечь» две дивизии противника, в конце декабря немцьг-отвели часть своих сил — 409-й полк 122-й пехотной дивизии и 407-й полк 121-й дивизии — к Волхову. Позиции южнее Колпи-но занял 1-й полк полицейской дивизии СС (почти одновременно позиции под Петергофом оставила 291-я пехотная дивизия). Это обстоятельство позволило 55-й армии занять и закрепить за собой участок рва от Ям-Ижоры до Октябрьской железной дороги. В ходе боев за противотанковый ров только в последнюю декаду декабря армия потеряла 25 234 человека.

Враг отошел на два километра к Красному Бору. 125-я стрелковая дивизия, которую принял генерал-майор И.И. Фадеев, немедленно получила приказ захватить этот небольшой, но хорошо укрепленный поселок.

Начались упорные бои за Красный Бор. Они оказались безуспешными: по-прежнему пехота шла на неподавленные огневые точки; взаимодействия с танками не было; пополнение вводилось в бой с ходу и погибало.

«В конце декабря началось очень большое наступление на Красный Бор, — вспоминает П.А. Чугуй. — Участвовали две роты 84-го батальона. Наступали слева от Октябрьской ж/д. Болото, за ним — противотанковый ров. Саперы сделали проход через ров, но он оказался слишком узким для КВ. Танки застряли, пехота понесла очень большие потери. Красный Бор остался у немцев». Только санитарные потери 55-й армии в декабре 1941 года составили 41,6 %, таким образом, за месяц было выбито больше половины ее состава.

42-я армия, согласно донесениям штаба Ленфронта, то «приводила себя в порядок», то возобновляла наступление «с прежней задачей».

Всем этим лихорадочным атакам с целью скорейшего прорыва блокады была еще одна причина — ГОЛОД. Хотя данное обстоятельство ничем не может оправдать бездарность исполнения.

В результате целого ряда просчетов руководства города и военного командования ленинградцы оказались в трагическом положении. До конца лета 1941 года не предпринималось практических шагов по эвакуации населения и накоплению запасов продовольствия. В июне и июле из Прибалтики были вывезены по железной дороге многие тысячи тонн зерна, но не в Ленинград, а на восток. Более того, продовольствие из города вывозилось. По указанию Жданова заворачивались обратно эшелоны, следовавшие в западные районы согласно мобилизационному плану. В начале июля была предпринята попытка разгрузить Ленинград от лишних «ртов». Около 200 тысяч детей вывезли в районы Ленинградской области, но менее чем через месяц их пришлось спешно реэвакуировать обратно. В июле-августе из города на восток выехало 164 тысячи человек — в основном рабочие намеченных к эвакуации предприятий и члены их семей. Конечно, большинство рядовых граждан не могло тогда представить, что немцы окажутся у самых стен Ленинграда, но A.A. Жданову и М.М. Попову стоило проявить больше дальновидности.

Прибывший в конце августа с правительственной комиссией начальник артиллерии Красной Армии генерал H.H. Воронов отметил: «К моему удивлению, город продолжал жить очень спокойно. Можно было подумать, что бои разворачиваются на ближних подступах к Берлину, а не под стенами Ленинграда. К эвакуации населения еще не приступали. Здесь явно недооценивали угрозы, которая надвигалась на город».

Всерьез вопросами эвакуации занималось лишь управление НКВД, но наследники Дзержинского решали свою узко-специфическую задачу: очистить Ленинград от «контрреволюционного и враждебно-настроенного элемента». Высылке в Омск, Новосибирск, Красноярск и солнечные районы Северного Казахстана подлежали 95 тысяч лиц финской и немецкой национальностей, а также эсеры, троцкисты, дворяне, харбинцы, воры и прочие проститутки и враги советской власти. Однако и эти планы в установленные сроки реализовать не удалось.

В результате в тот момент, когда сомкнулось кольцо блокады, в Ленинграде и пригородах оказалось 2,8 миллиона человек гражданского населения, в том числе свыше 100 тысяч беженцев. Не менее 1,2 миллиона относилось к категории «несамодеятельного населения», из них около 400 тысяч детей. Запасов продовольствия, исходя из норм, введенных 18 июля, имелось примерно на месяц. Все еще отсутствовал централизованный контроль над продовольственными запасами, которыми располагали многочисленные организации; по-прежнему работали рестораны и продавались товары по коммерческим ценам.

Спохватившийся председатель Ленинградского исполкома П.С. Попков 6 сентября сообщил в ГКО, что продовольствия в городе осталось очень мало, и просил ускорить его доставку. Но все сухопутные коммуникации были уже перерезаны. 9 сентября было принято решение о строительстве порта в бухте Осиновец на западном берегу Ладожского озера, около конечной станции пригородной железной дороги. Предполагалось, что через этот порт можно будет вывезти из Ленинграда капитальное оборудование, доставлять в город продовольствие и другое снабжение. К концу сентября Осиновец должен был пропускать по двенадцать судов ежесуточно. Однако атаки авиации противника, а также осенние штормы сильно затрудняли мероприятия, призванные надежно связать Ленинград с Большой землей. Немцы активно бомбили Осиновец, грузовую пристань Новая Ладога на южной стороне озера и все, что могло держаться на воде. Множество буксиров и барж было потоплено в первые недели после открытия Ладожского водного пути. Кроме того, осенняя навигация была очень короткой и закончилась 15 ноября. За этот период в город было доставлено 45 тысяч тонн продовольствия, 45 тысяч винтовок, 1 тысяча пулеметов, свыше 108 тысяч мин, а также две стрелковые дивизии и бригада морской пехоты общей численностью 20 тысяч человек. Эвакуировано — 33,5 тысячи жителей. Продуктов было явно недостаточно, они расходовались практически сразу. Да и не имело смысла завозить большие запасы в город, превращенный в «пороховую бочку» и, с точки зрения кремлевского руководства, обреченный.