Читать книгу "Авантюристка. Посланница судьбы. Книга 4 - Анатолий Ковалев"

– Именно так я и поступаю! – Хлебников оценил поддержку знаменитого доктора и во время своего рассказа обращался именно к нему.

– Ну что же, это было весьма и весьма полезно, – подытожил генерал-губернатор Голицын, – мы сегодня узнали достаточно много о лечении холеры морбус. Осталось только применить все это на практике. – Он окинул присутствующих своим мягким, совсем не властным взглядом и вдруг, придав голосу не свойственную ему суровость, сообщил: – Государь-император встревожен большим количеством смертей в Москве, поэтому надеюсь, очень надеюсь, что с вашей помощью картина в ближайшие дни резко изменится. Я уповаю на вас, господа. А вы, Алексей Серафимович, – обратился он к смоленскому доктору, – приступайте прямо сейчас к лечению больных в Мещанской больнице. У нас там самое катастрофическое положение с медицинским персоналом…

Услышав это, Глеб оторвал голову от блокнота и поискал глазами доктора Штайнвальда. Однако наткнулся на взгляд статского советника Савельева, который едва заметным кивком головы поздоровался с ним. Глеб сделал вид, что не заметил этого приветствия. Внутри у него все похолодело.

– А где Густав Карлович? – спросил он Гааза. – Вы давно его видели?

– Пожалуй, давненько, – отвечал Федор Петрович, тоже поискав глазами Штайнвальда.

– А что у них там в Мещанской? Что случилось с персоналом? – забеспокоился Белозерский.

– Вы разве ничего не слышали? – раздался голос за его плечом. Глеб обернулся и узнал доктора Пяста из Голицынской больницы. – В Мещанской и среди докторов, и среди ординаторов многие заразились. Штайнвальд, говорят, уже при смерти…

Покинув губернаторский дом, университетские врачи и Гааз тотчас бросились к извозчикам. Молодые люди хотели немедленно ехать к Штайнвальду, но Федор Петрович остановил их юношеский порыв, здраво рассудив:

– Я думаю, не стоит нам всем вваливаться к старине Густаву. Доктора не любят и не умеют болеть. А мне все равно по пути, так что заеду к нему и по возможности уговорю переехать ко мне, в Старо-Екатерининскую…

На том и порешили.

* * *

По дороге в больницу Гильтебрандт некоторое время не произносил ни слова, не желая, по-видимому, обсуждать услышанное на заседании Комитета по холере. Его сознание, впрочем, как и сознание многих докторов наступившего века прогресса и науки, противилось тому, чтобы лечить даже самых тяжелобольных пациентов с помощью ядов.

– Если кровопускание – смерть для холерного, – заговорил он, наконец, нервно и взволнованно, словно все это время мысленно спорил с Глебом, – тогда надо поступить наоборот. С помощью шприца ввести в вену больного… – Тут Иван Федорович запнулся, ударил себя ладонью по колену и чертыхнулся. – Ну, не кровь же им вливать, в конце концов! Большинство переливаний крови заканчиваются летальным исходом. – И тут же робко, неуверенно, что совсем ему было не свойственно, предложил: – Может быть, воду им вливать, Глеб?.. Шприцем… в вену…

– Я тоже об этом думаю каждый день, – признался Белозерский, – только, скорее, не воду, а солевой раствор, ведь вместе с водой из организма уходят соли! – И добавил, глядя в глаза коллеге, ставшему уже другом: – Надо рисковать, Иоганн, как рисковали те двое докторов-аллопатов, которые в Оренбурге давали умирающим от холеры белый мышьяк…

– По рекомендации некоего помещика, вступившего в переписку с Самюэлем Ганеманом, – покачав головой, выделяя каждое слово, подытожил Гильтебрандт. – Все-таки это абсурд!

Когда они прибыли в Университетскую больницу, к ним навстречу бросились ординаторы, сообщая о тех, кто сегодня умер, а также о поступивших больных.

– Глеб Ильич! – раздался старческий, молящий голос, заглушаемый голосами молодых врачей. Белозерский обернулся, увидел своего старого слугу и поспешил к нему навстречу. Гильтебрандт сделал ординаторам знак замолчать.

– Архип? Что случилось? – Глеб прекрасно понимал, что старик не станет его беспокоить по пустяковому поводу, поэтому приготовился к самому худшему.

– Борис заболел, – коротко ответил слуга.

– Разве он в Москве?

– Прибыли с приятелем давеча из столицы, а сегодня ночью слегли…

– Что у него? Головокружение? Рвота? Рези в животе? – придирчиво расспрашивал молодой доктор.

– Голова кружилась шибко, так что с коня снимать пришлось… И рвота была… – Старик продолжал перечислять другие признаки заболевания, однако врачам, каждый день сталкивающимся с холерными больными, было достаточно услышанного.

– Кто заболел? – поинтересовался Гильтебрандт.

– Мой родной брат, – ответил Глеб, стараясь не выказывать острой боли и тревоги. Но главный врач, уже успевший изучить характер своего заместителя, так ценивший его спокойную уверенность и целеустремленность, увидел вдруг растерянного человека, у которого выбили почву из-под ног, и понял, какой удар только что получил Глеб.

– Поезжай к брату немедленно! – приказал Иван Федорович. – Даже не раздумывай! Сам знаешь, каждая минута дорога…

– Погоди! – остановил его благородный порыв Белозерский. – Мне надо кое-что тебе отдать… Архип, подожди во дворе, – попросил он старика, – я мигом…

Они вбежали в ординаторскую, и Глеб бросился к своему столу. Отперев ключом ящик и рывком вытащив его, молодой врач показал, что тот весь был наполнен одинаковыми пакетиками с белой чемерицей.

– Костромин! Сизов! – с воодушевлением позвал Гильтебрандт своих помощников и приказал: – Возьмите порошки! Это – Veratrum album. Разводить две трети унции на литр кипяченой воды и давать в обязательном порядке всем вновь поступившим больным.

– Спасибо, Иоганн! – радостно воскликнул Белозерский.

– Не за что меня благодарить, Глеб, – горько усмехнулся главный врач, – если бы не мой ослиный характер, то, возможно, многих бы удалось спасти. Я немедленно закажу в аптеке ипекакуану, ртуть и хину. От мышьяка избавь меня, мой друг. Не смогу я давать мышьяк моим пациентам.

– Ну и бог с ним! Не давай! – Глеб не узнавал своего начальника. Ему казалось, что на совещании у губернатора тот довольно скептично слушал доклад доктора Хлебникова.

Тем временем Гильтебрандт открыл сейф, стоящий у него на столе, и достал оттуда большую медную коробку, похожую на шкатулку без узоров.

– Вот, взгляни! – подозвал он заместителя.

На дне коробки, на сложенном вчетверо куске полотна лежали два новеньких шприца. Они были полностью стальные, поршневые, рассчитанные на сто миллиграммов. Глеб видел такие в Париже, на выставке. Шприцы нового поколения были еще не доступны для большинства докторов. Их совсем недавно изобрели в Англии, заменив ими допотопные старинные шприцы из бычьего пузыря с медными иглами.

– Один – тебе, другой – мне… – Иван Федорович протянул Белозерскому шприц со словами: – И запомни, мы должны с тобой сделать это во имя науки…

– Мы должны с тобой, в первую очередь, спасти людей, – как всегда, возразил начальнику Глеб. Он завернул драгоценный подарок Гильтебрандта в чистую тряпицу и положил его в свой саквояж.