Читать книгу "Западня - Мелани Раабе"

Есть такой психологический феномен – стокгольмский синдром, когда заложник начинает испытывать добрые чувства к преступнику, который его захватил. Мне это известно. За десять, двенадцать лет у меня было много времени, чтобы читать.

Я содрогаюсь, не столько от холодного ветра, который дует с озера, сколько от мысли, что в этой истории преступником оказалась я.

Господи, что ты натворила, Линда.

Угрожала невинному человеку оружием, била по голове, удерживала в своем доме. И все это перед видеокамерами. Но не нашла убийцу сестры. Лучше бы он пустил мне пулю в лоб. Но Ленцен выбросил пистолет в озеро.

И вот он опять передо мной. Стоит и смотрит.

– Теперь вы верите, что я не желаю вам зла?

Бессильно киваю.

– Почему вы не звоните в полицию? – спрашиваю я.

– Потому что хочу сначала с вами поговорить, – говорит он. – Где мы можем это сделать?

На ватных ногах иду на кухню. Кофейные чашки, газеты, которые фотограф живописно расположил на столе, – это было в какую-то другую эпоху, в другой жизни – на тех же самых местах. Как будто не было никакой вселенской катастрофы.

– Почему вы бросили в озеро пистолет? – спрашиваю я.

– Не знаю, – отвечает он. – Инстинктивно.

Киваю. Понимаю, о чем он.

– Я не знаю, – начинаю было я и запинаюсь. – Не знаю, что и сказать. Не знаю, что сказать в свое оправдание.

– Вы дрожите, – говорит Ленцен. – Сядьте, пожалуйста.

Сажусь, он садится напротив. Мы долго молчим. Но это молчание – больше не противостояние, я просто не знаю, что сказать. Считаю морщины у него на лбу. Когда дохожу до двадцати, он прерывает молчание.

– Линда, – говорит он. – Вы позволите называть вас Линда?

– Каждый, кто был под прицелом моего пистолета, имеет право называть меня просто по имени.

Меня передергивает от этой убогой попытки пошутить.

Что с тобой, черт возьми, Линда?

Ленцен не обращает внимания.

– У вас есть кому позвонить? – спрашивает он.

Недоуменно смотрю на него.

– Родные? Друзья? – помогает мне он.

До меня вдруг доходит, какой у него приятный голос. Как у актера, который дублировал голливудскую звезду в одном старом фильме, не помню, в каком. Не могу вспомнить, в каком.

– Линда?

– Почему вы спрашиваете об этом?

– Мне кажется, вам сейчас не следует оставаться одной.

Смотрю на него. Не понимаю, о чем он. Я его так мучила. Он должен звонить в полицию. Или дать мне по башке. Просто дать по башке.

«Должно быть, ему есть что скрывать, раз он не хочет звонить в полицию».

Только секундой позже того, как прозвучало последнее слово, я поняла, что не подумала это, а сказала вслух.

Ленцен сделал вид, что не слышал. Он, похоже, давно считает меня сумасшедшей. А я такая и есть. Сумасшедшая, придурочная, социально опасная.

Знаменитая писательница, тридцати восьми лет, застрелила во время интервью журналиста, пятидесяти трех лет.

У Ленцена алиби. Ленцен невиновен. Мне нужно время, чтобы к этому привыкнуть.

– Может, родителям, – говорит он.

– Что?

– Может, позвонить вашим родителям. Чтобы не оставлять вас одну.

– Нет, только не родителям. У меня с родителями… Мы с ними…

Не знаю, как закончить фразу.

– Мы нечасто общаемся, – наконец формулирую я, хотя это не соответствует действительности и вообще я хотела сказать совсем другое.

– Странно, – говорит Ленцен.

Его загорелые руки лежат на моем кухонном столе, и я чувствую странную потребность потрогать их. С трудом отвожу взгляд от рук Ленцена. Встречаю взгляд его светлых глаз.

– Что вы имеете в виду? – спрашиваю я, когда до меня, словно сквозь плотную мембрану, доходит смысл сказанного им.

– Ну, вы сказали, что у вас убили сестру. Я, конечно, не специалист, но считается нормальным, что такие удары судьбы сплачивают семью, а не разрушают.

Пожимаю плечами. Слово «нормальный» вообще имеет другое значение в моем мире.

– У нас получилось наоборот, – наконец говорю я.

Ему все равно, а мне стало легче, когда это сказала. Моих родителей я не интересую, их не интересуют мои книги, им даже плевать на то, что я собираюсь купить им дом побольше. Единственное, что их интересует, это их мертвая дочь.

Ленцен вздыхает.

– Я должен сознаться, Линда, – говорит он.

По телу у меня бегут мурашки.

– Я был с вами не до конца честен, это касается того, что предшествовало интервью.

Я тяжело сглатываю подступивший к горлу комок, не в силах вымолвить ни слова.

– Я знал о вашей сестре.

У меня останавливается дыхание.

– Что? – хриплю я.

– Это не то, что вы подумали, – быстро говорит Ленцен и предостерегающе поднимает руку. – Готовясь к интервью, я наткнулся на это дело. Очень удивился, что никто до меня его не раскопал, но интернет в те времена был не тот, что сейчас, в сети оказалось не так много документов.

Я не понимала, к чему он клонит.

– Словом, у меня была информация по делу вашей сестры. Ужасная история. Я понимаю вас, Линда. Такое нелегко пережить.

– Но вы вели себя так, будто не знали, что у меня была сестра.

– Я журналист, Линда. Естественно, я не стал сразу выкладывать все карты на стол, мне было интересно сначала послушать, что вы скажете. Поставьте себя на мое место. Одна из главных подозреваемых в давнем убийстве пишет книгу, в которой описывает все в мельчайших подробностях. Это же сенсация! Но если бы я знал, что вы так… – он запинается, – что для вас это так болезненно, то я бы…

Смысл его слов не сразу дошел до меня.

– Одна из главных подозреваемых? – еле слышно переспрашиваю я.

Ленцен удивленно смотрит на меня.

– Но я никогда не была под подозрением, – говорю я.

– Ну… – тянет Ленцен, словно не зная, как быть. – Считается, что тот, кто нашел труп, автоматически становится одним из главных подозреваемых, это всегда так, не только в вашем случае.

Я проглатываю подступивший к горлу комок так, что слышно по всей кухне.

– Что вам известно? – спрашиваю я.

Ленцен отводит взгляд.

– Не уверен, что следует…

– Что вам известно? С кем вы говорили? – кричу я. – Я имею право это знать!

Ленцен вздрагивает.