Читать книгу "Пилигримы. Книга 1. Искры и зеркала - Дорофея Ларичева"

– Пусть пугаются. – Марат поморщился. – Лучше так, чем сгинуть в грядущей войне новорожденных магов.

– Вы уже ей название дали?

Ника невольно улыбнулась. Ясно, кто дал. Маратик постарался. Сенсом он всегда был слабеньким, но творческую жилку проявлять умудрялся к месту и не к месту. А уж интриговать у него выходило еще лучше.

– Ты мне покажешь собранное мигрантами устройство и девочек?

– Вот зачем ты прибыл. Войну предотвратить хочется, но устройство ретросдвига дай, – не удержалась Ильина.

– Радость моя рыжекосая, – сверкнул белозубой улыбкой гость, – как бы мы ни задавались, мы люди маленькие, подневольные. Несмотря на просьбы дождаться разрешения ситуации, начальство собирается передать гражданским целый букет мигрантских технологий, главным образом по технике и медицине. Это тоже технология, и она ценна.

Они пересекли площадь и оказались в здании Комиссии по развитию. Лифт послушно устремился в подземелье.

– Ты оставила девочек без присмотра, хотя их дважды похищали, – уколол Веронику Марат.

– Ланс не в счет. – Ильина сделала растерянное лицо, внутренне посмеиваясь. Стоит показать мужчине, что он тебе небезразличен, тот немедленно начнет расширять территорию влияния, вызывая чувство вины. Знает, что она с ним играет, а остановиться не может. – Мальчик был обижен на меня и повел себя как дурак, собравшись действовать в обход.

– Сознайся он сразу, все было бы иначе, – проворчал столичный гость, завороженно рассматривая счетчик этажей. Как же медленно!

– Тогда бы он не спас моих мухоловок от этого. – Ника усмехнулась. Створки лифта разъехались в стороны, выпуская сенсов в короткий коридорчик, из которого уже был виден зал с установкой ретросдвига.

– Впечатляет, – согласился Марат, подходя поближе, касаясь подушечками пальцев гладкой поверхности колонн.

Пару минут он изучал, прощупывал конструкцию. Затем достал багетку – единственный инструмент, позволяющий сенсу передавать собранную энергию на расстояние. Он поводил металлической трубкой, испускающей зеленоватые лучи, над висящей между колоннами платформой, сделал несколько снимков фотоаппаратом, болтающимся на шее.

– А ты знаешь… – начал Марат, но осекся, увидев, как изменилось лицо Ильиной. Он тоже это почувствовал.

Не так, как она, а отдаленно, словно дуновение сквозняка, словно чей-то настоятельный взгляд из толпы, когда знаешь, что на тебя обратили внимание, но не можешь вычислить, кто именно.

Перед Никой же словно северное сияние запылали всполохи энергий, которым современные физики до сих пор не нашли названия, зарябила ткань мира, пошла мелкими трещинками. В полубессознательном состоянии вызвав на браслете голографическую карту подконтрольной территории, Вероника попыталась сориентироваться, где находится источник возмущения.

Это еще не миграция, когда энергии образуют завихрения, а в приоткрывшиеся врата мироздания просачивается не чуждая сила, а всего лишь разведка. Некто ищет для себя двойника.

Чаще всего миграция не быстрый процесс. Человек должен настроиться на прибор, выбрать наиболее комфортный мир, подходящего реципиента – того, кто воспримет беглую душу.

Важно не только пробить канал, но и удерживать значительное время, как бы привязывая свою энергетику к энергетике жертвы, чтобы не промахнуться миром и человеком. Именно это позволяет сенсам вычислить место разрыва и предполагаемого двойника, вырастить его клона.

Вероника медленно провела рукой перед собой, разворачивая карту, настраивая под розовато-лиловые всполохи с желтыми прожилками. Не в Барске. Левее, то есть северо-восточней, выше по карте. Хорошо, направление есть. Лучше, конечно, лично съездить и проверить. Энергетические возмущения сильные. Значит, двойник найден. Миграция может произойти в любой момент. Но времени нет, придется высылать помощников.

Очертив пальцем широкую область поисков, она вынырнула из добровольного оцепенения, потянулась за мобильником, чтобы вспомнить – на такой глубине связи не будет.

– Налюбовался? – поинтересовалась она у Марата, зачарованно изучающего сооружение. – Поехали наверх. Группа спецов разберет и переправит это чудище в столицу, там делайте с ним все, что пожелаете. А мы едем к озеру встречать девчонок. Что-то там неладно.

Дора

Дорофея потрясла «кандалами» и в сотый раз поинтересовалась у Никитина:

– Долго еще? У меня больше сил нет. И отлучиться нужно.

– Они не подают сигнала к всплытию. – Профессор потер покрасневшие глаза, отбрасывая на стол рацию. – Ника не отвечает, до Председателя не дозвониться.

– Воздух у них есть? – забеспокоилась догадливая Машка.

– Есть пока, – сверился с часами Роберт. – Погода портится. Ветер поднялся, волнение на озере.

Качки Дора не чувствовала. Только досаду от проведенного взаперти дня. Рядом с Никой наверняка она бы больше пользы принесла. С момента погружения до последнего сеанса связи ничего не получалось. Батискаф рыскал по дну, Ланс жаловался на слабое свечение не пойми откуда, Соловьев ворчал про бесполезность затеи, пытался ругаться с невозмутимым Робертом. Бесполезно.

– Ты работай, не зевай, – склонилась к своему клону Машка. – Вдруг от твоей старательности сейчас зависит жизнь любимого Ланса.

Вот заноза! Дала бы подзатыльник, да сковали, злыдни!

«Я уже с ними правильную речь забывать начала, – ужаснулась про себя девушка. – Мне по возвращении дополнительный курс русификации пропишут закачать в чип! Это дорого, а без него статус понизить могут».

Но тут же одернула себя. О какой ерунде она задумалась, когда Ланс на дне? Работать нужно, эмоции раскачивать.

Вспомнилось недавнее погружение, дно, лучи, похожие на свет прожекторов на крышах торговых центров ее мира. Вспомнился давешний сон-видение про Бету, ожили воспоминания о миграции, родная ячейка, опустевшая с отъездом родителей, неверный Борька, день подключения к макросети…

Вспомнился городок Васильков из детства, садик возле дома, солнечное утро, май. Ей четыре года, в аэропорту за городом начинается воздушный праздник, и девочка торопит родителей. Ей никак не хочется пропустить запуск воздушных шаров. Мать выходит на крыльцо, что-то отвечает невпопад любознательной дочке, отвлекается и подворачивает ногу, ломает каблук.

В результате отец ругается на мать, мать кричит на Дорофею: мол, именно из-за глупого вопроса дочери она оступилась. Естественно, никакого праздника. К маме приезжает врач, прописывает компрессы на потянутую ступню и ушибленное колено, Дора, тогда еще просто Маша, наказана. Она сидит на чердаке возле пыльного витражного окна, смотрит на кружащие в отдалении самолетики и цветные точки воздушных шаров и плачет. И именно в тот момент нечто вторгается в ее сознание. Нечто взрослое, чуждое, любопытное. Оно смотрит на мир глазами Маши, удивляется иглам далеких небоскребов, радуется попаданию в развитый мир и… И тут девочку окликают. Мать, опираясь на лыжную палку, поднимается по лестнице и просит у дочери прощения за собственную неуклюжесть, за испорченный праздник… И чуждое нечто уходит, растворяется в наивной детской радости.