Читать книгу "Сталин против Троцкого - Алексей Щербаков"

Интересно, что позиция Троцкого и левых коммунистов совпадала с… «правым» крылом противников большевиков. Чуть ли не с момента Октябрьского переворота возникло множество различных кружков, в которых шли споры о способах борьбы с большевизмом. Белого движения еще не было – так что после провалов наступления Краснова на Петроград и юнкерского мятежа в столице эти господа надеялись исключительно на иностранного дядю. Точнее – на разных «дядь».

Большинство либералов ориентировалось на Антанту и выдвигало лозунг продолжения войны. Расчет был на то, что англичане и французы помогут. Но было и иное крыло, в котором преобладали монархисты. Они устремляли свой взгляд на Германию. Их идеи были гораздо проще – пусть Петроград и Москву возьмут немцы, перевешают большевиков, а уж дальше как-нибудь… Впрочем, среди «германистов» также имелись либералы. Например, лидер партии кадетов Павел Николаевич Милюков, который до Февральского переворота был ярым патриотом и сторонником войны вплоть до захвата черноморских проливов. Потом ему пришлось долго отбрехиваться от своих прогерманских заявлений. Но смешнее всего то, что именно Милюков в 1905 году ввел термин «троцкизм»… Вот такие коленца выкидывает история.

А какова же позиция Сталина? О ней честно пишет Троцкий, полагая, что тем самым разоблачает своего противника как недостаточно революционного революционера (выделено мной. – А. Щ.):

«Сталин никогда не выступал… Несомненно, что главная моя забота: сделать наше поведение в вопросе о мире как можно более понятным мировому пролетариату, была для Сталина делом второстепенным. Его интересовал „мир в одной стране“, как впоследствии – „социализм в одной стране“. В решающем голосовании он присоединился к Ленину».

Вот именно. В 1918 году Сталин вряд ли полностью разочаровался в идее мировой революции – но, в отличие от Троцкого, явно считал ее осуществление на самой важной задачей.

Главный автор «похабного мира»

Брестский мир был похабным по определению. И Троцкий приложил все усилия, чтобы он стал «препохабнейшим». Это бесспорно. Но на самом деле проблема лежала куда глубже…

Переговоры в Брест-Литовске проводил Троцкий. Почему же послали человека, который был против заключения мира?

Перед тем, как отправиться на переговоры, Троцкий пафосно заявил: «Под народным давлением правительства Германии и Австрии уже согласились сесть на скамью подсудимых. Вы можете быть уверены в том, что прокурор в лице российской революционной мирной делегации справится с задачей и в свое время произнесет свое громкое обвинение дипломатии всех империалистов».

То есть он рассматривал переговоры прежде всего как трибуну, с которой он собирался вещать миру революционные идеи.

С этим делом сразу не заладилось. Советской делегации так и не удалось добиться, чтобы переговоры проходили публично. Впрочем, так не принято ни тогда, ни сейчас.

Думаете, Троцкий успокоился? Совсем нет.

«Он наивно воображал, что стоит только перенести цирк „Модерн“ в Брест – и дело будет в шляпе. Что из его брестских речей до германского рабочего дойдет только то, что разрешит напечатать военная цензура Вильгельма II, это ускользнуло от его соображения».

(М. Н. Покровский, участник переговоров)

Очень интересно читать мнение Троцкого о немецких и австрийских дипломатах, изложенное в его книге «Моя жизнь». Почитать Льва Давидовича – так они все были поголовно ограниченными людьми и вообще посредственностями. И это очень показательно. Троцкий был довольно высокого мнения о своей особе – и совершенно искренне чуть ли не всех считал глупее себя. Для политика это чудовищный недостаток. В этом роде деятельности, как и на войне, недооценка противника почти всегда приводит к катастрофическим последствиям. Что в конце концов и случилось.

Однако ситуация на переговорах была весьма интересной не только из-за любви Троцкого к речам. Дело в том, что Ленин… на самом деле тоже не очень-то хотел заключать мир. Он был кем угодно, но не дураком. И прекрасно понимал последствия такого мира. Поэтому Ильич продолжал надеяться на подъем революционного движения в центральных державах (Германии и Австро-Венгрии), что сняло бы проблему. Именно поэтому Троцкий умел указание всячески затягивать переговоры. Что вполне соответствовало его взглядам.

Между тем среди большевиков имелись те, кто выступал как раз за скорейшее заключение мира, – прежде всего Каменев и Зиновьев. Мне вообще не очень понятно, как их, с типичным менталитетом «умеренных» (который куда больше подходил для меньшевиков) занесло в стан отмороженных революционеров.

В общем, Троцкий как по заданию вождя, так и по собственной инициативе тянул время. А ведь мирные переговоры иногда длятся месяцами, а то и годами…[32]С Лениным у Троцкого был такой договор: тянуть, сколько можно, подписывать мир, только если немецкая сторона предъявит жесткий ультиматум.

«Какое действие произвели на немецкую армию февральская, а затем и октябрьская революция? Как скоро это действие обнаружится? На эти вопросы еще не было ответа. Его надо было попытаться найти в процессе переговоров. А для этого необходимо было как можно дольше затягивать переговоры. Нужно было дать европейским рабочим время воспринять как следует самый факт советской революции, и в частности ее политику мира».

(Л. Д. Троцкий)

И некоторое время тактика затягивания вроде бы приносила плоды. Правда, Троцкий тут был не при чем. В руководстве Германии (центральные державы к этому времени не были равноправными союзниками, все решали немцы) было два течения. Одни хотели заключить по-быстрому мир на приемлемых для обеих стран условиях. Это были дипломаты и руководители стратегической разведки, которая работала под «крышей» МИДа. Им противостояли военные, желающие захапать как можно больше. Так что немцы не могли договориться между собой.

Но тут появился новый фактор. Украинская народная республика (УНР) провозгласила себя полностью независимой. (После Октября статус УНР был очень неопределенный. Они не признали большевиков, но и не рвали окончательно связи с Россией. Теперь созрели.) Центральная Рада, верховный орган УНР, был до слез похож на Временное правительство времен Керенского. Там сидели болтуны-интеллигенты, умеренные социалисты с сильным националистическим оттенком. Причем к национализму лидеры УНР приобщились во Львове, входившем тогда в состав Австро-Венгрии. Собственно, оттуда и пошло течение, представителей которого и сегодня называют «бандеровцами». Так вот, в Брест-Литовск приехали представители УНР и заявили о себе как о самостоятельной стороне. Немцам это очень понравилось. «Незалежники» буквально млели от того, что они теперь независимы от «клятых москалей» и что с ними представители великих держав разговаривают «как со взрослыми». Они были готовы подписывать что угодно.

Между тем 10 декабря 1917 года в Харькове образовалось альтернативное, пробольшевисткое правительство. 26 января красногвардейские отряды вышибли самостийников из Киева[33]. Но кого это волновало? Немцы заявили, что признают делегацию УНР, а не украинских большевиков. Забегая вперед, Украину немцам сдали не большевики, а «незалежники». Центральная Рада пригласила немцев. Те пришли – и вскоре разогнали всю эту кодлу к чертовой матери, посадив гетманом более им удобного генерала П. П. Скоропадского.