Читать книгу "Черный беркут - Михаил Нестеров"

Кавлис надолго задержал взгляд на потускневших глазах хозяина. Последний раз он видел Мирзу два года назад. Сейчас семья Назруллы так же бедствовала, похоже, ничего не изменилось ни в лучшую, ни в худшую сторону, только взгляд хозяина стал более унылым.

После обеда Николай и Мирза уединились на террасе. Гость, не прибегая к дипломатии, в упор спросил:

— Поможешь, Мирза?

Взгляд Назруллы стал совсем безрадостным.

— Коля... Как хозяин я не имею права говорить тебе этих слов, но как глава семьи, в которой семеро детей, обязан. Не обижайся, но, принимая тебя и твоих друзей в своем доме, я рискую быть изгнанным из страны. И согласно нашим законам лишаюсь права убежища в другой мусульманской стране. Самое легкое наказание. Значит, искать прибежища в России. У меня родственники стали беженцами, о трех из них я не получал известий больше года. Может, их уже нет в живых. Здесь полно таджиков, которые скажут: «Мертвец не стоит того, чтобы над ним рыдали», но я не из таких.

Мирза немного помолчал.

— Раньше, Коля, я помог бы тебе по идейным соображениям, сейчас откажусь даже за деньги. Вот тебе результат двух лет: я опустился. Меня, как многих бедствующих таджиков, тянет сесть в поезд, где каждый вагон вмещает пассажиров в пять-шесть раз больше положенного, припрятать лепешки гашиша, трястись от страха при таможенном досмотре, провезти наркотик в Россию, вернуться домой с деньгами. И стараться не думать, что в чью-то семью с приторным запахом гашиша вползает беда, не оправдываться перед самим собой, что твои дети и старые родители некоторое время будут нормально питаться.

Кавлис понял, что основная мысль Мирзы держится на слове «совесть». Поспорить с совестью, сделать шаг и перейти грань. Потом еще один шаг, еще, и совесть надолго затихнет.

Между тем Назрулла продолжал:

— Меня часто посещают подобные мысли. Иногда я смотрю на своих детей и вижу в них как бы прикрытие: едет в поезде, где каждый второй везет наркотик, большая семья; смрад немытых тел заставляет натренированных на наркотик собак воротить нос, баулы с грязным тряпьем кишат паразитами. Одна собака в такой обстановке в силах обработать только десятую часть пассажиров, она устает, путается, повизгивая, поворачивается в сторону выхода. Один шанс из десяти... Понимаешь, Коля, я уже разрабатываю план. В жизни моей семьи не видно просвета. И никто не сможет помочь: ни ты, ни Безари, ни Юсуп, ни кто-либо другой. И я сам. Где-то слышал, что несколько семей собрались вместе на просторном дворе и выпили яд, все — женщины, старики, дети. Я не вправе осуждать их, может, они приняли верное решение.

— Почему ты так считаешь? — спросил Николай.

— Потому что из жизни ушли все. Никто не отказался принять яд. — Мирза внезапно переменил тему: — Я знаю, ты ищешь Безари.

— Да.

Назрулла, невесело усмехнувшись, покачал головой:

— В его отряде полторы сотни человек. А сколько у тебя? Все, кого я вижу? Ты отменный воин, Коля, но гоняться за Безари по горам с отрядом в десять человек неразумно.

— Ты знаешь, где он?

Мирза, наклонив голову, раздельно произнес:

— Знаю. Там, где вы его упустили. Там, где вы сложите головы.

— Значит, он в Умуджканте?

— Да. Одной ногой он уже в Афганистане. Безари не станет связываться с вами, он умный воин. И если он ушел от вас один раз, уйдет и второй. Но сейчас с Орешиным: по большому счету Безари получил, что хотел. Он посмотрит, как вы гоняетесь за собственным хвостом, посмеется и отдаст вам то, за чем вы пришли: труп Орешина. Он подбросит его вам, и для Безари это будет сладкое возмездие. Он разобьет вас, не вступая в бой. А когда вы уйдете, он снова займется своим промыслом. Вы уничтожили тогда его банду, дело Безари рассматривал судья Кори-Исмат. Безари — глава братства, его окружение в суде называлось Обществом. Кори-Исмат постановил: Общество не распускать, а лишь временно прекратить его действия; Общество возвращается к своей деятельности в зависимости от обстоятельств, имеет право привлекать в свой состав кого сочтет нужным.

Из сказанного Мирзой Николай многого не понял.

— К чему ты это сказал? — спросил он.

— К тому, что судья, пока Безари залечивал раны, спас его организацию. А сам Безари несколько дней назад «отблагодарил» судью. Кори мертв, так же как и его жена, шестеро дочерей, племянник. Большой дом Кори сгорел дотла. Похоже, судья вместо постановления когда-то подписал свой смертный приговор. Во времена правления эмира тех, кто требовал реформ, называли кафирами, неверными, сейчас это слово не в ходу, чаще приходится слышать: реформисты, реакционеры, непримиримые... Даже из этих слов можно проследить направление некоторых умов на запад и северо-запад, а это противоречит нашей религии и законам.

— И все же я никак не пойму, что ты хочешь сказать, Мирза.

Хозяин дома развел руками и поднял глаза к небу, сетуя на недотепу-слушателя или на свое мастерство рассказчика.

— Ты плохо слушал. Мысли твои заняты совсем другим, — изрек он. — После убийства судьи Безари перестал считаться главой братства, его организация прекратила свою деятельность. Он стал более свободным и намного опаснее, чем прежде; и его не станут преследовать за убийство судьи. А когда он разделается с вами, пришлыми, тем более. Про меня и говорить нечего. В случае удачи Безари, в которой я не сомневаюсь, он станет настоящим героем в нашем краю.

— Однако мы уже здесь, Мирза.

Хозяин долго смотрел на гостя.

— Вот это меня и беспокоит.

— Скажи, где нам найти проводника? — настаивал майор спецназа.

— Скажу. Но проводнику жить здесь. Безари узнает о вашем прибытии быстрее, чем вы доберетесь до места. Или Юсуп. Ты ведь не рассчитываешь на помощь русских военных в Таджикистане?

Кавлис покачал головой. Да и контингент далеко, на севере республики и на границах с Узбекистаном. На юге обстановка была более-менее благополучной.

— Я рассчитывал на тебя, Мирза.

Назрулла повторил жест гостя.

— Ты поступил опрометчиво.

— Может быть...

И до сегодняшнего дня связь между некоторыми высокогорными районами Таджикистана, кишлаками часто поддерживается только по вьючным или пешеходным тропам. Были случаи, когда по таким дорогам уходили люди и назад не возвращались, причем местные: таджики, узбеки, горные иранцы, туркмены, арабы... А вот Ремез, выросший в Алтае, два года назад прошел с небольшим отрядом короткой дорогой, а возвратился длинной. Мирза не знал этого. И никто в кишлаке не знал. К руслу высохшей реки, которое уже много веков называется ущельем, отряд прибыл на вертолете, и два дня спустя та же крылатая машина встретила их на выходе у перевала. Ремез сообщил тогда, что по-настоящему опасных мест на пути всего четыре. Он справился со своей задачей, и сейчас вся надежда на него.