Читать книгу "Весеннее сумасшествие - Александра Авророва"

Я заставила себя задуматься — и застонала вслух. Память вернулась ко мне в одну секунду, воспоминания нахлынули потоком, погребая под своею тяжестью. Неужели это была я? Неужели я и впрямь участвовала в том, что пронеслось сейчас перед моими закрытыми глазами? Это невозможно! Бред, мираж, наваждение!

Кто-то, наверное, удивленно спросит: «Разве ты не понимала, на что идешь?» Понимала, разумеется. Но я предполагала, что любовь очищает даже самые грубые на вид свои проявления. Что хотя Светкино совокупление, которое я в свое время случайно застала, ничем не отличается от случки животных, зато, когда те же самые действия освящены любовью, они внутренне преображаются. Это трудно объяснить. Любовь не может быть грехом, а я знала, что совершила грех, причем огромный, возможно, смертный. Он заключался вовсе не в отсутствии церковного венчания, нет. Мне кажется, так бывает у каждого… есть поступки, после которых бессмысленно рассуждать, имеется ли им оправдание. Ты твердо и безусловно знаешь, что согрешил. В некоторых вещах сомневаешься, рассматривая их с различных сторон, а другие отзываются в душе столь мучительной болью, что логикой их поверять не нужно. Задача решается на уровне подсознания. Страдания, заставившие меня застонать, скрючиться и закрыть глаза, не нуждались в подтверждении.

Отвратительные сцены одна за другой вспыхивали в моем воображении. Или они не так уж и отвратительны? Так поступают все? Нет, не все. Кажется, мы с Максом в одну ночь шагнули дальше, чем многие пары за долгие годы встреч. Но мучило не это. Раз ему хотелось, неужели я бы отказала? Так в чем же дело? И вдруг я поняла. Дело в том, что на несколько часов я потеряла человеческий облик. Я перестала быть собой. То, что я чувствовала, что и как делала, принадлежало не мне. Другой женщине — вернее, самке совсем другого вида. Похотливому животному, не ведающему морали. Паучихе, съедающей партнера, поскольку удовлетворение физических потребностей является для нее единственной реальностью и единственным смыслом жизни. Память убеждала меня, что я вела себя так-то и так-то, но я знала, знала достоверно, что вести себя подобным образом не могла. Не могла, нет, нет! Значит… значит, у меня было временное затмение? Приступ сумасшествия?

Я вздрогнула. Роковое слово найдено. Сумасшествие — иначе случившееся объяснить нельзя. Причем здесь не фигура речи: «Ах, я схожу с ума от любви!» Здесь использование медицинского термина в его первозданном значении. Том самом, о котором сказано: «Не дай мне Бог сойти с ума, нет, лучше посох и сума». Несколько часов назад я находилась в состоянии буйного помешательства, и счастье Макса, что не натворила куда более страшных бед. Пойми он правду, и должен был в панике вызывать неотложку. Мне нельзя находиться на свободе, меня надо держать в палате среди таких же безумцев, как я. Ведь никто не знает, когда приступ случится снова и на что я способна. Если я вновь перестану контролировать себя, вдруг, например, кого-нибудь убью? Лишусь рассудка и убью.

У ужасе вонзив ногти в собственную руку, я мысленно произнесла: «Спокойно, Маша. Раньше с тобою никогда такого не бывало. Значит, есть надежда, что не случится и в дальнейшем. Что причина только в сексе или в выпивке. Хотя выпила ты всего бокал шампанского… Хорошо, пусть причина в сексе. Ты никогда больше не станешь им заниматься, и, дай Бог, проживешь отмеренный тебе срок полноценным человеком, а не его внешней оболочкой, лишенной души». О вполне вероятном предположении, что секс лишь дал толчок чему-то дремавшему во мне и пути назад уже нет, я старалась не задумываться. Тихо встала, оделась и подошла к входной двери. Она оказалась заперта. Я принялась выдвигать ящики стола в поисках ключа, но мне попадались лишь бумаги. Среди них мелькнуло что-то знакомое… несколько моих рисунков. Макс купил их у Виктора Викторовича? Впрочем, мне было не до того. Наконец, я вспомнила, что Макс, входя, положил ключи в сумку. Да, они там. Оставлю квартиру открытой… надеюсь, ее не ограбят. Все-таки внизу консьержка.

Дома почему-то было страшно холодно. Я легла, прикрывшись тремя одеялами, но это не помогло. Меня все равно трясло, хотя в груди словно горел костер. Стуча зубами, я вытащила из Нелькиной тумбочки градусник, сунула под мышку. Результат меня поразил. Ртуть поднялась фактически до упора. Мне казалось, при температуре выше сорока у человека сворачивается белок. Впрочем, раз на термометре есть соответствующие деления, значит, они используются хоть иногда?

Подумав, я выпила пару таблеток аспирина и снова легла. Кругом ползали пауки. Они взбирались по ножкам кровати, лезли на подушку. Самки разрывали самцов на части и с аппетитом поедали живьем. Я закрыла глаза, только это не подействовало. Я научилась видеть с закрытыми глазами. Пауки бегали по лицу, я тоже была пауком, хотя и собою тоже. Потом раздался голос Нельки, монотонно повторяющий: «Так надо, надо, надо». И до боли знакомый голос, отвечающий: «Нет, нет, нет!» Я поняла, что это мистер Рочестер, человек, которого я люблю. Когда он был молодым, его обманом женили на сумасшедшей. Через много лет он встретил Джен Эйр, чистую и прекрасную. Встретил меня… меня? Нет, другую. Я перепутала. Мне верилось, что я и есть Джейн Эйр, а на самом деле я — сумасшедшая жена! Я жестоко ошибалась, но теперь голова моя ясна. Оказывается, я лишь воображала себя героиней, а в реальности я препятствие, мешающее ее счастью. Я заперта в высокой башне, потому что кидаюсь на людей, угрожая выпить у них всю кровь. Меня боятся и ненавидят. Мне пора погибнуть, бросившись с башни. Лучше умереть, чем мешать любимому соединиться с той, которая предназначена ему судьбою и находится сейчас рядом с ним. Сумасшедшая погибает, я точно помню это, ведь нужно, чтобы у книги был хороший конец. Но паук не может разбиться, его удержит паутина.

— Я женюсь на тебе, Маша, — настойчиво предлагает мистер Рочестер. — Ты слышишь меня? Мы поженимся.

— Нет! — в ужасе кричу я. — Нет, ни за что! Тебе нельзя второй раз жениться на сумасшедшей. Это будет неправильно. Книге положен хороший конец! Уходи!

Он исчезает, оставив меня одну в башне с пауками. Я должна найти дверь, чтобы выбраться на крышу и прыгнуть вниз. Кто-нибудь поможет мне в этом? Джен Эйр, добрая и справедливая, больше некому. Она помогла Марго, а теперь поможет мне. Самой выброситься из окна трудно и страшно. Я не сумею, а спасительницы все нет, она покинула меня, убежав с мистером Рочестером. Как же мне быть?

— Бессовестная эгоистка, самовлюбленная дура, вообразившая себя центром вселенной! Как тебе не стыдно! Светку убили, а тебе все равно! Только ты могла бы ей помочь, защитить ее, а ты думаешь только о себе, о своих мелких, дурацких проблемах, а на остальных тебе плевать! Я-то думал, ты добрый человек, истинная христианка! А ты не лучше того, кто убил Светку, поняла? Между прочим, я знаю, почему она написала ту самую записку! Во всем виновата ты, ты виновата в ее смерти, а теперь ты не хочешь пальцем ради нее пошевелить! Ее вчера похоронили! Зарыли в землю! Навсегда! Накидали на ее гроб земли, понимаешь? Приехали ее родители, они плачут, не переставая. У них есть причина плакать. Их дочь несправедливо обвиняют в двух убийствах и самоубийстве. Если ты ничего не сделаешь, они проживут остаток своих дней в таком горе, которое даже страшно себе представить. А ты, дура, страдаешь из-за всякой чуши, на которую ни одна нормальная девчонка не обратила бы внимания!