Читать книгу "Кладбище балалаек - Александр Хургин"

Меня она временами тоже заражает. И я заболеваю. И мне хочется изменить свою жизнь к лучшему или как получится. Хотя консерватор я порядочный. А сейчас мне не просто хочется, сейчас я почти уверен, что с большим опозданием пришло время это сделать — сменить всё, что только можно сменить: работу, образ жизни, того, для кого работаешь, зарабатываешь и, можно сказать, живёшь. Да и себя самого не помешало бы мне на что-нибудь сменить. Или не на что, а на кого. Хотя это нюансы и глупости. Как ты себя сменишь? Никак.

Работу немедленно я могу если не сменить, то бросить, образ жизни сменится при этом сам собой и очень стремительно. И я уже принял было решение это сделать. Но решение оказалось вялым. И я тормознул. И не бросил работу. И не стал её ни на что менять. Хотя бы потому, что она сама могла в скором времени исчезнуть — поскольку новые хозяева нашей газетки уже вступали в свои права, обязанности и должности.

А что касается того, для кого живёшь… Похоже, что этой смены избежать всё-таки не удастся. То есть уже не удалось. Не впервые, конечно. Но предел есть всему, кроме бесконечности. Да и это ещё неизвестно. Терпеть жизнь (вместо того, чтобы жить) можно какое-то время — и многие терпят, и я терпел, — но чуть ли не полтора десятка лет кряду — это, наверное, перебор. И не надо, бесполезно, в сотый раз себе напоминать, что «Господь терпел и нам велел». Это давно уже общее место, банальность. Господь терпел во имя чего-то. Большого и чистого, между прочим. Хотя искупление чужих грехов, то бишь мерзостей — свинцовых и разных, — назвать чем-то чистым можно только с завязанными на всё глазами. Но делом благородным это назвать можно. Бесполезным, но всё-таки благородным. И это нормально. Благородство всегда бесполезно. Так же, как бесполезно, допустим, счастье. Или счастье небесполезно? Почему-то же говорят, что быть счастливым — полезно для здоровья. А не быть, видимо, вредно. Но, что делать, — нам с самого начала не обещали, что все мы будем жить хорошо и счастливо. И значит, все хорошо и счастливо жить не должны. Все должны жить — это да. А как жить — никто нам, каждому в отдельности, никаких гарантий, равно как и рекомендаций, не давал. Всем хором — давали. В Библии есть эти немудрёные рекомендации, которые и рекомендациями-то назвать язык не поворачивается — потому что половина из них начинается с «не». И что это за рекомендации — всем? Огромной, неподъёмной части человечества — разной внутренне, внешне, на цвет и на ощупь. Нет, это рекомендации не всем. Это рекомендации никому. Поскольку рекомендации нужно или не давать вообще, или давать их каждому отдельному человеку. Иначе каждый отдельный человек не обратит на них никакого внимания. Ну, как в автобусе, когда не успел кто-то выйти на остановке. Если он будет кричать «граждане, передайте водителю, чтобы открыл дверь» — никто, ни один гражданин, не отреагирует. Все посчитают, что обращаются к кому-то другому. Но если закричать «мужчина в рыжей шляпе, вы, вы, толстый, передайте…» — всё будет как надо. Этот толстый в шляпе обязательно бросится просьбу выполнять и кричать через головы и плечи, маша руками, и передаст всё в лучшем виде кому просили. Индивидуальный подход к человеку — великое дело и переоценить его невозможно. А недооценить — легко.

И наверно, все наши беды от того, что мы, имея такие обобщённые рекомендации, вынуждены жить наобум. Наобум выбирать дорогу, по которой будем потом идти до её или до своего конца. И, естественно, дорогу мы выбираем не ту, и вообще не дорогу, а какой-нибудь просёлок, где грязи по колено, и по обочинам растут недоповаленные ветром деревья, и сидят на них вороны новой особой разновидности: в весе достигают ста пятидесяти килограммов, питаются трактористами. Само собой разумеется, пройдя по этому просёлку, мы приходим к выводу, что жизнь не удалась и не состоялась, и что жить нужно было совсем не так и не здесь, заниматься не этим, а тем, и жениться не на той, а на этой, этой и этой. И как только мы всё это поймём, мы уже не живём, а жалеем о своей неудавшейся, прошедшей мимо нас жизни, жалеем себя. И это уже не жизнь, а тихое несчастье. Созданное самим себе своими руками и усилиями.

Поэтому многие и жизнь свою изменяют туда-сюда-обратно. Думают, она же, сволочь, одна, а не десять их, и вдруг я живу не так, как должен, а наоборот, недополучая от жизни львиную долю благ, удовольствий и радостей земного происхождения. И меняют всё, что только можно поменять. Дёргаются, как черти в колесе. Только бы получить, по их мыслям и понятиям, своё и вообще, всё от жизни.

Один из мимолётных Лёлиных мужей на этот счёт оригинально высказывался. Говоря: «Если вы пришли, чтобы всё взять от жизни — возьмите и уходите», — кладезь мудрости и остроумия был этот её муж… пропади он, прости Господи, пропадом.

Я не отношусь к таким беспокойным ищущим натурам. Я бы жил себе тихо и мирно, и спокойно, если бы меня никто не трогал. И ничего бы не менял, если бы это зависело от меня одного и только. Поэтому, раз уж я додумался до того, что нужно всё менять, значит, меня достало и добило. И делать я это буду не по своему желанию или капризу, а по крайней необходимости, не имея никакого выбора и никакого выхода. Я действую по обстоятельствам, обеспеченным мне другими. Преимущественно, конечно, Лёлей. Она умеет обеспечить обстоятельства. Любые и всякие. Тут у неё талант непревзойдённый. У неё много непревзойдённых талантов. Но талант создавать обстоятельства, условия и ситуации — большей частью невыносимые — здесь Лёля недосягаема. Здесь она достигла вершин и высот. Или точнее — вершин, так как вершины, они всегда на высотах, а высоты на вершинах не всегда. Мне, главному потерпевшему от Лёлиных талантов, не стыдно констатировать, что Лёля бесконечно талантлива. А талантливый человек всё делает талантливо. В том числе глупости и гадости. Ну, и условия создаёт — это само собой.

Условия Лёля мне создавала всегда, и я всегда в этих созданных условиях как-то старался дрейфовать, не очень теряя лицо и себя. Я вполне приспособился к условиям. Но сегодня Лёля создала мне не условия, она создала обстоятельства. А это не совсем одно и то же. И в этих обстоятельствах я готов пойти далеко, на коренные изменения своей жизни готов пойти. Лишаясь остатков внутреннего равновесия, пусть и неустойчивого, качающегося. Мне было не слишком сложно его лишаться, так как неустойчивое равновесие — неустойчиво. Да и не один я его лишался. А по счастливой случайности или совпадению — вместе со всей страной. Правда, у страны были на то иные причины.

Вчера в моей стране случились самые главные очередные выборы и выбили страну из колеи, и она так же как и я пошатнулась и закачалась, угрожая изменить свой общий образ жизни до неузнаваемости вплоть до движения по кругу в другую сторону. Правда, стране пришлось труднее, чем мне. Я всё-таки один, сам по себе, подвижен и мобилен, и более или менее целен. А она… Она разнородна, неуклюжа, рыхла и неповоротлива, как дура. И разума никакого не имеет. Кроме коллективного, который как лебедь, рак, щука и колобок. Или ещё всех их глупее, потому что ещё противоречивее и многовекторнее.

Возможно, я всё утрирую, а возможно, сужу по себе, обобщая и перенося свой опыт на других, чего делать нельзя. Потому что люди вообще не могут понять друг друга, других людей. Но надо же хотя бы пытаться. Не знаю. Мой опыт таков. Я, какой был, такой и приобрёл, опыт. Потому, что другого опыта мне не досталось, другого на мою долю не хватило. И у меня сложилось впечатление — что страна моя похожа на Лёлю и так же как Лёля давно уже пытается меня выставить. Только я не выставляюсь. Видимо, потому, что делает она это не так грубо, как Лёля, а более нежно, не спеша, на протяжении времени. И от этого протяжения мне кажется, что можно сказать моей стране «а вот хрен, буду я в тебе сидеть до гробовой доски, сидеть всей стране назло». И я сижу. А уехать из моей страны стоило хотя бы для того, чтобы не видеть бездомных кошек и собак, роющихся в помойках и отгоняемых от баков такими же бездомными людьми. И ещё чтобы избавиться от моли. Которая заводится и живёт в моей стране везде и всюду. Во всех жилищах. В шкафах, в ванных комнатах, в макаронах, а также и во дворах домов, в садах, парках и скверах.