Читать книгу "Смерть Ахиллеса - Борис Акунин"

— Эраст Петрович, не так быстро, —взмолился обер-полицеймейстер. — У меня голова кругом. Что за партия? Где?У нас, в министерстве внутренних дел?

Фандорин пожал плечами:

— Очень возможно. Во всяком случае, безвашего шефа графа Толстова не обошлось. Вспомните письмо, оправдывающееХуртинского, и депешу, покрывающую Певцова. Хуртинский оказался сквернымисполнителем. Слишком уж надворный советник был жаден — польстился насоболевский м-миллион, решил совместить полезное с приятным. Но центральнаяфигура во всей этой истории несомненно — светлоглазый блондин.

Здесь коллежский асессор встрепенулся,осененный новой идеей.

— Постойте-ка… А может быть, все ещес-сложней! Ну конечно!

Он вскочил и быстро прошелся по кабинету изугла в угол — генерал только следовал взглядом за мечущимся Фандориным, боясьнарушить ход мысли многоумного чиновника.

— Не мог министр внутренних делорганизовать убийство генерал-адъютанта Соболева, что бы тот ни затевал! Этононсенс! — От волнения Эраст Петрович перестал заикаться. — НашКлонов, скорее всего, — не тот капитан Певцов, о котором пишет граф.Вероятно, настоящего Певцова уже нет на свете. Тут пахнет очень хитройинтригой, задуманной таким образом, чтобы в случае провала все можно былосвалить на ваше ведомство! — неудержимо фантазировал коллежскийасессор. — Так, так, так.

Он несколько раз быстро хлопнул в ладоши —напряженно слушавший генерал от неожиданности чуть не подпрыгнул.

— Предположим, министр знает о заговореСоболева и организует, за генералом тайную слежку. Это раз. Кто-то другой тожезнает о заговоре и хочет Соболева убить. Это два. В отличие от министра, этотчеловек, а вернее всего, эти люди, которых мы назовем контрзаговорщиками,законом не связаны и преследуют какие-то свои цели.

— Какие цели? — слабым голосомспросил вконец замороченный обер-полицеймейстер.

— Наверное, власть, — небрежноответил Фандорин. — Какие же еще могут быть цели, когда интригаразворачивается на таком уровне? Контрзаговорщики имели в своем распоряжениинеобычайно изобретательного и предприимчивого исполнителя, который нам известенкак Клонов. В том, что он никакой не купец, можно не сомневаться. Это человекнезаурядный, невероятных способностей. Невидим, неуловим, неуязвим. Вездесущий,он повсюду появлялся раньше нас с вами, наносил удар первым. Хотя мы и самидействовали быстро, он постоянно оставлял нас с носом.

— А вдруг он все-таки жандармский капитани действует по санкции министра? — спросил Караченцев. — Чтоесли… — Он сглотнул. — Что если устранение Соболева санкционированосвыше? Извините, но мы с вами, Эраст Петрович, профессионалы и отлично знаем,что для защиты государственных интересов иногда приходится прибегать кнетрадиционным методам.

— Зачем тогда было выкрадывать портфель,да еще из жандармского управления? — пожал плечами Фандорин. — Ведьпортфель и так уже попал в жандармское управление, и вы по инстанции переслалибы его в Петербург, тому же графу Толстову. Зачем было огород городить? Нет,министерство здесь не при чем. Да и убить всенародного героя — это вам некакого-нибудь генерала Пишегрю в тюрьме удавить. Поднять руку на МихаилаДмитриевича Соболева? Без суда и следствия? Нет. Евгений Осипович, при всехнесовершенствах нашей власти это уж чересчур. Не поверю.

— Да, вы правы, — призналКараченцев.

— И потом легкость, с которой Клоновсовершает убийства, что-то уж больно мало похожа на государеву службу.

Обер-полицеймейстер поднял ладонь:

— Погодите-погодите, не увлекайтесь.Какие, собственно, убийства? Мы ведь так и не знаем, был ли Соболев убит иливсе-таки умер своей смертью. По результатам вскрытия получается — умер.

— Нет, убит, — отрезал ЭрастПетрович. — Хоть и непонятно, как удалось скрыть следы. Если б мы тогдазнали то, что знаем сейчас, мы, возможно, проинструктировали бы профессораВеллинга провести исследование более дотошно. Он ведь заранее был уверен, чтосмерть произошла вследствие естественных причин, а изначальная установка определяеточень многое. И потом, — коллежский асессор остановился напротивгенерала, — ведь смертью Соболева не ограничилось. Клонов обрубил всевозможные концы. Я уверен, что таинственная смерть Кнабе — его рук дело.Посудите сами, разве стали бы немцы убивать своего офицера генштаба, даже сочень большого перепугу? Так в цивилизованных странах не делается. На худойконец принудили бы застрелиться, но мясницким ножом в бок? Невероятно! Клоновуже это было бы очень кстати — мы с вами полностью уверились, что дело раскрыто.Если бы не всплыл портфель с миллионом, мы бы поставили в расследовании точку.Крайне подозрительна также внезапная смерть кельнера из «Метрополя». Этотзлосчастный Тимофей Спиридонович, видимо, провинился только тем, что помогКлонову найти исполнительницу, Ванду. Ах, Евгений Осипович, мне все теперькажется подозрительным! — воскликнул Фандорин. — Даже смерть МишиМаленького. Даже самоубийство Хуртинского!

— Ну уж это слишком, — скривилсяобер-полицеймейстер. — Ведь предсмертная записка.

— Скажите, положа руку на сердце, стал быПетр Парменович накладывать на себя руки, оказавшись перед угрозойразоблачения? Что, такой уж он был человек чести?

— Да вообще-то вряд ли. — Теперь ужеКараченцев вскочил и зашагал вдоль стены. — Скорее попробовал бы сбежать.Судя по найденным у него в сейфе бумагам, покойник имел счет в цюрихском банке.Не удалось бы сбежать — молил бы о пощаде, совал взятки судьям. Я эту породухорошо знаю, исключительной живучести людишки. Да Хуртинский скорей на каторгупошел бы, чем в петлю лезть. Однако записка начертана его рукой, этонесомненно…

— Более всего меня пугает то, что во всехслучаях подозрение об убийстве либо не возникает вовсе, либо, как в случае сКнабе или Мишей Маленьким, оно со всей определенностью ложится на кого-тодругого — в первом случае на германских агентов, во втором на Фиску. Это знаквысшего профессионализма. — Эраст Петрович прищурился. — Я одного втолк не возьму — как он мог оставить в живых Ванду… Кстати, Евгений Осипович,надо немедленно выслать за ней наряд и убрать ее из «Англии». Вдруг ейпротелефонирует настоящий Клонов? Или, того хуже, вздумает исправить своюнепонятную оплошность?

— Сверчинский! — крикнул генерал ивышел в приемную распорядиться.

Когда вернулся, коллежский асессор стоял у висевшейна стене карты города и водил по ней пальцем.

— Где это — Троицкое подворье? —спросил он.