Читать книгу "Отчаяние - Грег Иган"

Конрой, видимо, этим удовлетворилась. Возможно, она взвесила все еще перед нашей встречей и решила, что короткий брифинг – меньшее из двух зол, даже если не удастся вытянуть из меня никаких обещаний.

Она заговорила:

– Антропокосмология – всего лишь современная форма древнего учения. Не буду тратить ваше время, рассказывая о том, что роднит и что отличает нас от разного толка философов классической Греции, раннего ислама, Франции семнадцатого века, Германии восемнадцатого… Если захотите, вы разыщете это сами. Я начну с человека, о которым вы наверняка слышали: физик двадцатого века по имени Джон Уилер.

Я важно кивнул, хотя вспомнил лишь одно: он вместе с другими создал теорию черных дыр.

Конрой продолжала:

– Уилер защищал мысль, что Вселенная формируется теми, кто ее населяет и объясняет. Его любимая метафора была такая… Знаете игру в «двадцать вопросов»? Один человек задумывает предмет, другой задает вопросы, на которые можно ответить «да» или «нет», и пытается угадать. Есть и другой способ играть в эту игру. Вы ничего не задумываете. Отвечаете «да» или «нет» более или менее случайно, но так, чтобы не противоречить уже сказанному. Если вы сказали, что «оно» синее, вы не можете потом согласиться, что «оно» красное – даже если еще не решили, что это за «оно». Но чем больше задано вопросов, тем уже рамки, в которых остается «оно». Уилер предположил, что Вселенная ведет себя как этот неизвестный объект – определяется в сходном процессе задавания вопросов. Мы делаем наблюдения, ставим эксперименты – то есть задаем вопросы. И получаем ответы, более или менее случайные, но никогда полностью не противоречащие один другому. И чем больше вопросов мы задаем, тем более строгую форму обретает Вселенная.

Я уточнил:

– Вы об измерении микроскопических объектов? Некоторые свойства субатомных частиц не существуют, пока они не измерены, и результат во многом случаен – но если сделать второй замер, то ответ будет тот же? – (Все это известно давным-давно и не вызывает сомнений.) – Видимо, Уилер говорил о таких вещах?

Конрой согласилась:

– Это определенный пример. Он восходит к Нильсу Бору, у которого Уилер учился в Копенгагене в тридцатых годах прошлого века. Квантовые измерения и вдохновили его на создание модели. Но Уилер и его последователи пошли дальше. Квантовые измерения относятся к конкретному микроскопическому событию, которое происходит либо не происходит – случайным образом, но в соответствии с существующими законами. То есть речь идет о том, выпадет орел или решка, а не о форме монеты и не о вероятности выпадения в серии последовательных бросков. Легко понять, что монетка не лежит орлом или решкой, пока она крутится в воздухе, – но что, если у нас нет даже конкретной монеты? Что, если не существует заданных законов, определяющих систему, которую вы собираетесь измерять, – как не существует заранее результата этих измерений?

Я устало спросил:

– И что тогда?

Все это было довольно неожиданно: я готовился услышать обычный культистский бред об архетипических колдунах и знахарках, о жгучей необходимости вернуть утраченную мудрость алхимиков. Труднее установить, когда начинают завираться в разговоре о квантовой механике. В устах красноречивого шарлатана она легко превращается во что угодно: от «научного» основания телепатии до «подтверждения» дзен-буддизма. Ладно, даже если я не понял, когда Конрой перешла от известных научных истин к антропокосмологическим фантазиям, то разберусь позже, едва получу обратно электронную титьку и смогу залезть в серьезные работы.

Конрой улыбнулась и продолжала в том же ключе:

– Исторически сложилось, что физика слилась с теорией информации. Вернее, некоторое время довольно много людей работали на их стыке. Они пытались установить, есть ли смысл говорить обо всем строении, не о пространстве-времени отдельного микроскопического события, но обо всех квантовых механизмах, обо всех различных – тогда еще не объединенных – уравнениях поля, как о череде ответов «да» и «нет». Реальность возникает из информации, из накопленного знания. Как сказал Уилер: «Бит определяет бытие».

Я сказал:

– Похоже на то, что из этой замечательной идеи ничего не вытанцевалось. Во всяком случае, на конференции такого не говорили.

Конрой согласилась:

– Информационная физика почти сошла на нет, когда разрозненные знания сложились в стандартную объединенную теорию поля. Что общего у геометрии десятимерного пространства с последовательностью битов? Очень мало. Геометрия победила. И с тех пор этот подход был более плодотворным.

– А что антропокосмологи? У вас есть своя информационно-физическая ТВ, которую научный мир не принимает всерьез?

Конрой рассмеялась.

– Нет-нет! Мы не можем, да и не хотим состязаться на этом поле. Пусть Буццо, Мосала и Нисиде сражаются между собой. Уверена, что кто-то из них найдет безупречную ТВ.

– И тогда…

– Вернемся к уилеровской модели Вселенной. Законы физики возникают из устойчивой последовательности наблюдений случайным образом. Однако, если событие не существует, пока оно не зафиксировано, – значит, и закон не существует, пока он не понят. Но здесь возникает вопрос: понят кем? Кто решает, что значит «устойчивая»? Кто решает, какую форму примет закон или в чем состоит объяснение? Если бы Вселенная слушалась любого человеческого объяснения, мы бы жили в мире, где буквально верна космология каменного века. Или еще при жизни очутились бы в старой сатире на загробную жизнь: отдельное небо для каждой конфликтующей веры. Однако мир не таков. Сколько бы люди ни спорили, мы по-прежнему живем в одном мире. Мы не разбегаемся по разным вселенным, где наши объяснения были бы конечной истиной.

– Да уж.

Мне живо представилось, как театральная труппа «Мистического возрождения» уходит за Карлом Юнгом (в наряде гамельнского крысолова) через черную дыру, за которой лежит совершенно иной, недоступный для рационалистов мир.

Я спросил:

– Не означает ли это, что Вселенная вовсе не предполагает участника? Что законы существуют объективно, независимо от людского понимания?

– Нет, – Конрой улыбнулась, словно поражаясь моей наивности, – Все в реальности и квантовой механике вопиет против абсолюта: абсолютного времени, абсолютной истории… абсолютных законов. Однако, по-моему, это означает, что сама идея участия требует строгой математической формулировки и тщательного анализа разных вариантов.

С этим трудно было спорить.

– Но чего ради? Если вы не состязаетесь за открытие успешной ТВ?..

– Ради того, чтобы понять, как научная ТВ породит реальную. Как знание уравнений, описывающих бытие, определяет это бытие – настолько однозначно, что мы не способны заглянуть дальше этих уравнений.

Я рассмеялся.

– Если вы не способны заглянуть дальше, то попадаете прямиком в метафизику.

Конрой не сморгнула.