Читать книгу "Возвращение - Бернхард Шлинк"

— Когда женщины научатся рожать детей без помощи мужей, ты будешь права. Но пока вы такому не научились, и я хочу только одного — знать о моем отце то, что знаешь о нем ты.

— Я тебе уже говорила, что ты знаешь даже больше, чем я, добавь к тому, что я тебе рассказала, что брака не было, и тогда тебе будет известно все.

— Откуда взялся швейцарский паспорт с подложной фамилией?

— Почем мне знать? Я была рада тому, что он у меня есть. Я ведь не учиняла следствия, кто, где и как его изготовил. В больнице он мне не пригодился, там требовали предъявить свидетельство о браке. А вот на поляков и русских он произвел впечатление. Не знаю, где бы я сейчас была, если бы не паспорт. И где бы был ты. Не обижайся на меня, но чем больше я сейчас говорю, тем сильнее злюсь. Не хочу, чтобы ты великодушно простил меня за все, а хочу, чтобы ты одобрил то, что я сделала. Я вытащила тебя из крепости Бреслау, я нашла твоих бабушку и дедушку. Я тебя вырастила и всегда держала наготове спасательную сетку, чтобы ты, если что, не разбился..

— Что занесло швейцарца Иоганна Дебауера в Нойраде и Бреслау?

— Не имею ни малейшего представления. Меня это не интересовало. Он был одинокий, привлекательный, обладал шармом и чувством юмора, к тому же при деньгах, а я была влюблена. Наверняка он мне что-то рассказывал, но я все позабыла. В ту пору людей куда только не забрасывало.

— Ты надеялась, что он на тебе женится?

Она прищурила глаза и фыркнула:

— Это последний из твоих дурацких вопросов, на который я отвечу. Я очень надеялась и не надеялась ни на что. Да, я мечтала жить с богатым швейцарцем, который будет носить меня на руках и даже разрешит поступить на медицинский факультет Цюрихского университета. Нет, в пятницу я вовсе не надеялась, что проснусь в субботу вместе с ним в одной постели, а в субботу не надеялась, что в воскресенье мы с ним все еще будем вместе. Так было в то сумасшедшее время, и сегодня ты не знал, что будет завтра, а порой не хотел знать, что было вчера.

Она налила еще чаю и долго сидела молча, погрузившись в свои мысли.

— В тот самый четверг — накануне пятницы, когда я встретила твоего отца, — я приехала в Нойраде, чтобы навестить дядю Вильгельма и тетю Герту. Дядя Вильгельм — это мой крестный, друг детства и юности моей матери, убежденный наци, но вообще-то весельчак и шутник, и он мне нравился. Он научил меня фокусу с пальцами, который ты всегда просил показать. Помнишь еще?

Сложив руки ладонями вместе и согнув средние пальцы, она развернула одну кисть относительно другой на сто восемьдесят градусов и стала двигать пальцами туда-сюда. Я не сдержал смеха; снова я наблюдал это маленькое чудо, когда оба пальца в приложенных друг к другу ладонях качались вместе, как маятник.

— Да, я много смеялась, когда бывала у них в гостях. Их дети были старше меня, сын погиб в Польше, а дочь вышла замуж в Восточную Пруссию. За день до того, как я к ним приехала, они узнали, что русские убили дочь и всю ее семью, изнасиловали, изуродовали, забили до смерти, сожгли. Когда я вошла в квартиру, дядя Вильгельм и тетя Герта находились в спальне; он сначала застрелил ее, а потом себя.

Она посмотрела на меня, словно бы прикидывая, стоит ли рассказывать дальше.

— Ужасно было обнаружить их тела, и потом тоже было ужасно, когда мне пришлось позаботиться обо всем: вызвать полицию, врача, позвать соседей, организовать похороны. Ведь обычно обо всем заботился мой отец. Ночь была жуткая. Хотя тела уже увезли и я спала не в их спальне, а в комнате для гостей, у меня было такое чувство, что они лежат рядом со мной. Зато следующим утром — какая это потрясающая радость, знать, что ты жива! Я проснулась, передо мной был целый день, и я хотела наслаждаться каждой его минутой. Вечером я встретила твоего отца.

12

Несколько недель тому назад я нашел в книжной лавке книгу о швейцарском Красном Кресте во время Второй мировой войны. Сразу я ее читать не стал. А вот теперь, вернувшись домой, достал ее с полки. Книга эта не имела обзорного характера, как я предполагал, а содержала отчет швейцарского врача, который в 1940 году вместе с другими швейцарцами под патронатом Красного Креста работал в немецких лазаретах в России. Мой отец в 1940 году как раз закончил школу. По свидетельству врача, автора книги, подобного рода миссии проводились и позднее. Быть может, мой отец по заданию Красного Креста попал на войну, которую вели немцы с русскими? Правда, почти все швейцарцы, о которых упоминалось в книге, были либо врачами, либо медсестрами, либо санитарами, а мой отец был студентом-юристом. Быть может, он был одним из немногочисленных водителей? Я отправил запрос в швейцарский Красный Крест, не работал ли в этой организации с 1940 по 1945 год некий Иоганн Дебауер.

Врач писал и о поезде, двигавшемся на восток, в котором ехали швейцарцы, добровольно записавшиеся в СС, врач видел этот состав, когда возвращался с запада домой. Однако уж если моего отца не призвали в швейцарскую армию, то в войска СС его бы точно не взяли.

Наступил вечер. Я отложил книгу, встал из-за стола, открыл бутылку вина, налил бокал, поставил пластинку с музыкой Шумана и снова уселся за стол. Мне пришло в голову, что я совсем забыл о назначенной в этот день встрече с одним из авторов в Майнце. Я не позвонил своей секретарше. Не дозвонился до Макса, с которым собирался вечером пойти в кино и в пиццерию. Я набрал номер Макса, чтобы извиниться, но никто не ответил. До Барбары, которая снова отправилась в Берлин и жила там у одной из своих коллег, вообще дозвониться было невозможно.

Я постепенно успокоился. Почему бы мне не стать Петером Графом? Почему бы не взять фамилию Барбары и не зваться Петером Биндингером? Потому, что я любил свою фамилию. Она связывала меня с дедушкой и бабушкой, и этой связью я дорожил. Нить, связывавшая меня с отцом, была намного тоньше и не имела такого значения. Однако если эта нить оборвется, то и связь с дедушкой и бабушкой окажется под угрозой. Тут я сообразил, что на самом деле все не так. Нить, связывавшая меня с отцом, была тоньше, но не менее важна. Я не знал своего отца, но он был мне всегда интересен, — интересен как мальчик в шапочке из бумаги и с лошадкой на палочке, интересен как юноша в костюме с брюками-гольф, интересен как искатель приключений, которому не сиделось дома, а тянуло в чужие края, интересен как ловкий ухажер, который вскружил голову моей чопорной матери, и мне нравилось быть его сыном, нравилось, что он мой отец, не тайный отец, а отец официально признанный. Он был частью меня. А значит, фамилия у нас должна быть одна и та же.

Я вспомнил отца того мальчика, который одно время был моим товарищем по играм, когда я гостил у дедушки с бабушкой. Этот человек сказал мне тогда, что у меня такие же глаза, как у моего отца. Я решил узнать у него о моем отце все, что только можно. Поскольку сегодня я не стал заниматься делами издательства, я решил завтра же утром отправиться к нему.

Я добрался туда ближе к полудню. Фамилии его я не помнил, но запомнил дом. В доме жили теперь другие люди. Соседи подсказали мне, где его найти. Отец моего давнего приятеля, когда я позвонил ему по телефону, согласился встретиться со мной с большой неохотой. Он сказал, что заранее хочет меня предупредить — рассказывать ему в общем-то нечего.