Читать книгу "Армен - Севак Арамазд"

Армен хотел было отбросить маску, но обратил внимание, что она чем-то похожа на него. Повертел ее в руках, но сходство только усиливалось: нос, челюсть, лоб, расположение глаз и бровей… в сердцах он порвал маску, но даже поделенная надвое она напоминала ему собственные черты. Может быть, и его лицо — такая же маска, с которой он свыкся со дня рождения и без которой себя не представляет?..

Устыдившись своего раздражения, Армен присел на корточки, соединил две половинки маски, положил их на прежнее место и стал присыпать землей. Показалось, что он хоронит самого себя. Вот земля забила ему глаза, скрыла нос и стала набиваться в рот. Вселенная погрузилась во мрак, и в мгновение ока пролетели тысячелетия. Кто-то прошел по этому месту, и нога его зацепилась за какой-то предмет. Он поднял его, оказалось, что это беззубый череп Армена. Эти безобразные кости — он сам. Вот сейчас он поставлен на какое-то определенное место: приказано жить. А вот его уже нет. Его место пусто, на этом месте его нет, есть ничто… Но невозможно, чтобы что-то было, а потом его не стало. Иначе ничего бы не существовало, в том числе и черепа. В таком случае кто же тот, что поднял его череп, отряхнул от земли и внимательно разглядывает? Единственный, кто мог бы это сделать, — он сам. Неправда, значит, времени не существует…

Армен поднялся и почувствовал, что вблизи земли светлее, чем вокруг, на высоте. Чем выше, тем темнее. Он продолжил путь, но внутри ощущал какую-то тяжесть. Что-то осталось незавершенным, что-то было не так. Если поднявший череп — он сам, значит, он никогда не умирал. Следовательно, этот череп принадлежит не ему, а кому-то другому. Но как выяснить, что это чужой череп? Значит, чужих черепов не бывает, а ему он принадлежать не может, потому что он-то жив. Стало быть, череп не принадлежит никому, это просто череп. А это означает, что смерть существует до жизни. Гм, получается так, что и самой смерти нет, она — всего лишь маска…

Армен почувствовал, что эти мысли рождаются не в нем, а входят в него извне, точно из воздуха, из сгущающихся сумерек, и что это не его, а чужие мысли, и почему-то обрадовался.

— Вы не скажете, где находится памятник Фатумину? — весело обратился он к высокой, статной женщине, вышедшей из-за деревьев и направляющейся вниз по улице. Женщина проигнорировала вопрос и прошла мимо, даже не посмотрев в сторону Армена. Для нее, этой женщины, он, конечно же, ничто. Не беда, главное он — это он. Пусть другие любят, приходят — уходят, ненавидят, убивают, радуются, горюют, рождаются, страдают, умирают, мечтают — ему-то что? Пусть делают что хотят! Будь что будет! Главное, что он свободен. Как замечательно, что он свободен! Он позволяет жизни быть и продолжаться…

С каждым мгновением Армен наполнялся странной и беспричинной гордостью. Он ничего не видел, ни о чем не размышлял, а просто шел, размахивая руками и делая большие шаги. Ему казалось, что с каждым шагом он становится громадней, мощней и что земля испуганно дрожит под его ногами и с трудом выдерживает эту тяжесть. Ему казалось, что он заполнил собой все пространство. Грудь распирала безграничная спесь, он с трудом терпел мир вокруг себя. Мелким и достойным презрения было все: небо, земля, дорога, люди, он сам, любовь, свет, терзания, мечты. Все это для него пыль, прах, ничто! Он может стать всем, чем пожелает, не моргнув глазом: героем, вором, ученым, убийцей, гением, императором, попрошайкой, борцом, сводником, картежником, рабом, изменником, бродягой, пилигримом, врачом… Но это такая малость по сравнению с его силой! Он сплошь сила — вольная, самовластная, всесокрушающая, она рвется из него наружу, готовая смести на своем пути весь мир, все человечество, время, небо, землю, и нет ничего, что способно ей противостоять. Он словно исчез, превратился в сгусток силы, которая сотрет его в порошок, погубит безвозвратно. Его сила — враг его, единственный враг. Еще мгновение — и он взлетит в воздух, исчезнет, растворится…

И неожиданно страх, безотчетный, унизительный, шкурный страх пронзил его от макушки до пяток, сильный и стремительный, как молния, и Армен остановился, хватая воздух ртом. В голове раздался глухой взрыв, и ему показалось, что он с невероятной высоты низринулся в пропасть, упал на самое дно и стал корчиться в лихорадке. Он сделал боязливый шаг вперед, но словно двигался вспять. На огромной скорости в каком-то темном коридоре он мчался в обратном направлении. В мутно-тепловатом тумане перед глазами внезапно возникла фиолетовая девушка, и это, кажется, был конец. Какую-то секунду он помедлил, а потом набросился на фиолетовую девушку и стал пожирать ее тело; он целовал ее, ненасытно целовал ее плечи, шею, волосы, рвал в клочья одежду, вонзал ногти в груди и пил багряную, горячую, хлещущую кровь… Но все это время фиолетовая девушка стояла неподвижно и лица ее не было видно. Он силился взглянуть на ее лицо, но лица не было, оно было стерто, вместо него тихо покачивалась черная непроницаемая вуаль. Он пытался схватить вуаль руками и сорвать, но не мог и только кровенил себе пальцы. Вдруг на все это упала непроглядная и неохватная тень, и облик фиолетовой девушки стал тускнеть, растворяться в сумраке и наконец сгинул…

Очнувшись, Армен увидел, что он весь в поту. Он уже достиг леса. Голова еще не прояснилась, сердце бешено стучало. Сейчас он уже походил на бесчувственное животное, что, тяжело покачиваясь, равнодушно бредет по вконец разбитой, но единственной оживленной тропе леса. Он посмотрел на высоченные деревья вокруг и понял, что неутолимая любовная страсть имеет какую-то сумрачную связь со смертью: любовь и смерть словно заключили между собой тайный союз. В действительности это то же самое, только в одних случаях называется любовью, а в других — смертью, и властвует над половиной мира под именем любви, а над другой половиной — под именем смерти. Это великая тайна, и Армену показалось, что он вот-вот постигнет тот скрытый, смутный и беспредельный мир, который молча раскинулся по ту сторону всего. Но мгновенье улетело, не оставив никакого следа, и он глубоко вздохнул: невозможно быть человеком и жить…

3

Петляя среди деревьев, тропа углублялась в лес, и чем дальше, тем темнее становилось вокруг. Вскоре Армен достиг небольшой развилки, где дорога раздваивалась: одна тропа вонзалась в непроходимый кустарник, другая — резко сворачивала вправо. Армен выбрал второе направление: здесь казалось намного светлее, поскольку деревья росли не так густо. Никого в пути не встретив, он спустя какое-то время оказался на опушке и остановился: перед ним открылась сухая, лишенная деревьев долина, приютившая некое убогое селение. Представить в таком месте памятник Фатумину было невозможно. Подумав, Армен решил продолжить путь и не сворачивать с тропы.

Параллельно лесу тянулись маленькие деревянные домишки с упиравшимися друг в друга крышами и кривыми изгородями, свидетельствовавшими о том, что люди здесь живут каждый сам по себе, хотя общие для всех земля и небо напоены тем же общим безучастным сумраком. Под ближайшей изгородью, положив голову на колени, одиноко сидела старая женщина. Кто она, о чем задумалась, почему сидит здесь одна — неизвестно. Ее жизнь неведома, так же, как его, Армена, жизнь неведома миру. Безвестность всех жизней, соединившись в единое целое, образует великую безвестность великой жизни. Армен прошел мимо женщины, производя довольно много шума; та продолжала сидеть тихо и неподвижно, а потом ее медленно поглотили сумерки…