Читать книгу "Амандина - Марлена де Блази"

— Двигаться на север сейчас, должно быть, просто.

Короткая реплика прервала епископа на середине фразы.

— Просто двигаться по территории, занятой врагом?.. А что, если твоя семья среди тех, кто сейчас спасается бегством?

— Моя семья никогда не покинет ферму. Они не сделали этого во время Большой войны, не поступят так и теперь. Боши там или нет, нам с Амандиной будет лучше дома.

— Да. Конечно. А что Амандина говорит о?..

— Я еще ей не сказала. Я не видела ее с тех пор…

— Понятно. Хорошо, возможно, в конце концов, ты права, Соланж, решившись сменить один ад на другой. Ты все решила?

— Да.

— Я помогу тебе, Соланж.

Глава 30

— Мы не должны говорить об этом. О том, что случилось. Мы и не говорим, не правда ли?

В среду утром, около одиннадцати, Амандина и Соланж были в своих комнатах. Ранее Батист взял Амандину на прогулку по саду и для посещения часовни, прежде чем отвел ее к Соланж. Пожелав им отличного дня, он сообщил, что навестит их вечером. Амандина бросилась в его объятия, и он ушел от них быстрой неловкой походкой.

Обе они, и Амандина, и Соланж, нервничали, каждая беспокоилась за другую. У них был ритуал, который мог им помочь успокоиться, вернуться к прежним отношениям, если такое действительно возможно, — купание.

Амандина заткнула пробку, помогла наполнить ванну теплой водой и ловко, как медсестра на курорте, разложила на стуле миндальное масло, фиолетовые капсулы, дающие пену с запахом сирени, достала полотенца.

Соланж помогла ей раздеться, сесть в ванну. Амандина любит запах сирени, Соланж — нет.

Потом, держась за руки и прислонившись к вертикально поставленным диванным подушкам, переодевшись в свежие ночные рубашки, они сидели на диване перед почти погасшим очагом. Мария-Альберта принесла им чай и маленькую корзиночку дикой земляники.

— Мы не будем сейчас об этом говорить. Не теперь. Когда сможем, тогда и сможем. Жан-Батист сказал тебе, что мы уезжаем, не так ли? Он хотел сказать об этом сам, и я согласилась. Он думал, что с ним ты будешь более откровенна. Скажешь ему, если не хочешь ехать.

— Он спросил меня, и я сказала, что хочу.

— Хорошо. Тогда все улажено.

— И я даже не волнуюсь по поводу моей матери, что она не сможет найти меня. Я оставила ей письмо.

— Кому ты оставила письмо?

— Моей матери.

— И, конечно, ты передала его через Деву Марию?

— Да. Она не слишком мне помогла, но тем не менее я доверяю ей.

— И что ты написала в письме?

— Я написала, что твоя фамилия — Жоффруа и что мы едем в Авизе. И что я научусь доить коз. Я ведь научусь?

— Конечно.

— Жан-Батист дал мне листок бумаги, на которой он пишет рецепты. Я знаю, что Дева Мария не доставляет почту. Но я чувствую себя лучше от того, что написала записку и оставила ей. Мне так спокойнее. Я не рассказала матери о Жозетт.

— Нет. Нет, я и не думала, что ты расскажешь. Так, ты готова ехать?

— Готова. И я даже рада, что никого из девочек нет сейчас. Или еще не все уехали?

— Нет. Всех отправили на лето в разные места. По крайней мере, я так думаю. Как они удивятся, когда вернутся и узнают, что ты уехала! Но ты сможешь написать им, а они тебе.

— Надеюсь. Я буду скучать без Марии-Альберты, Жозефины и других сестер. И без Батиста. Почему ты не вышла за него замуж, тогда мы бы смогли забрать его с собой. Я спросила его об этом, и знаешь, что он ответил?

— Не уверена, что хотела бы услышать…

— Он сказал: «Наступит и наше время». Что это точно значит?

— Это другой способ сказать: «Возможно, когда-нибудь».

— Так, возможно, когда-нибудь ты выйдешь замуж за Батиста?

— Хватит.

— Я не уверена, буду ли я скучать по матушке. А ты будешь?

— Возможно, буду. Но я думаю, что скучать — неправильное слово. Слишком много она оставила мне поводов подумать, слишком много.

— Я немного побаиваюсь ехать в поезде. Совсем чуть-чуть.

— Это лучшая часть путешествия, трусишка.

— Я думаю, немножко волноваться не вредно?

— Немножко можно. Мы уедем в субботу утром. В восемь сорок девять поезд от Монпелье до Нима. Там пересадка. Если все пойдет по плану, мы прибудем в Реймс где-то в понедельник утром. Возможно немного позже.

— На скольких поездах мы поедем?

— На четырех.

— А я хотела бы на десяти, двадцати…

— Я обещаю, что в будущем мы будем много путешествовать, а пока ограничимся четырьмя.

— Ладно.

— У нас два дня, чтобы собраться. Два дня плюс остаток этого. Ты должна отдохнуть…

— Тебе это тоже необходимо. Давайте отдыхать вместе.

— Вместе.

Амандина легла, положив голову Соланж на колени, и закрыла глаза. Соланж гладила девочку по волосам, тихо напевала, пока сама не задремала.

— Где Жозетта?

— Я думала, что ты спишь.

Не открывая глаз, Амандина сказала:

— Я притворилась. Я всегда думаю о Жозетте прежде, чем заснуть, но Батист говорит, что это пройдет. Я сказала ему, что никогда не забуду того, что произошло, а он ответил, что помнить и думать постоянно — это не одно и то же. Он считает, что даже если я не забуду, я скоро прекращу думать о Жозетте. Как ты думаешь, он прав?

— Я уверена, что он прав. И отвечу на твой вопрос: Жозетту увезли в специализированную клинику. Такая больница — та же тюрьма.

— Как долго она там пробудет?

— Она останется там навсегда.

— С ней будут жестоки?

— Нет. Но и любить ее там будет некому.

— Почему она это сделала?

Соланж ласково погладила девочку по голове, помолчала, затем взяла ее личико в руки, чтобы видеть глаза.

— Я не знаю. Этого никто не знает. Даже сама Жозетта.

Это был все тот же день, когда раздался стук в дверь. Соланж встала, чтобы открыть.

— Думаю, это Мария-Альберта с нашим обедом. Она проведет день с нами. Bonjour, Мар… Матушка. Я ждала…

— Да, знаю, но я сказала Мари, что сама отнесу еду. Вы дремали? Я надеюсь, что не пришла слишком рано.

Соланж подумала и ответила:

— Боюсь, матушка, что скорее уже поздно.

Паула смотрела на Соланж, пытаясь проникнуть в суть ее слов.

— Согласна. Слишком поздно.