Читать книгу "Сенсация - Ивлин Во"

— Совершенно верно, лорд Коппер.

— То-то же, и в сторону мелкую борьбу самолюбий. Газета отравлена ею. Я прослежу, чтобы Таппок был щедро вознагражден… Что бы такое для него придумать?

Лорд Коппер в сомнении замолчал. Его взгляд упал на разрисованный лист, и он накрыл его промокательной бумагой.

— Что, если мы дадим ему другое интересное задание? — сказал он наконец. — Например, та женская экспедиция на Южный полюс — прекрасный может получиться материал. Как по-вашему, это годится?

— В общем, да, лорд Коппер.

— Не слишком щедро?

— Разумеется, нет, лорд Коппер.

— Денег на это уйдет, конечно, много. Придется нанять ему отдельный пароход — они, насколько я знаю, не потерпят у себя на борту мужчину. — Он недовольно помолчал. — Боюсь только, что ждать придется долго. Эти женщины и два года могут плавать, а тем временем Таппока забудут. Нет, мы должны сделать для него что-нибудь сейчас, пока его имя у всех на слуху. Этому неучу Хитчкоку я дал рыцарское звание вовсе ни за что.

Впервые после того как лорд Коппер задумался над коровьим вопросом, его лицо озарила улыбка.

— Да, с Эсмаилией мы ему утерли нос.

Он замолчал, и улыбка его сделалась еще шире. Он вспоминал недавний триумф, когда «Свисту» пришлось в семь утра переделывать всю первую полосу.

— Не хочу обесценивать в глазах сотрудников официальные награды, — сказал он, — но тем не менее я дам Таппоку рыцарское звание. Что скажете, Солтер?

— А вам не кажется, лорд Коппер, что он еще совсем неопытен?..

— Нет. И мне не нравится ваша недоброжелательность. Вы должны радоваться успеху подчиненных. Рыцарство — очень удобная форма отличия. Оно не будет стоить нам ни пенни. Как я говорил, такие награды надо распределять очень осторожно, но при разумном использовании они придают газете особую солидность.

— Это означает большее жалованье.

— Он его получит. А еще я устрою ему банкет. Пришлите ко мне секретаря по внешним сношениям. Я сейчас же велю ему заняться этим.

2

На Даунинг-стрит, 10 не хватало рабочих рук. Первый личный секретарь находился в Шотландии. Второй — на Лидо. Парламент отдыхал. Один только премьер-министр не ведал покоя и был вынужден пользоваться услугами третьего и четвертого секретарей — эти ненадежные молодые люди были родственниками его жены.

— Еще одна кандидатура для рыцарского звания, — раздраженно сказал премьер. — Таппок. Безденежного вознаграждения.

— Да, дядя Мервин. Вы… мы будем это как-то мотивировать?

— Он от Коппера. Напишите «За вклад в литературу». Коппер давно ничего не просил, я уже начинал нервничать. Сам напишу ему, что все в порядке. А вы можете известить Таппока.

— Хорошо, дядя.

Позднее секретарь сказал своему коллеге рангом пониже:

— Еще один день рождения. Таппок, литератор. Ты, случайно, не знаешь такого?

— Знаю, он часто обедает у тети Агнес. Пишет мерзко.

— Черкни ему, что дело в шляпе.

Через два дня Джон Кортни Таппок обнаружил среди счетов письмо, в котором было сказано:

«ПРЕМЬЕР-МИНИСТР ПОРУЧИЛ МНЕ СООБЩИТЬ ВАМ, ЧТО НАПРАВИЛ НА РАССМОТРЕНИЕ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА СВОЮ РЕКОМЕНДАЦИЮ ПОСВЯТИТЬ ВАС В ОРДЕН КАВАЛЕРОВ БАНИ ВТОРОЙ СТЕПЕНИ».

— Ну и ну, — сказал Таппок, — это, наверное, Джулия.

Миссис Ститч жила в том же доме. Он приехал и сел к ней на постель. Она завтракала. Выбрав момент, он сказал:

— Кстати, вы слышали, что мне дают рыцарское звание?

— Кто дает?

— Король и премьер-министр… Я серьезно… Сэр Джон Таппок, представляете?

— Право…

— Это вы сделали?

— Право… не знаю, что и сказать, Джон. Вы рады?

— Так сразу трудно ответить… очень неожиданно. Но, пожалуй, да… Скорее всего да… Знаете, я в самом деле рад!

— Хорошо, — сказала миссис Ститч. — Я тоже очень рада. — И добавила. — Возможно, я действительно имею к этому отношение.

— Джулия, вы ангел. Но как вам это удалось?

— Фирма Ститч может все! Мне казалось, что вас огорчила та газетная история.

Позднее, когда Алджернон Ститч вернулся с охоты на куропаток, она сказала:

— Алджи, что происходит с премьер-министром? Он дает Джону рыцарское звание.

— Джону Гассовею? Ничего удивительного, он ходит за премьером с протянутой рукой с тех самых пор, как мы победили.

— Нет, Джону Таппоку.

Алджернон Ститч нечасто выказывал удивление. Но сейчас выказал.

— Таппок, — сказал он. — Боже милостивый!

И после долгой паузы добавил:

— Много работает. Сдает. Жаль.

3

— Что из вашего багажа облагается пошлиной?

— Ничего.

— Как, совсем ничего?

— Я это все купил в июне в Лондоне.

— Все?

— И не только это. Еще было каноэ…

Таможенник придвинул к себе ближайшую из коробок, которые резко выделялись на фоне вещей других пассажиров. Затем он прочел фамилию на багажном ярлыке, и его отношение изменилось.

— Простите, сэр, вы, случайно, не тот самый мистер Таппок из «Свиста»?

— Наверное, да.

— В таком случае не смею беспокоить вас, сэр… то-то обрадуется моя супруга, когда узнает, что я вас видел! Мы о вас столько слышали в последнее время!

Казалось, все много слышали о Уильяме в последнее время. С того момента как он ступил на окраину англоговорящего мира в Марселе, он чувствовал себя объектом нескрываемого любопытства. Добравшись в вагоне-люкс до Парижа, он купил «Свист». Первая страница почти целиком была посвящена подготовке Женской антарктической экспедиции, но в центре ее красовалось объявление в рамке:

ТАППОК ДОМА

Читайте в завтрашнем выпуске «Свиста» неподражаемый и откровенный рассказ Уильяма Таппока, чье имя вошло в историю журналистики, о его феерическом взлете к славе. Как чувствует себя человек, несущий правду двум миллионам подписчиков? Как чувствует себя человек, поднявшийся за одну неделю к вершинам популярности? Таппок расскажет вам.

Это было накануне. На другой день, в Дувре, Уильям купил последний выпуск. Там над факсимиле его подписи и паспортной фотографией, наложенной на эсмаильский пейзаж и увеличенной до самого почетного размера, помешалась обещанная исповедь.

«Два месяца назад, — говорилось в ней, — когда лорд Коппер оторвал меня от рабочего стола в „Свисте“ для того, чтобы поручить мне самый ответственный репортаж нашего столетия, я почти ничего не знал о международной политике и никогда не был в Эсмаилии. Мне предстояло соперничество с опытом, интеллектом и знаниями самых маститых журналистов цивилизованного мира. У меня не было ничего, кроме юности, жажды успеха и того, что называется чутьем. Двухмесячная борьба умов…»