Читать книгу ""Сапер ошибается один раз". Войска переднего края - Артем Драбкин"

— Был приказ генерала Берзарина, первого коменданта Берлина: кормить немецкое население. И вот так: кухня сварила щи, раздали нашим солдатам, тут же немецкие мальчишки тащат ведрами воду, дрова — второй заход. Старики стоят, ждут, когда сварится каша. Был приказ кормить немецкое население! Русская душа отходчивая, у нас не было концлагерей. Немцев посылали восстанавливать дороги, строить дома. Но ненависти к ним не было. Пока с оружием — немец солдат, а как чуть почувствовал себя побежденным, сложил на землю свое оружие, он уже полностью пленный. Этому я удивлялся!

Свердлов Лев Соломонович

(интервью Григория Койфмана)

— Родился я в 1921 году в городе Тифлисе (Тбилиси), где мой отец служил в Красной Армии. Через год после моего рождения отец был убит, и мать, взяв детей, двоих своих и одного приемного сына, уехала в Ашхабад, к моему деду. Дед жил в Средней Азии еще со времен похода армии генерала Скобелева на покорение Туркестана, он служил в царской армии портным и после семи лет службы осел в Ашхабаде, где вырастил пятерых детей. Дед принял нас, но через какое-то время мать решила уехать с нами в Казахстан, в город Верный (ныне Алма-Ата), столицу семиреченского казачества. Пенсию за погибшего отца мы получали скудную, и мать пошла работать поваром в столовую Дома крестьянина, но заболела ревматизмом и дальше работать уже не могла.

Старшему брату пришлось с двенадцати лет трудиться, чтобы помочь матери. Казаки прекрасно к нам относились, и свое детство и юность я вспоминаю с большим теплом.

Город был интернациональным, в Алма-Ате вместе с русскими дружно жили казахи, татары, уйгуры, дунгане, узбеки. Я закончил семь классов и поехал в Ашхабад, поступать в автодорожный техникум. Проучился там два года, и тут выяснилось, что в Алма-Атинском техникуме открылось отделение дорожно-мостового строительства (ДМС), и я перевелся туда, был зачислен сразу на 3-й курс. Мы получили в техникуме великолепную профессиональную подготовку, достаточно сказать, что среди предметов, которые мы изучали, были высшая математика, сопромат, теоретическая механика и так далее.

Было и преподавание военного дела, из нас к концу учебы сделали готовых саперов, мы знали, как наводить мосты, а студенты нашего факультета ДМС прекрасно знали взрывное дело. Кроме того, я имел значок «Ворошиловского стрелка», хорошо знал ручной пулемет Дегтярева и к войне был полностью готов физически и морально. Осенью 1940 года меня должны были забрать на службу в армию, но студентам 4-го курса дали отсрочку от призыва вплоть до защиты диплома. Весной 1941 года мы уехали на преддипломную практику в Актюбинск, и там 17 июня 1941 года я должен был призваться в РККА. В военкомате, узнав, что мне осталось только сдать дипломный проект дома и получить диплом техника-строителя, сказали, чтобы я явился с вещами на отправку на службу 3 июля. А через пять дней началась война. Я получил диплом, явился в военкомат, где была сформирована группа из 25 человек для отправки на учебу во Фрунзенское пехотное училище (ФПУ), меня назначили старшим этой группы, вручили проездные документы на всех, и 10 июля мы сели в поезд. Приехали в училище и обомлели — подавляющее большинство курсантского набора состояло из наших алма-атинских ребят, выпускников школ и вузов, студентов последних курсов институтов и техникумов. Я встретил здесь многих своих товарищей и знакомых. Что интересно, фрунзенских ребят, отобранных на учебу в военное училище, поголовно отправляли в Алма-Атинское стрелково-пулеметное училище (АСПУ), вот такая получилась «рокировка». Я был зачислен в 3-й курсантский батальон, в 3-ю стрелковую роту.

Все училище, а это почти 2500 курсантов, вывели в горы, в полевые лагеря, где мы день и ночь готовились к будущим боям. Почти еженощно нас поднимали по тревоге, и мы совершали марш-броски по горам. Своей амуниции на тебе килограммов двадцать с лишним, да еще на плече тащишь ящик с патронами, который весил 32 килограмма.

Но ничего, приходилось держаться, зубы стиснешь, и вперед… Через две недели наши гимнастерки стали расползаться от соли, которой были пропитаны.

У нас был прекрасный командир курсантского взвода, лейтенант Маркин, который относился к нам, к своим подчиненным, с большим уважением и не позволял себе никакого командирского хамства и спеси. Запомнился еще начальник ФПУ полковник Ласкин, интеллигентный и порядочный человек. Наш курсантский набор был по-своему особенным, молодые, здоровые и грамотные ребята в возрасте 19–24 лет, многие с высшим или со средним специальным образованием.

В училище висел транспарант со словами полководца: «Не научившись повиноваться, не смей повелевать», и эту фразу я часто вспоминал в дальнейшем.

В октябре 1941 года все училище было выстроено на плацу учебного лагеря, и нам объявили, что по приказу командования из нашего ФПУ будет сформирована стрелковая бригада. Мы отправляемся на фронт, на защиту столицы. На фронт были отправлены только курсанты, а постоянный преподавательский и прочий состав остался в Киргизии.

Так была сформирована 40-я особая стрелковая курсантская бригада. Позже я узнал, что в октябре — ноябре 41-го года в Средней Азии было сформировано несколько таких отдельных курсантских бригад и все они были брошены в бой под Москву.

— С каким настроением отправлялись на фронт?

— Мы осознавали, какой груз ответственности лежит на наших плечах и что в эти дни над нашей Родиной нависла смертельная угроза. Каждый из нас понимал, что лично должен сделать все возможное, чтобы не дать немцам захватить Москву. Но никто из курсантов не выкрикивал лозунги или призывы и не говорил пафосные речи.

Тогда было не до митингов. Внешне мы были спокойны. Я не могу назвать наше моральное состояние подавленным, скорее наоборот. Слишком многое было в тот момент поставлено на карту, решалась судьба страны. Правильно говорят — Родина или смерть.

Достаточно добавить одну деталь. Из Киргизии до Москвы мы ехали в эшелонах по «зеленой улице» всего три с половиной дня (была только одна большая остановка, за Кзыл-Ордой, на станции Челкар, наш эшелон стоял три часа, проводили выводку коней), и за это время в бригаде не было ни одного отставшего или дезертира.

— Какой участок передовой заняли курсантские батальоны?

— Мы высадились из вагонов на станции Павшино и пешим маршем дошли до Нахабино. Там в округе есть такое место — Дедовская Фабрика, и в пятистах метрах от него находилась передовая. Нас уже ждали отрытые траншеи в полный рост, готовые землянки, только, что самое страшное, людей в них не было! Никого! Ни единого солдата… Мы ничего не могли понять.

Если бы у немцев были свободные боевые части, то они через этот «коридор» еще до нашего прибытия прошли бы на столицу, как нож в масло. Справа от нас находилась деревня Оленино, всего домов двадцать, но местные жители уже покинули эту деревушку. Мы прибыли из Средней Азии на фронт в ботинках с обмотками, в пилотках и буденовках, в кургузых шинелях с курсантскими петлицами, а кругом уже лежал глубокий снег, и как раз ударили морозы под сорок градусов.